Я замираю, как лань перед охотником, пока Хаджиев нетерпеливо засучивает рукава рубашки, обнажая свои сильные жилистые руки. Смотрит на меня так дико и опасно, что где-то глубоко внутри зарождается сладкий трепет.

Его мрачное лицо не выдает никаких эмоций. Сейчас его можно сравнить с ягуаром, который элегантно подкрадывается к своей жертве. Вот только этот кот шлялся хер знает где. И с этими мыслями мной овладевает привычная ярость. Нет, я не собираюсь давать ему «десерт» по-первому требованию.

По крайней мере, я постараюсь противостоять ему.

А еще так же элегантно он может свернуть мне шею. Поэтому я решаю действовать аккуратно.

— Марат, — тихо произношу я, — нам нужно поговорить.

— Говори, — крупные ладони обхватывают мои бедра, сминают и притягивают меня ближе к краю стола. Проклятье. Его прикосновения такие горячие и обжигающие, что мне сложно концентрироваться на своей цели. — Я внимательно слушаю, — протягивает он глубоким голосом и, приблизившись к моей груди, обводит носом уже напрягшийся сосок. Твою мать. Вскидываю голову и начинаю отчаянно хватать ртом воздух.

Вот и как противостоять этому несносному мужчине?

— Я… — сглатываю и перевожу на него растерянный взгляд, — я так не могу.

— Как? — Хаджиев изгибает бровь и отстраняется, но руки не убирает. Будто нарочно забирается под майку и проводит большим пальцем по дрожащему животу, не выпуская меня из под фокуса своих потемневших глаз.

Соберись, детка.

Набираю полные легкие спасительного кислорода.

— Я не могу говорить, когда ты трогаешь меня, — едва не рычу на него, чувствуя как рассудком завладевает гребаная похоть.

— Значит, поговорим потом. — Одним движением Марат подхватывает меня со стола и аккуратно ставит на ноги. — Потому что сейчас я собираюсь вылизать тебя, девочка, — хрипло заявляет он, прежде чем опуститься передо мной на колени.

Ох, мамочки…

Хаджиев. Передо мной. На коленях.

Мир сошел с ума. И я вместе с ним.

Немного шокированная, я опускаю на него взгляд, ощущая, как между ног нарастает болезненное напряжение. Настолько, что мне хочется сжать бедра. Особенно, когда его грубые пальцы скользят под майку, задирая ее.

Смотрит на меня так, словно хочет сожрать. А в подтверждение моих опасений Хаджиев облизывается.

Чертов, подонок.

Даже находясь на коленях, он контролирует меня.

Господи, кажется, я задыхаюсь.

— Расслабься, Тата, — он медленно проводит костяшками пальцев по животу, который я тут же втягиваю в себя. Усмехнувшись, Марат качает головой и, переместив руки на ягодицы, фиксирует меня на месте. — Не упрямься, — произносит он голосом, наполненным пугающим желанием, а потом проводит языком вокруг пупка, оставляя на коже горячий след. — Ты чертовски сладкая на вкус.

Ей он так же говорит. Не обольщайся, глупая.

Воспоминание о том, что он без пяти минут женат на другой, а может даже уже женат, отрезвляет как удар хлыста.

— Нет! — обозленная, упираюсь ладонями в его крепкие плечи, пытаясь отстранить. — Этого не будет!

— Тата, — хватает за талию и сминает до сладкой боли. — Не провоцируй меня.

— Я не хочу так… — закусываю нижнюю губу и трясу головой, балансируя на грани истерики. — Что между нами? Что ты чувствуешь ко мне? — мой крик растворяется в тишине, а потом я добавляю дрожащим шепотом. — Я не вещь, Хаджиев.

Он раздраженно проводит языком по зубам.

— В данный момент я стою перед тобой на коленях, — почти рычит. — Ты действительно чувствуешь себя вещью? — его темные от желания глаза внимательно изучают мое лицо. Цокает. — Ты знаешь, что не услышишь того, что хочешь. Не требуй от меня этого, — мужские пальцы подцепляют резинку штанов, решительно стягивая их вниз. — Я не для отношений.

— Ты долбаный эгоист, Хаджиев. — Ударяю его в плечи, но все тщетно. — Ты хоть раз…

Глухой стон покидает грудную клетку, когда его рот обхватывает мой клитор сквозь кружевные трусики.

— Да, я долбаный эгоист, — обдает мою плоть горячим дыханием и вновь накрывает языком, медленно скользя вокруг напряженного бугорка, а потом он отсраняется, сменяя губы на пальцы. — Но я, блядь, не знаю, почему так и не смог отпустить тебя, — большим пальцем он продолжает пытку, надавлявая на вход. А преграда в виде трусиков только усиливает ощущения.

Проклятье. Во рту все пересохло и я беспомощно хватаю им воздух.

Нет. Сейчас я не чувствую себя вещью и от этого злюсь еще больше. Вот только пока вытащить из себя нарастающий клубок раздражения не хватает сил. Потому что возбуждение оказывается коварнее, а любопытство лишь усиливает действие первого. Я хочу узнать этого нового Хаджиева. Мои чувства к нему напоминают русскую рулетку. И он нажимает на спусковой крючок, отодвинув трусики в сторону и проникнув в меня пальцем.

Черт бы его побрал…

Дыхание перехватывает и я выгибаюсь, открывая рот, но не могу произнести и слова. Мое тело напряжено до предела. Оно уже умоляет о наслаждении, и Хаджиев это знает.

Сейчас он показывает то, как умело управляет мной, не применяя своей силы в полной мере.

Самоуверенный сукин сын.

Внизу все горит, и это безумное чувство лишает возможности думать. Соображать вообще в данный момент абсолютно невыполнимая задача. Тем более, когда мужские пальцы скользят вдоль складок, где уже до неприличия мокро.

— Сколько их? — незнаю зачем, но я должна это спросить. — Скольких ты трахаешь помимо своей чистенькой невесты?

Хаджиев замирает, с подозрением подняв на меня глаза.

— О, только не говори, что у тебя не было других баб!

— Конечно были. И не одна.

— Какой же ты мерзавец! — впиваюсь в его кисти рук ногтями. — Пусти!

Марат резко поднимается во весь рост и грубо обхватывает мое лицо, опаляя губы горячим дыханием.

— Конечно у меня было много женщин, Тата, и с каждой у меня был отличный секс, — зло скалится он. — Но ни к одной из них я не хотел вернуться, понимаешь? — он встряхивает меня, как глупую девчонку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Внутри все сжимается, и я ощущаю, как предательски вспыхивают мои щеки, но отвернуться мне не позволяет его крепкая хватка.

— Мне все равно! — изо всех стараюсь сделать свой голос ровным, глядя на его суровое лицо.

Я не должна верить, это всего лишь слова, он играет со мной.

— Ты моя, Тата, — его голос теплеет, а большие пальцы начинают поглаживать скулы, но я не позволю ему запудрить мне мозги.

— Пошел ты нахрен, не смей прикасаться, — я замахиваюсь, чтобы ударить, но он резким движением перехватывает мне руки и тут же заводит их мне за спину. Ублюдок!

— Успокойся, — дергает на себя, не зло, а так, что я чувствую его потребность во мне. — Ни одна из них не удовлетворяла меня так, как это делаешь ты.

Я стискиваю челюсть и хмурю брови, старательно игнорируя как по бедрам пробегают мурашки.

— И дело не только в сексе.

Боже, заткнись ты уже!

— И ты наверное думаешь, что я после этих слов запрыгну на твой член?

Он издает короткий смешок. Господи, кто этот мужчина?

— Мне становится скучно, птичка. Может, уже хватит? Ты ведь знаешь, что кончишь сегодня на моем члене.

— Вот это самомнение! — рычу прямо ему в губы и замечаю, как их уголок дергается в подобии улыбки.

— Хочу попробовать тебя на вкус, — хрипит, низким от возбуждения голосом, а у самого в глазах бесы пляшут.

— Ч-что… Ты оглох? Катись к черту!

Хаджиев выпускает мои руки из захвата и, не позволяя мне оправиться, одним движением избавляется от трусиков.

Изо рта вырывается звонкий вскрик, когда кожа, где секунду назад врезались ленты, вспыхивает огнем. Замечаю, как на мгновение он замирает жадным взглядом на самом сокровенном месте, сжимая ладонью свой выпирающий стояк.

— Ты думала обо мне? — подхватывает под попку и усаживает меня на стол, тут же рассталкивая мои ноги своими бедрами, а после уверенно касается пальцами чувственных складок.