— Эй, Бэну, — прохрипел я пересохшим горлом.

— Чего тебе? — голос был не лучше моего.

— Есть идеи? — все же не одну сотню лет бороздит мир в запасе должно быть хотя бы несколько идей.

— Если у тебя не запрятано ножа, то тут мы и останемся, — выдохнула она.

Остальные мало реагировали на наш диалог одни либо словили солнечный удар либо спеклись.

— Может заплатить им? — денег у меня было немало, почему нет.

— Дария распяли за такое предложение, — я этого не помнил, значит, я пришел в себя позже.

— Не знаешь руку можно прирастить? — у меня появился откровенно бредовый план.

— Магией разве что.

— Нет ли у тебя часом знакомых магов?

— Увы, не братаюсь с врагами, — ее голос слабел, а солнце жгло как не в себя.

Я от нечего делать начал елозить руками, в надежде ослабить путы. Спустя минут десять это ни к чему не привел кроме того что я натер себе запястья.

— Дерьмо дернуло же меня повидать мир, — выдохнул я.

— Северянин молчать либо северянин умирать! — рыкнул из неоткуда появившийся худой человек, обмотанный на подобии мумии. И с огромной саблей наперевес.

— Северянина не тянет умирать дважды за десятилетие, — пробормотал я.

— Северянин молчать, — я словил мощный удар под дых.

Откашлявшись, я решил, что конкретно этого я повешу на этот самый крест, если выберусь.

— Неужто все воины пустыни столь слабы, что сражаются только с прикованными? — я хотел его разозлить ибо играть на чувстве чести у дураков было просто. — Тогда меч тебе незачем даже в моих руках он принесет больше пользы.

— Северянин зарывается! — он еще раз ударил в этот раз по печени.

— Жалкая мумия давай освободи меня, и мы узнаем, кто зарывается! — я не выдержал, мне было больно и бесило, что я не могу ударить в ответ.

— Северянин держать меня за дурака? Вождь приказать, что вы жертва богу солнца. Ваши души топить печь солнца, — я был удивлен, что он знает слово печь.

— Тогда я тут не нужен у меня нет души.

— Так не бывать! — он возмутился.

— Готов поспорить! — я почуял, что смогу либо уйти, либо быстро умереть. — Позови шамана или кто у вас там, и он подтвердит.

— Тревожить шаман из-за жалкий северянин неуважение!

— А убивать того кто уже умирал это как называется!

— Никто не умирать дважды! — я чуял, что он выходит из себя, а я ценой кожи на руках и нескольких капель крови почти освободился.

— Да легко назвать прикованного к кресту лжецом жалкая мумия! — я хотел, чтобы он подошел.

И он не заставил себя ждать он занес кулак для очередного удара но на моей стороне был эффект неожиданности от чего указательный и средний палец оказались у него в глазу.

Он взвыл и упал на песок. Я соскочил, с креста благо ноги не были привязаны, сначала упал, но быстро, насколько мог, подполз, к нему выхватил саблю и вогнал ее в брюхо, он тяжко выдохнул и перестал барахтаться.

— Повезло тебе мразь, — я откинулся на песок. — Я то хотел тебя на крест повесить.

Я пару минут полежал после поднялся и выдернул саблю из кишок уродца. Они были невероятно вязкими. Хотя, скорее всего я ослаб. Осмотревшись, я спустил я креста Бэну ибо только она и подавала признаки жизни.

— Бесчестен, как и все из твоего народа, — сказала девушка, опираясь на меня хотя, я и сам еле стоял.

— Честь это бред для рыцарей нам подобным не пристало заботиться о таком, — фыркнул я.

— На этот раз это была похвала, — она отмахнулась.

— И куда дальше? — поинтересовался я, ковыляя в сторону востока.

— Понятия не имею, но где угодно лучше, чем на кресте, — сил у нее видать было не много.

— Надо найти воды или деревню этих уродов, — констатировал я ибо жаждал мести не один этот вешал меня на крест, а значит, я перебью всех. Я не был настолько мстительным человеком, если бы меня хотели убить в бою, но меня хотели принести, в жертву поджарив на солнце.

— Деревню? — в хриплом голосе было слышно удивление.

— Да я перебью всех и каждого!

— Их десятки, а ты один не ел, не пил несколько дней, — это было похоже на попытку отговорить.

— Я не дурак изумрудная моя, — я же не идиот вступать в открытый бой. — У них должен быть колодец и этот колодец постигнет несчастье.

— Ты сущий дьявол, — она еле влачила ноги, как и я.

— Но нам нужно их найти для начала, — вздохнул я.

— Похоже, искать не придется, — сказала изумрудная сваливаясь в песок.

Я обернулся и увидел, двух верблюдов идущих галопом и это было уморительное зрелище, если бы не всадники. Я решил не ждать приближения и побеждал на них ибо единственный клинок, который не затупить это неожиданность. С разбегу я ударил одного из верблюдов по коленям, из-за чего он внушительно навернул собой и придавил всадника. Однако и для меня удар не был бесследен, руки онемели и меч выпал из них. А на подходе уже и второй. Который решил меня затоптать. Я быстро прыгнул за сбитого верблюда, который издавал жалостливые звуки, которые были сродни вою страшного чудовища. Прижатый всадник угрожал и проклинал меня на своем языке. Спросите, как я это понял? На всех языках проклинают в одном тоне. Однако увернутся один раз не то чтобы иметь возможность провернуть это дважды. Я выхватил короткую саблю придавленного всадника и вышел к уже слезшему с верблюда парню в такой же мумие подобной одежке.

Это было роковой ошибкой всадники всегда сильнее пеших, а он выбросил свое преимущество. Он не был, опытен он не умел сражаться, а посему отправился на суд великого солнца спустя пять ударов. Будь, я в хорошей форме справился бы и за два.

— А ты не плох, — сказала изумрудная.

— А я хорош не только в сражениях, — сказал я, помогая ей встать.

— Не сомневаюсь, — она подмигнула, и мы пошли к нашему придавленному другу.

Диалог я оставил на нее, а сам осушил один из бурдюков, с водой второй же отдал, ей осушила она его куда быстрее, чем я. Спустя полчаса, несомненно, продуктивного, судя по крикам разговора, мы узнали, где деревня, а так же место где стоит колодец.

— Доедем еще за светла, — сказала девушка которая порылась в сумках и нашла каких то порошков и снадобий, которые мне были не знакомы но ей помогли восстановиться.

— Поедем позже мне нужно передохнуть, — патруля они не хватятся, ибо смена раз в два дня, поэтому спешить было незачем.

— Ночи холодные на кресте ты, должно быть, заметил, — сказала она, крепя на пояс ножны.

Вместо слов я вспорол верблюду, брюхо выпустил кишки не забыв бросить мешок с дерьмом в сумку.

— И зачем это? — на лице читалось отвращение.

— Заночуем внутри туши, а дерьмо я брошу в колодец, — по-моему, это было очевидно.

— Мерзость! — она скорчила рожу.

— Можешь замерзнуть, — я развел руками и полез, внутрь запах был не очень, зато весьма тепло.

Спустя минут десять она, ворча, уже лежала со мной в обнимку, дабы сохранять тепло. К утру, туша остыла, и мы вылезли из нее.

— О великий песок большей мерзости в жизни не испытывала, — ворчала девушка вытираясь о песок.

— За то тепло и не ворчи, я не силой тебя туда затащил, — фыркнул я. — Прыгай в седло, сейчас поедем, — сказал я и пошел к трупам.

— Что ты собрался делать? — спросила она.

— Отрубить им головы, — сказал я замахиваясь.

— Дерьма не хватит?

— Хватит, но это тоже пригодится, — я планировал поставить эти головы на пики, если найду пики.

— Я уже говорила, что честь это не о твоем народе?

— Да, — сказал я, усаживаясь за ней.

— Думаю, ты один такой и народ тут не причем, — сказала она, давая толчок верблюду.

— Я убийца, а убийцы не боятся грязной работы, — отмахнулся я.

— Оно и видно, — оставшуюся часть пути мы прошли молча.

Я обдумывал, где мы, ибо точной карты пустыни нет, есть пути, но и они не более чем на глаз. Да было интересно что значит быть бездушным и в чем отличие от банши. Я как-то слышал о предметах, которые едят души, выходит я мог бы использовать нечто подобное без вреда для себя? Да и как я вообще жив люди, у которых вырывают, души умирают. Может из-за того что я сам уничтожил ее? Но к чему эти вопросы, если я не узнаю ответа.