Настя сбросила рабочий халатик и побежала в канцелярию, обогнав по пути Нину, семенящую по лестнице на своих огромных каблуках. Недоброе предчувствие охватило её с первых звуков встревоженного голоса секретарши. Недаром же Ниночка так обеспокоилась.

– Настя… приезжай… скорее, – послышался в трубке чужой низкий голос, прерываемый странными звуками. Не сразу Настя догадалась, что это Антонина Сергеевна, с трудом сдерживающая рыдания. – С Ритой плохо. Несчастье…

Голос старой женщины сорвался, и она громко зарыдала, затем послышался стук упавшей трубки телефона.

Всю дорогу до посёлка Настя гнала машину на предельной скорости, судорожно вцепившись в руль и только чудом избежав аварии. В дом она вбежала, когда возле Риты уже хлопотали врачи «скорой помощи».

– Живая? – только и смогла выкрикнуть Настя.

– Живая, – чуть слышно вымолвила Антонина Сергеевна и снова повернулась к распростертому на низком диване крошечному неподвижному тельцу, затем выдохнула совсем уж беззвучно: – Без сознания.

– Немедленно в больницу, – скомандовала пожилая врач, подняв глаза на обеих женщин. – Помогите переложить ребёнка на носилки. Очень осторожно.

– Я поеду с нею! – взмолилась Настя.

Врач только слегка кивнула и торопливо двинулась к выходу.

– Косте сообщите, – опомнилась Настя уже у дверей.

**

Всю ночь, пока Рите делали срочную операцию, Костя и Настя Маленькие провели в холле больницы скорой помощи.

– Операция прошла успешно, – сообщили им утром. – Теперь остаётся надеяться только на природу. И ждать. Последствия черепно-мозговых травм непредсказуемы.

– Но она выживет, доктор? – в один голос воскликнули несчастные родители.

– Она уже выжила, – сказал врач со странной сочувственной интонацией в голосе.

У Кости болезненно сжалось сердце. Мелькнуло: «Он не уверен, что малышка вернется к нормальному развитию. Случилось что-то непоправимое». Измученная Настя ничего уже не замечала.

А к вечеру следующего дня в лихорадке слегла Настя. Долгие недели метался Костя между больной женой и медленно возвращавшейся к жизни дочерью.

Только спустя два месяца Риту разрешили забрать домой. Настя на работу больше не вернулась. С карьерой скульптора было покончено. Ещё во время болезни жены Костя убрал с веранды-мастерской все остатки моделей, заготовки, законченные работы и Настины инструменты и спрятал их в самом дальнем углу сарая. Останки злополучного коня вывезли на свалку за посёлком и там разбили. А на веранде Настя расставила большой обеденный стол, стулья и кресло-качалку. По краям разместила ящики и горшки с цветами. Казалось, теперь кроме маленькой дочки её интересуют только цветы, которые во множестве росли и цвели на всём свободном пространстве большого дачного дома.

К осени Костя Маленький принялся утеплять и обустраивать загородное жилище. Его девочкам теперь нужны только свежий воздух и тишина. На перестройку дома, как и на лечение Риты требовалось всё больше денег. Костя работал как вол, проявляя чудеса трудолюбия и мастерства. Кисть его становилась всё увереннее, живопись Маленького пользовалась большой популярностью. Редкие свободные от работы над картинами часы он тратил на занятия с учениками.

Настя занималась теперь только больной дочерью, обращаясь к домашним делам лишь тогда, когда Рита засыпала. Но и в эти часы возле девочки оставалась бабушка. Обе женщины охраняли каждое движение ребёнка, стараясь предупредить любую, самую крошечную опасность на пути малышки. А девочке пришлось заново учиться ходить, держать в руках ложку и чашку, надевать носочки и туфельки. Сложнее всего было вновь освоить карандаши. Однако Рита оказалась крепкой девочкой и довольно скоро не только бегала и прыгала во дворе и в саду, но и пыталась лазать по лестнице-стремянке, приставленной к стене сарая. Напуганная Настя попросила мужа лестницу спрятать и заодно проверить весь участок на наличие опасных конструкций, с которых можно было упасть.

Через полгода после выписки из больницы Рита казалась вполне здоровой подвижной девочкой, вот только не говорила ни слова. Сначала родители объясняли молчание дочери последствиями шока, но недели шли, складывались в месяцы, а речь к ребёнку не возвращалась. Родители забеспокоились, снова принялись обходить врачей, прошли многочисленные обследования. Довольно скоро обнаружилось, что девочка совершенно оглохла. Вернуть ей речь, крупицы которой она едва освоила до травмы, представлялось почти невозможным.

Когда все специалисты и консультанты сделали свои малоутешительные выводы и высказали пессимистические мнения, посоветовав, тем не менее, надеяться на развитие исследований в области реабилитации органов слуха, с Настей случилась отчаянная истерика.

– И наша девочка проведёт всю жизнь в четырёх стенах! – кричала она, рыдая. – А кому она будет нужна, если с нами что-нибудь случится?!

Именно тогда Костя Маленький поклялся жене, что перевернёт мир, но их дочь вырастет нормальным полноценным человеком. Они найдут способ научить её говорить, дадут ей образование. И она непременно будет счастлива.

Во время этого примечательного разговора сама Рита сидела на полу и увлечённо карябала сложные фигуры сразу двумя карандашами, зажатыми в кулачках, на страницах солидного переводного труда «Проблемы интеграции глухих в мир слышащих».

Костя взглянул на девочку, затем сказал Насте:

– Вот посмотри, наша дочь вполне уверена в своих силах. К тому же она, несомненно, имеет талант художника – это видно уже сейчас.

Настя сидела за большим обеденным столом напротив мужа и терпеливо ждала, когда он утолит голод, всегда мучивший его к концу дня, проведённого вне дома. Костя не умел есть на ходу, всухомятку, где попало и что попало. Перед Настей тоже стояла крошечная тарелочка с парой ложек овощного рагу. К еде она так и не прикоснулась: переживания, томительное ожидание изменений, пусть даже к лучшему, напрочь лишали её аппетита. Вот и теперь она ждала, когда сможет вынести на Костин суд – не предложение даже – смутную надежду на изменение Ритиной судьбы. На коленях у Насти лежал журнал «Новости медицины», заложенный на странице со статьей «Кохлеарная имплантация: победа над глухотой».

Костя доел последние крошки рагу и нежного салата из цуккини, отодвинул пустые тарелки и лукаво взглянул на жену.

– Твой обед как всегда изумителен. А у тебя припасён ещё какой-то сюрприз, вижу по особенному блеску твоих глаз.

– Ты всегда читаешь мои мысли, иногда я тебя даже боюсь, – откликнулась Настя, заметно повеселев.

Костя неторопливо обошёл стол, постоял пару минут молча возле Насти, провёл по непослушным завиткам её волос большой ладонью, наклонился, поцеловал нежную, гладкую кожу загорелого Настиного плеча и только тогда сказал:

– Ну не томи, показывай, что там нашла в свежей прессе.

– Даже об этом догадался! – изумилась Настя и выложила журнал на стол, раскрыв его на заложенном тексте. – Посмотри, может в этом будет наше спасение.

По лицу мужчины пробежала лёгкая тень, он поспешил улыбнуться, скрывая минутное замешательство.

– Я уже читал несколько статей об этом методе в зарубежных журналах, но не хотел тебя раньше времени обнадеживать. Нужно подождать какое-то время, пока положительные результаты таких операций станут стабильными. И ещё чуть-чуть, прежде чем мы с Ритой сможем пройти полное дооперационное обследование. А заняться развитием её речи нужно уже сейчас, всякое промедление усложнит её общение со сверстниками.

– Разве это возможно? Я очень старательно «прорисовываю» губами слова, но она так и не попыталась сказать ни единого слога. Она словно совсем забыла, как двигаются язык и губы, откуда берётся голос. Что тут можно сделать?

– Малыш, мы с тобой просто профаны в этой области педагогики. Но я долго искал и нашёл кое-что интересное совсем близко от нас. Пойдём, я покажу тебе другую статью.