Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но обрадоваться я не успел.

Вышка накренилась, жалобно застонало дерево, и мой насест рухнул, погребая меня под горящими обломками.

Я рухнул с высоты нескольких метров, подняв сноп искр.

И уже в полете меня осенило, кто мог стать целью Радаманта и почему он оказался именно на Западном Полигоне.

Кураторша. Воронцова – этот род был в комиссии при Сенате…

Я приземлился на обломки, но отпружинил как от батута – в полете увидел Сперанского, выставившего руки. Коля, спаситель мой, успел бросить для меня “Покров”. Я снова отпружинил, оттолкнулся от барьера и кубарем покатился по земле. Шарахнулся затылком – да так, что мозг култыхнулся.

Созерцая радужные круги и искры на фоне свинцово‑сизого неба, я сконцентрировался и попытался достучаться до кураторши.

Но сколько ни тянулся к ней, нити ментальной связи уходили в молоко. Словно она выставила вокруг себя ментальный блок.

Проклятье…

Я попытался подняться, но от резкой смены положения меня замутило, и я успел только наклониться вбок, чтобы не замарать себя рвотой. Кажется, сотрясение.

– Сиди тихо! – Ко мне подбежал Сперанский и опустился подле меня. Его руки тут же принялись носиться над моим телом.

– Передом… Перелом… Сотрясение… Ожог… – он говорил все это с открытыми глазами, но они казались неестественно мутными. Так проявлялась его сила – он словно уходил в себя, чтобы диагностировать повреждения “пациентов”. – Ничего тяжелого. Смогу подлатать на месте.

Я дернулся, но мощные лапищи подоспевшего раскрасневшегося Малыша пригвоздили меня к земле.

– Сиди, герой, – добродушно ухнул он.

– Нет, – сопротивлялся я. – Надо к куратору. Быстро!

– Сейчас за нами придут, расслабься, – Афанасьев сжал мое плечо. – Жаль, я всего не видел, но даже то, что углядел, смотрелось круто. Ты молодец, Соколов. Мое уважение, ваше сиятельство.

Они обступили меня, не давая не то что выйти – даже подняться. Я снова трепыхнулся, попробовал воззвать к силе, но, кажется, Род решил, что свой лимит на этот день я исчерпал. Вместо того, чтобы подняться на ноги с помощью силы “Берегини”, я снова едва не завалился набок.

Малыш Рахманинов показал мне кулак.

– Сиди, говорю!

Дерьмо. Пока Сперанский суетился вокруг меня с целительными живой и мертвой водами, я поймал на себе гневные взгляды проигравших. Противники расположились в трех десятках шагов от нас и тоже зализывали раны. То и дело косились в нашу сторону, показывали на меня пальцем и о чем‑то переговаривались.

Не навилось мне это. И, чуял мой филей, что я нажил себе недоброжелателей. С одной стороны, в свете считали дурным тоном обиду на соперников за проигрыши на вступительных. Но люди здесь были молодые, горячие, гордые… Еще и команда полностью состояла из высокой знати. Та же Лопухина или Муравьев… Не простят.

Я был готов поставить на кон сто рублей серебром, что мне еще придется столкнуться с последствиями.

– Что‑то долго не идут, – к нам подтянулась разбитая и едва державшаяся на ногах Грасс. Афанасьев тут же сыграл в джентльмена, стащил куртку, бросил на землю и усадил пострадавшую байкершу. Досталось ей не меньше, чем мне, как сейчас выяснилось. Пока она бежала к вышке, в нее разрядили очень много Благодати.

Сперанский покачал головой, осматривая девушку.

– Ох, ваше благородие, чую, на вас весь мой резерв сегодня и закончится…

Менталист нетерпеливо ходил из стороны в сторону, поглядывая то на команду противников, то в сторону полосы старта.

– И правда – долго не идут. Должны же были увести нас сразу. Может что‑то случилось?

Я догадывался, что. Но сказать не мог – это бы навлекло на меня ненужные подозрения. Идиотская ситуация. Даже Корфу лучше не признаваться – за решетку как соучастника не посадит, но и по головке не погладит.

А еще я чувствовал, что начал черстветь. То ли слишком устал и вымотался, то ли Род начал блокировать сострадание, но я не чувствовал особой жалости к Воронцовой. Пытался вызвать в себе эмоции, но было трудно жалеть кого‑то после того, что только что произошло.

Черствеешь, Мих. Озлобился. Это скверно.

Грасс тоже теряла терпение.

– Сперанский, просто подлатай мне ногу и голову по‑быстренькому, остальное дома залечу, – она бросила тревожный взгляд в начало поля. – Кажется, там что‑то происходит. Давайте уже сами дойдем. Только помогите кто‑нибудь подняться.

Малыш без разговоров просто взял ее на руки.

– Так будет проще, – добродушно улыбнулся он. – Ты легкая.

– Ну, это, конечно, не мой байк, но тоже неплохой вид транспорта.

Увидев, что мы направились ко входу, противники тоже засобирались. Они молча следовали за нами, бросая нам в спины угрюмые взгляды. Я ковылял, оперевшись на Сперанского. Коле и самому досталось, но парень стойко терпел. Старался даже виду не показывать, что испытывал боль, хотя я заметил, что он тоже был ранен.

– Горжусь тобой, друг, – сказал я, – Отлично сработались. И ты прекрасно себя показал.

– Это нам тобой нужно гордиться, – вымученно улыбнулся Сперанский. – Если бы ты не добежал… Когда ты начал закидывать их “Колобками”, да еще так кучно… А когда вышка загорелась, я подумал, что все… Конец.

Мы не успели дойти до рва, когда над территорией Полигона раздался противный и тревожный вой сирены.

– Что‑то точно случилось, – вздрогнул менталист.

Я молча кивнул.

– Сейчас узнаем. Лезем в воду.

Едва мы перебрались через ров, как перешли на бег – уж кто как мог. От грузного топота Малыша сотрясалась земля, а мы с тщедушными Афанасьевым и Колей переходили с шага на бег – дыхания уже не хватало, да и мокрая одежда не прибавляла прыти.

Но чем ближе мы подбирались к полосе старта, тем тревожнее всем нам становилось. Я ощутил уже хорошо знакомый холодок в солнечном сплетении.

А затем мы услышали крики. Вой сирены заглушал их, но я смог даже разобрать слова.

– Воронцова…

– Ее превосходительство…

– Нашли здесь…

Я отпустил руку Сперанского, обратился к Роду и почти насильно вырвал из источника еще немного силы. Вложил все в “Берегиню” – на скорость. Защита сейчас была ни к чему. Уже ни к чему – я знал, что мы опоздали.

Но я должен был увидеть своими глазами то, что случилось с человеком, которому я своим выбором подписал смертный приговор. Радамант всегда добивался цели. Почти всегда.

Коля и Малыш что‑то кричали мне в спину, но я не разобрал из‑за громкого звука сирены. Чертова тревога вопила без остановки. Я пролетел бетонный коридор и буквально натолкнулся на группу людей в мундирах Аудиториума. Едва успел затормозить и даже, кажется, врезался кому‑то в спину.

Лысый человек в мундире вздрогнул и резко обернулся ко мне.

– Группа “45‑В”, – представился я. – Соколов. Бой закончился. Мы ищем своего куратора.

Мужчина повернулся ко мне всем корпусом, явно пытаясь что‑то от меня заслонить. Но я уже знал, что увижу.

– Вам будет назначен другой куратор, – сухо сказал мужчина. – Подождите на поле, за вами придут и отведут в нужный кабинет для оформления бумаг. И погасите заклинание, пожалуйста. Вне Полигона его использование запрещено.

Я привстал на цыпочки и все же смог разглядеть край того, что он пытался от меня скрыть.

Воронцова лежала на земле. Лицо спокойное, умиротворенное, но глаза открыты и уставились в небо невидящим взглядом.

– Что с ней? – спросил я.

– Остановка сердца. Мы не успели. Прошу, идите на поле, – лысый мужчина замахал на меня руками, словно пытался разогнать стаю гусей. – Все обратно на поле, пожалуйста!

Но я замешкался, увидев бежавшего в нашу сторону студентика – тоже в мундире, только с шевронами ученика. Только куртка быра расстегнута, а рубашка под ней – залита кровью.

– Ваше превосходительство! – Он летел, бледный от страха и таращил глаза от ужаса. – Северный Полигон! Там… Там…

– Что там еще? – В гневе обернулся сотрудник.

– Там все с ума посходили! Они… Они сейчас друг друга перебьют!

80
{"b":"740220","o":1}