Пользуясь моим замешательством, Марат берет открытую бутылку вина и наполняет бокал, прежде чем вручить его мне.

— Спасибо, — делаю большой глоток в надежде избавиться от нервозности, и к моему сожалению, это не ускользает от внимания Хаджиева.

Он видит меня насквозь. Чувствует, как на меня действует. Он чертов зверь, от которого не скрыться.

Не отводя от меня глаз, Марат открывает бутылку с водой и, жадно отпив несколько глотков, возвращает ее на место.

— Все в порядке? — от его хриплого голоса мне становится не по себе и я опускаю взгляд, мысленно проклиная этого мужчину.

Нет, не в порядке! Ты плохо влияешь на мою нервную систему!

Но говорю я совершенно другое.

— Ты переоцениваешь мой аппетит, Марат, — я растягиваю губы в слабой улыбке и провожу ладонями по дрожащим коленям, намеренно избегая его пристального взгляда. — Зачем так много еды?

— Я не знал, что ты захочешь, — спокойно сообщает он, сохраняя свою привычную маску равнодушия, что очень отличается от моего состояния, граничащего с истерикой…

— Можно было просто дождаться меня, — вполголоса бормочу я, перебирая пальцами подол платья.

В голове беспокойно кружит вьюга мыслей. С одной стороны его поведение должно меня радовать: он такой обходительный и весьма… вежливый. Но даже, казалось бы, в таком романтическом жесте, как закрыть от посетителей целый ресторан ради одного вечера с девушкой, чувствуется подавление. Подавление, которое я отчаянно пытаюсь не замечать. Кошмар. Это уже попахивает стокгольмским синдромом.

И мне хочется ненавидеть себя за те чувства, что сейчас возникают внутри меня. Но больше всего, за реакцию собственного тела, которое никак не может избавиться от напряжения. Особенно между ног. Особенно зная то, что он тоже себя сдерживает.

Вижу это по его блестящим глазам, в которых разгорается голод.

Вот только от предположения, что Марат так услужливо обходится со мной ради того, чтобы затащить в постель, вся волшебная иллюзия романтики окончательно развеивается. Он сказал, что не притронется ко мне. И ему стоит отдать должное, ведь за все это время Хаджиев действительно ни разу не притронулся. Не надавил. Не взял силой. Хотя, кто ему запретил бы? Но, видимо, этот мужчина намерен пойти в обход.

Он намерен сделать все моими руками.

Встряхнув головой, я заставляю себя прекратить думать. Мне нужно знать только одно. Передо мной сейчас настоящий хищник. И у него есть цель. И эта цель я.

Чуть подавшись вперед на локтях, я первая прерываю наше молчание.

— Зачем все это?

Марат смеривает меня строгим взглядом, но ничего не отвечает.

— Зачем? — настаиваю на своем и прищуриваюсь в ожидании ответа.

— Тебе нужен повод? — от его глубокого голоса по телу проходит волна чувственных мурашек. Черта с два!

— В твоем случае, да, — выпаливаю я слишком резко, но, взяв нервы под контроль, я мягко добавляю. — Мне бы хотелось понять тебя, Марат. Узнать, что творится в твоей голове.

Клацнув зубами, Хаджиев сглатывает так, что его кадык дергается.

— Узнаешь, и будет конец всему. А теперь поешь.

Несколько минут я молчу, пытаюсь собраться с мыслями и кусаю губу, зная, что возможно сейчас сама дразню зверя. Но не могу остановиться, слишком нервничаю.

— Я и куска не проглочу, пока мы не поговорим, — изо всех сил стараюсь скрыть тревогу в голосе. — Я слишком долго терпела. Хватит. Ты хоть раз думал о том, через что я прошла? — сглатываю. — Ты обращался со мной как с вещью, а твоя мать… — с храбростью хватаю бокал вина и залпом осушаю его, даря себе минуту тишины, прежде чем продолжить нападать. — Твоя мать выбросила меня на трассу, Марат. А после я узнала, что ты женишься. Более того, я лично видела твое бережное отношение к той девушке. С которой ты, — я тычу в него указательным пальцем, — просто уезжаешь, оставляя меня одну в своем доме. Ах, да, встреча с братом, за что я безмерно тебе благодарна, но это было для меня тоже больно. И неожиданно. Мне даже не с кем было поделиться своими переживаниями. А завершает мой список — твое возвращение и куни на кухонном столе. Я просто не могу понять зачем ты все это делаешь? То убиваешь, то пытаешься воскресить. Ты даже снизошел до цветов и записок…

— Тебе не понравились цветы? — резко встревает он в мой яростный монолог.

— Из всего сказанного ты услышал только это? — усмехаюсь. — Ты хоть сам их выбирал?

— Нет, — холодно. — Их купил один из моих людей.

Ну конечно. Глупо было представлять Хаджиева стоящего у цветочных витрин.

— Спасибо за честность, — опускаю взгляд на сложенные в замок руки.

— Тата, посмотри на меня, — требует он, и я вновь выполняю. Бесит. — Я больше не причиню тебе вреда.

— О, — поджав губы, качаю головой. — Ладно. Тогда все в порядке, — с сарказмом бросаю я, хлопая ладонями по столешнице. — Только не думай, что у меня закончились вопросы.

— Вообще-то я готовил этот ужин по другому поводу, но если ты хочешь все обсудить сегодня, я не в праве тебе запрещать. — Марат откидывается на спинку кресла. — Но просто замечу, ты кончила под моим языком, Тата, поэтому куни лишнее в твоем списке претензий.

Щеки вмиг заливает красным пламенем. Но я решаю проигнорировать его пошлость.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Скажи, за что ты меня так ненавидишь? Почему стал таким злым? Я понимаю, что в прошлом возможно мой поступок разозлил тебя…

— Ты причинила мне боль, — отвечает грубо и честно, что приводит меня в замешательство.

На мгновение я даже теряюсь и отвожу взгляд в сторону.

— Но я причинил тебе больше, — его голос теплеет и я осмеливаюсь посмотреть ему в глаза.

— Ты ведь понимаешь, что я поступила так из-за брата. Я не имела права… Но я думала, ты простил меня, когда я вернула тебе деньги.

— Думаешь, причина в деньгах? — горькая усмешка слетает с губ Марата. — Не так я планировал этот вечер, — качает головой.

— А как ты его планировал? Что после всего дерьма, один ужин все исправит? Не исправит, Марат. Я виновата. Я взяла твои деньги. Но на этом все. И я вернула тебе их. А то, что натворил ты…

Марат перегибается через стол и, взяв меня за запястье, притягивает чуть ближе. Аккуратно. Начиная выводить большим пальцем незамысловатые узоры на коже. Будоража внутри меня каждый потайной уголок.

— Ты права, — вкрадчиво начинает он, после напряженной паузы, — я зол на тебя, хоть некоторые причины и не являются обоснованными. Но как бы я не хотел поступить правильно, не могу. Я не умею, Тата. Не умею быть правильным.

Проклятье… Я смотрю на Хаджиева широко распахнутыми глазами, замечая, как выражение его лица смягчается. А в моей груди расцветает какое-то новое чувство. Пугающее. Отчего сердце болезненно выламывает мои ребра.

— Ты обещал не притрагиваться, — сглатываю, но все же позволяю его пальцам выжигать следы на своей коже.

— Знаю. Но мы ведь оба этого хотим, — шепчет Марат таким тоном, что внизу все болезненно скручивает. — Попроси меня, Тата. Тебе нужно только попросить.

Закусываю нижнюю губу, будто решаю задуматься над его словами, но вовремя себя одергиваю.

— Ты можешь получить любую другую женщину, — пытаюсь сорвать с себя возбуждение, но делаю только хуже.

— Блядь, я тебя хочу, — едва не рычит он и крепче сжимает меня за руку, отчего я резко выпускаю из легких воздух.

Его спокойствие тоже на грани. Как и весь он. Напряженный. Дикий. Голодный. Боже, боюсь представить, чтобы он сделал, если бы я прямо сейчас раздвинула ноги перед ним. На этом столе… Так. Хватит.

Я высвобождаю руку из его хватки и облизываю пересохшие губы. Мне нужно остыть. Нам обоим нужно остыть.

Остаток вечера проходит более спокойно. Мы ужинаем в тишине, которую нарушают негромкие звуки приборов. А когда я заканчиваю трапезу, откидываюсь на спинку кресла, невольно наблюдая, как Хаджиев допивает кофе. И я настолько увлекаюсь процессом, что возбуждение вновь демонстрирует свое превосходство надо мной. Неотрывно слежу за каждым движением его сильных рук, жестких губ и горящих глаз, которые буквально сдирают с меня платье. И я с трудом удерживаюсь, чтобы не вцепиться в копну густых волос и не направить его голову себе между ног. О, боже, за меня уже говорит вино.