Очень печальна может быть бедность. Но многим людям она достается, и избавиться от неё трудно, даже не всегда возможно. А если быть бедной и некрасивой, то как найти себе утешение и можно ли его вообще найти?
Бедные, некрасивые, увечные, наверное, подвержены зависти, меньше защищены от греха и порока. Рита нередко задумывалась, что было бы с ней, не будь она дочерью таких благополучных родителей, не обладай она ещё и физической красотой? Внешность тоже досталась ей от родителей. Её успехи, друзья, любовь и внимание близких – это всё личные достижения или случайные дары судьбы?
Рите вдруг пришло в голову, что у неё не так уж хорошо обстоят дела, как кажется. Просто друзья и родственники её жалеют и сильно преувеличивают достоинства и успехи. Что если вся эта любовь и восхищение окружающих на самом деле всего лишь проявление сочувствия? Жалость – вот чего она всегда боялась. Тьфу, пропасть! Что за глупости лезут ей в голову сегодня. Всё у неё хорошо, и жизнь – замечательная. Зачем представлять себе, как плохо могло быть. Но крошечный червячок сомнения остался в душе и затаился там до поры.
Рита вдруг вспомнила Алисино сравнение её голоса с морем, его шумом и цветом. И она услышала голос моря: то глуховатое ворчание, то нарастающий рокот, перетекающий как сами волны, яркий, требовательный, подавляющий посторонние звуки… Она всё ещё слышала шум, когда замигала лампочка входного «звонка», с кресла Рите было видно сразу два красных огонька: над дверью комнаты и возле компьютерного столика. Звук моря сразу погас.
**
За дверью нетерпеливо топталась Алиса, с трудом удерживая в руках огромный веник из зелени, цветов и, бог весть, какого лохматого бурьяна. Подружка тяжело ввалилась в прихожую и сунула странную охапку Рите в руки.
– Еле дотащила, а ты все не открываешь. Уснула, что ли?
– Просто задумалась. А что это за сено ты приволокла? – поинтересовалась хозяйка, принюхиваясь к пёстрому вороху.
– Это букет для твоей новой картины, – сообщила Алиса гордо. – И попробуй теперь сказать, что у меня нет художественного чутья!
– Есть, есть, – успокоила Рита гостью. – Непременно пристрою это чудовище к сюжету.
На «чудовище» Алиса не обиделась, извлекла из сумочки плитку шоколада и решительно двинулась на кухню, размахивая этим приношением и легонько толкая Риту с зеленью перед собой.
– Хочу кофе, чай, бутерброды и всякую прочую еду, какая найдётся. Меня вытурили с работы по причине внезапного ремонта, даже кофе не дали выпить.
Подружки наскоро приготовили тосты к бодрящему напитку, и уютно устроились с чашечками на высоких круглых табуретах здесь же за кухонным столиком. С балкона на запах еды важно прошествовал большой рыжий кот, нахально уселся прямо на столе между тарелками и выразительно постучал лапой по блюду с сыром, требуя своей доли. Рита порезала небольшой ломтик на мелкие кусочки, отщипнула немного от булки и выложила угощенье на салфетку перед усатой мордой питомца.
– Лиска, скажи честно, у меня есть талант? Я иногда кажусь себе удручающе бездарной.
– По весне вредно много работать и читать всякие заумные книжки, – вместо ответа проворчала Алиса. – Гулять нужно больше, на мальчиков заглядываться, цветочки нюхать. Иногда ничего такие попадаются… Иначе крыша может слегка покоситься от избытка информации и нехватки витаминов. Самоедство вредно для душевного здоровья.
– Цветочки тебе попадаются такие себе ничего или мальчики? – заинтересовалась Рита.
– Иногда случаются и мальчики, но нечасто. А твои картины с выставки все считают просто очень талантливыми. Вот и Антон сказал…
– И что там сказал обо мне Антон?
– О картинах, при чём тут ты. Хотя, кажется, и ты произвела на него впечатление. Как личность, я имею в виду. Но шут их поймёт, этих мужчин. Они всегда говорят о другом, нет бы прямо и понятно изложить, что у них на уме.
– А ты всегда прямо так честно и выкладываешь, что в голову пришло.
– Так я же женщина и имею право на манёвр. И вообще – кофе остывает.
**
«Кажется, Алисе он понравился. А она ему? – Рита вспоминала долгий и насыщенный день, расчёсывая на ночь длинные густые волосы. – Он так странно смотрел на меня тогда в зале, возле пейзажистов… Вот потом в баре – не помню. Весело было, он легко вписался в наш кружок. Весёлый, остроумный… Наверное, ему понравилась картина с русалкой, вот он так меня и разглядывал. Интересно бы увидеть его творения. Ведь он сказал, что художник. ещё и преподаёт. Когда только успевает?»
Глава четвёртая. Родители: нежность и мужество
Довольно много лет тому назад мама Настя была тоненькой большеглазой девушкой, мечтавшей стать скульптором. Это было необычно для девушки, но родители не стали её отговаривать и переубеждать. Просто поддержали: отдали в художественную школу, покупали книги по искусству, водили по музеям. Потом были репетиторы и, наконец, долгожданное поступление в Академию. Но это оказалось только началом трудностей.
В группе скульпторов на первом курсе было всего две девушки: Настя и дочь знаменитого ваятеля К. Работы известной дочери смахивали на копии античных мастеров и были исключительно аккуратны по форме. Насте удавались только женские фигуры и то весьма относительно. Бабы у юной скульпторши как на подбор выходили пышнотелые, крупные, круглолицые – ни дать ни взять сельские красавицы из недавнего прошлого. Наряжать их в туники и кринолины не удавалось, и Настя исправно лепила сарафаны, кокошники, венки да крупные бусы. Мужчины у девушки не получались вовсе, хоть плачь. Возникло даже нешуточное опасение, что за никчемные, карикатурные мужские торсы могут и с курса отчислить.
Но тут на счастье Насти появился Костя, тремя годами и одним курсом старше её, высокий и крупный молодой человек с забавной фамилией Маленький. Парень запал на свежее светлое личико в рамочке золотистых кудрей, нежный румянец, разливавшийся от чистого лба до длинной шеи при малейшем смущении. Чуть пухлые, по-детски гладкие ладони и неожиданно хрупкая фигурка при порядочном росте придавали Насте трогательный вид едва повзрослевшего подростка, которого хотелось защитить и уберечь от грубой действительности. Даже гипсовые объёмные девушки в кокошниках чрезвычайно нравились Косте. Однако он быстро уловил Настины трудности с мужскими фигурами, счёл это дополнительным признаком неиспорченности её натуры, но взялся помочь с ваянием гипсовых атлетов и пастушков. Теперь после занятий Костя ежедневно приходил в мастерскую скульпторов, извлекал из газетного свёртка и надевал свой рабочий халат, и ловко подправлял Настиных уродцев, весьма условно названных именами мифологических героев. Заодно помогал доводить до кондиции всех её женщин в сарафанах и бусах.
К присутствию Кости в мастерской студентов-скульпторов довольно скоро все привыкли и перестали обращать на него внимание. А Настя из чувства признательности к неожиданному благодетелю научилась ловко лепить и печь разнообразные изделия из теста, картофеля и прочих вспомогательных пищевых материалов, обнаружив при этом недюжинный кулинарный талант. На Настину стряпню сбегались припозднившиеся голодные студенты, притаскивая с собой в качестве вступительных взносов случайно сложившийся набор разнообразных деликатесов. Эти поздние посиделки стали традиционными и пробрели небывалую популярность среди слушателей Академии. Теперь чтобы быть принятым в круг избранных, уже мало было пронести тайком с собой бутылку хорошего вина, изысканные сладости или фрукты, следовало удивить почтенное Собрание изделием своих рук, будь то оригинальный рисунок или эффектная лепная фигурка. Скоро мастерская превратилась в некое подобие студенческого музея, и заглянуть сюда считали за честь даже преподаватели других факультетов. Попутно обнаружилось, что Настя обладает удивительным талантом создавать трогательные фигурки животных. Гипсовых Настиных щенков хотелось погладить, котят – напоить молоком, а рептилии казались опасными, и дотронуться до них рукой рисковал не всякий.