— Я тоже голоден, — вторую лямку настигает та же учесть и шелк окончательно соскальзывает к моим ногам. Сигарета из моих рук летит в сторону. Вместе с выдержкой этого животного.

Ох, божечки.

Айсберги чудовища вспыхивают, позволяя синему огню заполнить его взор до краев. Даже смотреть в них опасно, пьянеешь словно по венам растекается Блю Кюрасао со льдом.

Внутри все трепещет и одновременно умирает от понимания того, как на меня действует этот мужчина.

Я ведь помню, какого таять в его руках… сходить с ума. Строптивые пальцы, горячие ладони и дерзость, с которой он доводил мое тело до исступления.

И сейчас я даже испытываю укол разочарования от того, что он ведет нечестную игру. Мучает. Изводит, не касаясь моего тела.

Глазами пожирает взволнованно вздымающуюся грудь, с жадностью проглатывает, будоража во мне каждую клеточку, а соски от такого пристального внимания гудят, твердеют и вытягиваются будто сами в рот к нему запрыгнуть готовы.

И мое тело совершенно не смущает, что мозг уже бьется в конвульсиях, призывая его к разуму.

Разуму, которого не существует рядом с Хаджиевым.

Из последних сил стараюсь сопротивляться глупому влечению.

Но в следующее мгновение в глазах мутнеет. Марат сжимает грудь, с утробным рычанием приникая к ней носом. Вдыхая в себя мой запах как бутон свежей розы.

Машинально упираюсь руками в крепкие плечи, а смысл?

— Я обещаю тебе, Тата, — кусает за напряженную горошинку, вырывая изо рта стон облегчения. Меня уже разрывает от наполняющей тяжести. Мне просто необходимо хоть как-то освободиться от нее. Какой же он необузданный и дикий. — Ты пожалеешь обо всем, что сделала, — и в подтверждение тому Марат обхватывает мое горло огромной пятерней, дергая на себя. — А теперь приготовь мне кофе.

Его тон вновь становится ледяным.

Судорожно сглатываю. Он издевается?

— В т-таком виде?

— Тебя что-то смущает? — неспешно водит пальцами по моей шее, наблюдая за своими движениями, как завороженный, не в состоянии остановиться.

— Все. Я голая, Марат. Я могу хотя бы что-то накинуть на себя?

Раздражает.

Пытаюсь отвернуться от него, но в наказание его грубые пальцы на мгновение перекрывают мне доступ кислорода, возвращая на место.

— Нет.

— А если кто-то зайдет? — с отчаянием шепчу я.

В его глазах загорается насмешка. Словно я сказала какую-то глупость.

Марат теряет ко мне интерес и выпускает из порочного плена, направляясь к столу. Оставляя на шее колючий ошейник от своих прикосновений.

— Это твоя квартира, Тата. Максимум кто к тебе может зайти, это Айза, — усаживается на высокий стул и будто читает немой вопрос в моих глазах. — Домработница. Она ухаживала за тобой пока ты была без сознания.

В голове вновь и вновь раздается эхо: “Твоя квартира…”

— Я здесь буду жить… одна?

— Не переживай, держать тебя под контролем это мне не помешает. К тому же охрана не выпустит тебя дальше порога без моего разрешения. Но в пределах квартиры ты можешь чувствовать себя свободно.

— Разве можно себя чувствовать свободной в клетке? — звучит с громкой претензией, но мне плевать.

Испытываю дикое желание исчезнуть и затеряться в гардеробе.

— Она у тебя двухэтажная, — с сарказмом подмечает подлец, по-хозяйски изучая мое обнаженное тело.

В одном сейчас я ему точно благодарна. От моего былого возбуждения не осталось и следа. Только привычная злость, которая как чертик на моем плече подначивает расцарапать его красивое мужественное лицо. Однако ангел вовремя вмешивается, призывая вернуться в реальность.

Стесняться мне нечего, с фигурой у меня все в порядке, но избавиться от ощущения неловкости все же оказывается не так просто.

Единственная возможность абстрагироваться от происходящего — начать готовить кофе. Поэтому я с превеликим удовольствием отворачиваюсь и принимаюсь за дело, предварительно убрав с плиты едва не подгоревшую яичницу. Правда, из-за сложного функционала кофемашины и множества кнопок у меня получается только с пятой попытки.

Мерзавец даже не соизволил мне помочь. Лишь молча прожигает мой голый зад взглядом. Неотрывно. Отчего воздух буквально искрится вокруг.

Чувствую его хищную энергетику по тому, как каждую мышцу в моем теле сковывает напряжением.

И наконец, взяв обжигающую чашку кофе в руки, я поворачиваюсь и убеждаюсь в своих опасениях. Ни одно мое движение не ускользает от его внимательных глаз. Я стараюсь не смотреть на Хаджиева, иначе точно споткнусь на ровном месте.

— Что-то еще? — интересуюсь с притворной любезностью и аккуратно ставлю перед ним чашку.

Молчание затягивается и я распрямляю плечи, слегка вздергивая подбородок. Пусть не думает, что смутил меня очередной выходкой подонка.

Марат окидывает меня непроницаемым взглядом. Но в тоже время таким пронизывающим. Холодным и обжигающим. Снова не выказывает ни единой эмоции словно перед ним мешок с картошкой, а не обнаженное тело девушки. Как же паршиво я себя ощущаю. Будто распята перед ним, а он воспринимает все это как должное, лениво сканируя меня своими айсбергами. Козел!

Хаджиев делает маленький глоток кофе и, поморщившись, демонстративно отставляет его в сторону.

— Отвратный кофе, — резко заявляет он.

Сволочь.

Натянув на себя вынужденную улыбку, разворачиваюсь, чтобы уйти, иначе я просто выплесну ему это кофе прямо в лицо. Но за одно мгновение оказываюсь в капкане его рук, успев испустить лишь испуганное аханье.

— Я разве разрешал тебе уходить? — горячая ладонь выжигает след на коже, пока он очерчивает ей мою талию, живот, бедра, сминая их изнутри. Колени сами подкашиваются, когда он большим пальцем щелкает по клитору. И я проигрываю, выгнувшись навстречу грубой ласке.

Ловким движением Хаджиев усаживает к себе на колени, расталкивает мои ноги в стороны и пробирается к влажным складкам, алчно размазывая смазку и проталкивая в меня два пальца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Твою мааать.

Трель входящего звонка доносится словно сквозь слой ваты. И к сожалению не оказывает должного эффекта на хозяина телефона.

— Ответь на звонок, — сипло выдыхаю я, не узнавая собственного голоса.

— Я разберусь, что мне делать, — его глубокий гортанный рык словно проникает в меня, растекаясь по венам жгучей лавой. Подчиняя меня яростному, неуемному и животному желанию.

Остатки разума упорно взывают меня к себе, но слишком поздно. Слишком глубоко я позволила проникнуть этому чудовищу. Позволила овладеть своим телом.

Мое внутреннее сопротивление сменяется необратимостью действий.

И как бы мне не хотелось освободиться от него, это просто невозможно. Мне не подвластно это. Единственное, что остается — позволить ему уничтожить себя. Разорвать на куски.

И лишь когда он утолит свой голод, я обрету свободу.

Но этого не произойдет. Я знаю.

Марат царапает мне кожу, водя щетиной между лопаток. С жадностью вдыхая в себя мой запах. Словно он дышит только мной. Погружается и растворяется во мне, с рычанием сминая мою плоть, кусает, выжигает языком на мне метку. Задыхаюсь стонами. Он душит меня огнем страсти. Перед глазами все размазано и я закрываю их, вцепившись дрожащими пальцами за края стола, чтобы окончательно не рухнуть в его омут с головой.

— Я заставлю тебя быть моей шлюхой. Самой грязной и развратной. Заставлю тебя хотеть этого. Чтобы каждый раз находясь без меня, сгорала от стыда, потому что ты будешь желать вновь ей стать. В моих руках, — резким движением он ставит меня на ослабевшие ноги, отрезвляя жестким шлепком по ягодице. — Мы не закончили, — хрипит он, до боли оттягивая пальцами мои набухшие соски, прежде чем исчезнуть, оставляя мое тело сгорать на краю пропасти. Оставляя меня на границы сумасшествия.

Запрокинув голову назад, я часто хватаю дрожащими губами спертый воздух.

Глаза начинают жечь подступившие слезы, но я проглатываю их. Я не буду плакать… не буду.