— С чего ты решила, что твое желание имеет значимость?
— Не имеет, — шепчет она мягким голосом, — поэтому и пришла просить тебя о помощи. Не отказывайся, не ставь на мне клеймо позора… Я обещаю буду тихой и послушной. Ты хороший человек, не обидишь, я знаю.
Господи, что за чушь она несет? Не обижу? Хороший? Я только за эти слова готов разорвать ее на куски. Но из последних сил сдерживаюсь.
— Джансу, я не могу себе это позволить, я люблю другую девушку.
— Я не претендую на твою любовь, — резко выпаливает она, крепко впиваясь в лацканы пиджака дрожащими пальцами, будто услышала надежду в сказанном мной.
А потом и вовсе опускается возле меня на колени, обхватывая мои руки в свои маленькие ладони.
— Ты ведь знаешь, что, придя сюда, я сделала себе еще хуже. Но я готова рискнуть, я знаю, что делаю, пожалуйста… Ты мой последний шанс… Марат, я прошу твоей защиты…
Внезапно я ощущаю, как она вкладывает в мои пальцы что-то холодное. Металл обжигает каждый рецептор и тело приходит в напряжение.
— Если откажешь, тогда лучше убей сразу. Я уже опозорила отца, встав перед тобой на колени.
От ее поступка и слов мое тело бросает в крупную дрожь и я рывком поднимаюсь с места.
Джансу тут же с испуганным лицом отшатывается в сторону.
— Уходи, — едва сдерживаю себя, чтобы не заорать во все горло.
Бледные губы девушки начинают дрожать. Она напугана, на грани отчаяния, иначе бы не стояла сейчас на коленях, не молила бы о помощи. Джансу не имела права появляется в доме мужчины таким способом. Я и сам понимаю, что ее ожидает, когда она вернется в отцовский дом. Эта девушка будет страдать, если я прогоню ее. Но все гораздо сложнее. Я изначально виновен в том, что происходит. Джансу должна была выйти замуж за моего брата, но его больше нет. А долг чести теперь до конца дней будет висеть на мне.
Черт, запускаю пятерню в волосы. Дыхание дается мне с трудом. Прояви милосердие, гребаный ты ублюдок. Ей всего девятнадцать, а она готова рискнуть всем, лишь бы жить.
Грудь пробирает низкое рычание. Я должен ей помочь. Иначе меня сожгут в аду раньше времени.
Вернув себе самообладание, я опускаюсь перед ней на корточки, мягко приподнимая заплаканное лицо девушки за подбородок.
— В какой стране ты бы хотела побывать, Джансу?
Девушка хлопает широко распахнутыми глазами, явно находясь в замешательстве от перемены в моем настроении.
— Спрячь свои слезы, девочка, я не отдам тебя твоему отцу. Но ты должна пообещать, что будешь делать все, что я тебе скажу, поняла?
Джансу закусывает губы до белых отметин и начинает судорожно кивать, роняя по щекам градины слез.
— Ну вот и умница.
Настоящее время. В доме у Марата
Сидя в кресле с сигаретой в руках, я задумчиво смотрю на спящую птичку сквозь плотную дымовую завесу и пытаюсь избавиться от гребаных иллюзий. Потому что стоит ей проснуться, как очередная лавина истерик неизбежна. С трудом сдерживаю порыв прикоснуться к ней. Провести пальцами по нежной молочной коже. Ощущение уязвимости неприятно сжимает внутренности. До глубокой боли. Я даже не заметил как потянулся к ней, но за долю секунды пришел в себя и отпрянул на место, тут же сжимая руку в кулак. Я не должен поддаваться искушению, когда еще не оправился от предыдущего. Нахуй все это.
Рывком поднимаюсь с кресла и стремительно покидаю комнату. Я больше не прикоснусь к Тате, пока не смогу вновь себя контролировать рядом с ней. Каждая ее потеря наносила урон по моей психике, но в этот раз все было в разы хуже. Потому что в глубине души я уже считал ее мертвой. Сколько бы не старался не думать об этом. Не мог. Я месяц сходил с ума, а в итоге сорвался, спустив своих цепных псов на голубоглазую ведьму.
Почему, когда я борюсь со своими демонами из прошлого и мне почти удается одержать над ними победу, происходит непоправимое, и я вновь начинаю свой путь к искуплению сначала. Если бы не Салим, который все это время следил за мной, итог мог бы быть еще хуже. Среди моих людей явно затерялись крысы и теперь он единственный, кому я доверяю.
Достаю телефон, набираю номер друга и вскоре монотонные гудки сменяет уставший голос.
— Подготовь на завтра встречу с мальчиком. Заберешь Тату лично и отвезешь сам, ни на шаг от нее не отходишь.
Слышу его тяжелый вздох, но знаю, что спорить со мной он не будет.
— Ты не поедешь?
— Нет. Мне нужно на пару дней уехать.
Глава 27. Голубая бабочка
Обессилевшая от последних событий, лежу в полном одиночестве. За окном лениво просыпается новый день, а я размышляю о замкнутом круге собственной жизни. Но постепенно приходит осознание того, что мне не вырваться из него, и оно рушит любую надежду на светлое будущее. Мне даже все равно, где я сейчас нахожусь. А мысль о том, что я начинаю привыкать ко всему этому дерьму, пугает. Ведь по какой-то причине я не чувствую ровным счетом ничего. Пустота. Вакуум. Настолько, что некоторое время я даже не подаю признаков жизни, молча прислушиваясь к своему телу.
Заставляю себе сделать глубокий вдох и проподнимаюсь на локтях, однако стоит мне узнать обстановку комнаты, как в душе все ощутимо сжимается. Накрывает волной бушующих эмоций и я боюсь в них захлебнуться. Это мое проклятье… Он привез меня к себе домой? Уложил в свою кровать? Что за чертовщина… Провожу рукой по свободному краю постели, вот только тепла мужского тела на простынях не обнаруживаю. Да и с чего бы это? Идиотка. Кусаю изнутри за щеку, нарочно ругая себя за столь нелепые мысли.
Запускаю пальцы в волосы, мягко массируя кожу головы, но тут же морщусь от противного покалывания в висках. Только похмелья мне и не хватало.
Рывком поднимаюсь с кровати, на ходу избавляясь от остатков одежды, а вместе с лохмотьями выбрасываю из головы и ненужные воспоминания. Следую прямо в душевую, находящуюся за стеклянной перегородкой в этой же комнате.
Встречаю первые теплые капли, подставив под них лицо, и растворяюсь в ощущениях, прекрасно понимая, что душ здесь совершенно не причем. Вода лишь помогает оживить призрачные метки по всему телу, что подобно опасным капканам вновь затягивают в глубины темных желаний. Но я из последних сил сопротивляюсь нахлынувшему искушения, начиная усердно царапать кожу ногтями.
Я запуталась… Воспоминания, которые я пыталась задушить в себе, захватывают меня с новой силой.
Вдобавок еще и головная боль одаливает, а былого желания бежать — больше нет. Бессмыслица какая-то. Может быть причина в другом. Этот дом… Тут все началось.
Как многое он для меня здесь сделал… Проклятье. Я слишком долго держала взаперти свое прошлое и сейчас оно оборачивается против меня же самой. А какая-то часть моей души даже задается вопросом: сдалась ли я или нет?
И у меня нет ответа.
Не знаю сколько я стою перед зеркалом, но кожа уже покрылась мурашками, а влажные следы после принятого душа практически высохли сами по себе. Вот только мои глаза как завороженные продолжают исследовать каждую отметину, которую оставили на мне руки и рот Хаджиева. Даже кончики пальцев покалывает, так хочется провести ими по контору проявившихся синяком, но я этого не делаю лишь потому, что не смогу испытать должного отвращения.
А в глубине души тихо разгорается слабая искорка давно забытых эмоций. И теперь любое мое действие похоже на нелепый самообман.
Заблудившись в катакомбах собственных мыслей, я невольно провожу по губам пальцами, все еще чувствуя грубость его жестких губ. И их терпкий вкус.
— Это ничего не значит… — шепчу я, прикрывая глаза. — Ничего.
В голове снова и снова прокручиваются кадры прошедшей ночи. Что между нами? Кто я для него? Почему я здесь? Черт… Я совершенно не должна об этом думать, а тем более ожидать перемен к лучшему отношению в свою сторону. Проще будет принять все за яркий и короткий сон.