Будь его воля, одним только взглядом бы шею свернул мне.

Но вместо этого он стаскивает меня со стула на пол. На колени, удерживая мою голову за волосы на уровне ширинки.

— Или подписывай чертовы бумаги, или я буду ебать твой грязный рот, пока ты не сделаешь это!

От одной только мысли, что он воплотит свою угрозу в действие по спине пробегает холодок и я нервно сглатываю, но, несмотря на страх, все равно заставляю себя отрицательно покачать головой. Я знаю, что пожалею, но что-то мне подсказывает, что нужно бороться до последнего. В этом наследстве — мое проклятье. Моя погибель. И мое спасение.

Айюб издает мерзкий смешок, вырывая меня из ступора, а уже через мгновение перед моим лицом качается широкий член, по которому он медленно водит своей рукой. Поглаживает. Делая на моих глазах его еще больше и тверже.

Мне прилетает легкий шлепок по щеке и я наконец отвожу взгляд в сторону, зачем я вообще смотрела как он себе дрочит?

— Зубы спрячь, — жесткий приказ требующий полного подчинения, а, не получив моей реакции, Айюб грубо надавливает пальцами мне на подбородок, раскрывая рот шире… — Теперь каждый прожитый день станет для тебя адом.

И он не соврал.

Ублюдок создал для меня ад на земле. Айюб запер меня в каком-то подвале, не теряя надежды поиметь с меня выгоду. И чем больше я сопротивлялась, тем суровее он создавал мне условия. Изредка кормя меня водой, хлебом и своим членом…

Тошнота и ненависть уже неделю стоят в моем горле, а может и две, и три, пока я гнию в этом гребаном подвале. Время теряет свой ход. Вот только душу по-прежнему раздирает агония предательства. Лютая. Дикая. Потому что перед глазами до сих пор стоят кадры, на которых Марат со своей невестой обнимается в аэропорту, на которых она целует его.

Как он мог так поступить со мной? Зачем подставил под удар? Ублюдок! Какой же он все-таки ублюдок!

Все они ублюдки, надо было видеть лицо Айюба, когда он приходил ко мне и каждый раз тыкал меня носом прямо в доказательства предательства Хаджиева.

Я ведь и удивляться не должна. Это же Хаджиев.

Но я ненавидела его, ее, их всех! Это стало моей головной болью. Кажется я была готова проклясть весь чертов мир. А стоило мне подумать о Тимке, вообще готова была сдохнуть.

Я с таким трудом обрела его и вновь так нелепо потеряла. Моя возможность попробовать жить заново закончилась так же быстро, как и началась.

Но почему? Я ведь так хотела этого, несмотря на все дерьмо вокруг себя, дерьмо длинною в целую жизнь. Сколько бы раз не тонула, вопреки всему я держалась на плаву, но судьба вновь и вновь доказывала мне, что я не заслуживаю этого. Не заслуживаю «долго и счастливо».

Стоп! Хватит! Нет больше Хаджиева! Я не хочу о нем думать, даже о «хороших» днях с эти человеком, по крайней мере, пытаюсь не думать, но все же позволяю своей воспаленной фантазии вновь и вновь разбирать себя на мельчайшие детальки из прошлого. Уничтожать. Безжалостно и мучительно медленно. И так по кругу. День за днем.

Я схожу с ума.

И все-таки не понимаю зачем… Зачем он позволил поверить в его человечность и потом снова бросил меня лицом в грязь. С жестокостью растоптал зарождающееся во мне то самое теплое чувство. Посмеялся над моим глупым желанием. Желанием — хотеть его вопреки всему.

Почему? Почему он такой, черт его подери?!

Эгоистичный подонок. Он совершенно не подумал о том, каково в это время будет мне. Время, когда он будет трахаться в золотых песках, а я гнить в чертовом подвале. Гнить и сосать член его врага.

Из мыслей меня вырывает глухой звук открывающегося замка, а потом я слышу тяжелые приближающиеся шаги и мне становится страшно.

Ведь каждый вошедший сюда не желанный для меня гость.

Но кого это волнует?

Шаги стихают, когда мой «посетитель» садится в кожаное кресло. Не вижу его, но слышу неприятный скрип. И мне не нужно поворачиваться, чтобы понять кто это. Потому что я улавливаю в воздухе необычный тяжелый мужской парфюм. Айюб. И окончательно убеждаюсь в этом, когда кожа на лопатках начинает неприятно покалывать. Физически ощущаю на себе его липкий взгляд. Он смотрит на меня. Как всегда прожигает до костей.

Внезапно раздается щелчок зажигалки, и через мгновение до меня доносится запах сигарет.

— Мне долго ждать? — его низкий рокот разбивает тишину.

Делаю глубокий вздох и с трудом заставляю себя присесть на кровати. Но не встаю, потому что просто напросто не могу. У меня нет сил на это.

Выругавшись, Айюб тушит не докуренную сигарету об стол и еще с минуту изучает меня пристальным взглядом, прежде чем подняться и за два шага приблизиться ко мне.

Невольно у меня перехватывает дыхание, потому что я уже ожидаю как звякнет пряжка ремня и зашуршат его штаны, но вместо этого мужские мозолистые пальцы обхватывают за подбородок и, приподняв мою голову, Айюб начинает медленно поворачивать ее из стороны в сторону. Будто этот ублюдок видит меня впервые. Не знаю, сколько он отсутствовал, но сейчас, когда я смотрю в его черные глаза, кажется, что только вчера он толкал свой член мне прямо в глотку.

— Когда у тебя были месячные?

Сглатываю, пытаясь смочить пересохшее горло, потому что его вопрос застает меня врасплох.

Какое ему вообще дело? Больной отморозок. Но вместо того, чтобы плюнуть в его самодовольное лицо, изо рта вылетает совсем другое.

— Сколько времени я здесь нахожусь? — мой голос звучит глухо, будто вся жизнь из меня выветрилась.

Как дым в форточку.

— Больше месяца, — коротко сообщает он, продолжая буравить меня своими пылающими опалами.

Беззвучно усмехаюсь, но все же задумываюсь.

Действительно, когда они были? Господи боже… Скорее всего у меня задержка из-за голодовки и гребаного стресса.

— Ты плохо выглядишь, — его грубое замечание возвращает меня в холодную реальность. — Сегодня тебя осмотрит врач, — щурясь, строго сообщает Айюб.

Он издевается? Думает, я поверю, что его волнует мое состояние?

Пусть катится к черту.

Высокомерный подонок.

С каждой секундой во мне все-таки начинает просыпаться раздражение. Прячу горькую усмешку.

Хоть что-то я еще чувствую.

— Сделай то, зачем пришел и оставь меня в покое, — сипло произношу я.

Сжав подбородок сильнее, он заставляет меня встретиться с его хищными глазами, в которых читается лишь одно: я его собственность. И почему-то этот взгляд мне напоминает о нем… А это причиняет мне больше боли, чем грубые мужские пальцы, удерживающие меня на месте.

— Я не прикоснусь к тебе, пока твое здоровье не придет в норму. Ты живой мне нужна, — Айюб создает небольшую паузу, но затем продолжает. — Ты сама все усложняешь, Таня, — он ощутимо проводит по моим губам большим пальцем. — Поиграла в сильную и независимую и хватит. Все равно сделаешь по-моему, выбора у тебя нет, малышка. Так что планы изменились и сегодня мои люди перевезут тебя ко мне в дом.

Пусть делает, что хочет. Бороться? А за что? Может, так я быстрее наскучу этому зверю.

— Зачем? — делаю вид, что мне интересно.

— Затем, что ты теперь моя жена.

Становится немного интересней. Отчего губы растягивает однобокая улыбка. Хаджиев передал эстафету? Мда. Обидно? Противно? Нет. Мне уже все равно. Внутри обжигающая пустота.

— Насосала на повышение? — горько усмехаюсь сама над собой, но, видимо, произношу это вслух.

— Марат мертв.

Сердце, которое казалось мне атрофировалось после всего, что я пережила, предательски екает. Оно живое и в доказательство прямо сейчас делает кульбит, подпрыгивая к самому горлу.

— Вот как… — едва шевелю вмиг потяжелевшим языком, а в следующее мгновение желудок выворачивает наизнанку и меня тошнит прямо под ноги. Откашливаюсь, выпрямляясь и прижимая тыльную сторону ладони к подрагивающим губам. Но разговор продолжать больше нет ни сил, ни желания.