Они прилетели в Москву, но каждого из них точил червь сомнения. Что такого важного хочет сообщить им коллега, что нельзя доверить ни телефону, ни электронной почте, ни другим средствам связи? Конечно, профессор Парусников – человек дела и не станет просто так подчеркивать двойной чертой слово «непременно», но все мы не молодеем и в какой-то момент у каждого человека могут появиться проблемы с адекватностью оценки своих действий.

Но все эти мысли роились в их головах только до того момента, когда профессор Парусников коротким выступлением прояснил ситуацию. Теперь все сомнения отступили и каждый из бывших учеников, а ныне маститых ученых, был смущен внезапно появившимся у них чувством прикосновения к удивительной и невозможной тайне, которую им почему-то доверили без каких-либо клятв или договоров.

Молчание явно затягивалось, и женщина не выдержала первой.

– Анатолий Георгиевич! – сказала она и взглянула на Даниэля Креймана, словно ожидая от него поддержки, но тот упрямо смотрел в пол. – Дорогой Анатолий Георгиевич! У меня нет слов! Нам… Да что нам! Всему миру, всему научному сообществу предстоит осознать важность того, что мы сейчас услышали.

Профессор Парусников смутился, раскрыл свой большой блокнот, затем закрыл его и сделал неопределенное движение, будто собирался возразить. Но Изабелла не дала ему возможности сказать ни слова. Она метнула еще один грозный взгляд в сторону профессора Креймана и, поняв, что тот не собирается отрывать взгляд от ножки стола, возмущенно воскликнула:

– Почему ты молчишь, Даниэль! Ты со мной не согласен? Крейман наконец поднял глаза и развел руками. Он явно собирался что-то сказать, но медлил, подбирая слова, и эта его медлительность очень не нравилась Изабелле.

– Не разводите руками, профессор Крейман! – Изабелла перешла на «вы», и ее голос зазвучал слишком пронзительно для маленького кабинета. – Мы все знаем, вы всегда обдумываете каждое слово и делаете записи. Но сейчас не тот случай. Вам придется высказаться без подготовки и тезисов.

Даниэль Крейман миролюбиво улыбнулся. Он прекрасно знал, что переход на «вы» означал у доктора наук Изабеллы Мирошниченко высшую стадию раздражения, с одной стороны, и полное доверие к собеседнику – с другой.

– Что я могу сказать, Изабелла?! – израильтянин доверительно положил пухлую ладонь на руку сидящей рядом на диване женщины. – Вы правы. Профессор Парусников расшифровал рукописи, которые, как считалось, не поддаются расшифровке, и тем самым весьма существенно изменил все наши представления о материальном мире.

Парусников казался растроганным. Он без всякой нужды поправил шапочку, разгладил лацкан байковой куртки и поднял руку так, что при желании его жест можно было расценить как выражение протеста.

– Ну, что вы, коллега, – сказал он. – По-моему, вы преувеличиваете.

– Нисколько, Анатолий Георгиевич! – запротестовала Изабелла, довольная оценкой Креймана.

Напряжение, которое висело в комнате всего несколько секунд назад, спало, и теперь каждый хотел поскорее высказаться.

– Именно так, профессор, – Крейман перебил Изабеллу. – Религиозная догма. То, что мы считали легендой, литературным преувеличением, вымыслом неведомого автора, подтвердилось новым источником. Два независимых источника, говорящих об одном и том же, – это серьезно. Таких совпадений не бывает. Ваша расшифровка может поставить под сомнение все наше представление о материальном мире! Теперь нам придется переосмыслить теорию полей, квантовую физику, космологию, палеонтологию, целые разделы геологии и истории. Господа, по-моему, вы не отдаете себе отчета…

– Мы отдаем себе отчет, – вернула себе слово Изабелла. – Но, зная Анатолия Георгиевича, я понимаю, что он предпочтет не торопиться?

Она взглянул на профессора Парусникова. Тот кивнул в знак согласия.

– Да, коллеги. Мы не должны действовать сгоряча. Давайте переспим, – профессор кашлянул, понимая, что его слова прозвучали несколько двусмысленно, и решительно закончил фразу: —С этими идеями, а потом будем делать выводы.

– Никто не предлагает действовать сгоряча, – Даниэль Крейман не внял призыву и продолжил говорить напористо, отчего его солидный животик подпрыгнул вверх и вниз. – Но и медлить мы не имеем права. Анализ текста профессора Парусникова должен быть подтвержден практикой. Причем как можно скорее.

– Практикой? – Изабелла колыхнулась всем телом к коллеге. – Вы имеете в виду экспедицию?

– Конечно! – Даниэль Крейман перевел взгляд с Изабеллы на профессора Парусникова. – Экспедиция, которая подтвердит информацию из расшифрованной вами рукописи. Только так можно положить конец сомнениям и спорам, которые неизбежно начнутся после публикации результатов. Я не вижу иного решения.

Изабелла закивала в знак поддержки и тоже повернулась к Парусникову.

– Даниэль прав, Анатолий Георгиевич. Вы определили точку на карте и то, что там можно обнаружить. Либо это там есть, либо – нет. Если есть, это начало большого научного бума. Если нет, значит, в ваши расчеты закралась какая-то ошибка. Экспедиция необходима. Только она даст однозначный ответ на все вопросы. И возглавить экспедицию должны вы.

Профессор Парусников привычным жестом поправил шапочку. В каждом его движении читалось сомнение. Изабелла не сводила с него напряженного взгляда, словно профессор собирался зачитать касающийся ее лично приговор. «Неужели он откажется, – подумала она. – Похоже. Скажет: возраст не тот, чтобы разъезжать по экспедициям. Но без прямых доказательств все раритеты вместе с его гениальной расшифровкой погрязнут в спорах».

– В принципе, – начал профессор Парусников, – я был бы счастлив возглавить такую экспедицию. Но…

«Так я и думала, – огорчилась Изабелла. – Без но не обойтись».

– Но разрешение на экспедицию, на проведение раскопок, – продолжил Парусников. – Это ведь территория Израиля. А кто знает, как тамошние правители отнесутся к этой идее?

– Это я беру на себя. – быстро сказал Даниэль Крейман и переглянулся с Изабеллой. – Эту проблему я решу. Во всяком случае, надеюсь решить. Я хорошо знаком с нынешним министром науки Израиля. Это вменяемый человек, и, возможно, мне удастся его убедить.

– Вы готовы лететь в Израиль, профессор? – спросила Изабелла, желая поставить последнюю точку над «i».

Парусников кивнул.

– Конечно! Теперь, когда год работы над рукописью позади, я не стану отступать. Конечно, я полечу. Более того. Я поеду в президиум и поставлю вопрос о финансировании экспедиции уже завтра. Если, конечно, Даниэль займется получением разрешения от израильской стороны.

– В этом можете не сомневаться, – Крейман протянул профессору руку, и тот ее торжественно пожал. – Завтра вечером я буду в Тель- Авиве и мой первый звонок будет в министерство науки.

Это прозвучало так торжественно, что все трое улыбнулись.

Крейману стало неловко.

– Если честно, – пробормотал он смущенно, – мой первый звонок будет сыну. Я должен знать, как дела в роддоме. Но сразу после этого я позвоню в министерство.

Мужчины еще раз обменялись рукопожатиями.

– Мне кажется, что перемены седьмого тысячелетия, о которых говорят религиозные деятели, начинаются сегодня, – сказал Даниэль Крейман.

– Возможно, – согласился Парусников и тяжело вздохнул.

– Только вот к добру ли эти перемены или к новым проблемам, которые придется решать человечеству.

– Мне-то ты можешь сказать честно? Ты брала эти деньги или нет?

Света грозно смотрела на подругу, не мигая и не отводя глаз. Сидевшая с ногами в кресле Арина отняла платок от лица. Несколько секунд она смотрела Свете в глаза, стараясь не мигать, словно от этого взгляда зависело, убедит ли она подругу в своей искренности, потом всхлипнула, прижала платок к лицу и обреченно покачала головой:

– Нет!

Света молча смотрела на девушку. Взгляд ее серых глаз был все так же недоверчив, и Арина заговорила быстро, захлебываясь словами.