Затем предлагают разделиться на группы, подходят экскурсоводы, и начинается осмотр музея. Не хочу пересказывать то, о чем написал уже С. С. Смирнов в своих книгах. Отмечу только, что я лишний раз убедилась в справедливости изречения: «Лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать». Много здесь такого, что удивляет, потрясает, восхищает. А взятое все вместе слагается в суровую, но прекрасную песню мужества, верности, любви, долга.
Я уверена, что нашим сыновьям это посещение запомнится на всю жизнь. Да и нам, конечно, тоже.
Из множества экспонатов мне особенно врезались в память два. Часть кирпичного свода подвала. Враги применяли огнеметы, чтобы вынудить людей к сдаче. Кирпич оплавился, а люди не вышли. Их воля оказалась крепче камня… Веночек из искусно сделанных нежно-розовых цветов, похожих на цвет яблони. Его прислала мать одного из погибших здесь воинов. Она делала венок долго. Любовно вырезала каждый лепесток. Такое искусство под силу только тем рукам, из которых война вырвала единственного сына…
Разумеется, ни одна мать не пожелает своему сыну трагической судьбы защитников Брестской крепости. Но если случится так, что судьба сама поставит наших сыновей в подобные условия, то пусть они будут так же верны присяге, пусть сражаются так же храбро, как защитники этой легендарной крепости.
В последнем зале — книга отзывов. Это тоже волнующий документ. Здесь пишут не только по-русски или, скажем, по-грузински, по-белорусски. Пишут на многих языках мира. Узнаём французский, итальянский, английский, немецкий, испанский и другие языки. Смысл многих записей сводится к одному: «Богата героями земля советская. Нет конца подвигам, совершенным на благо социалистического Отечества».
… И вот мы стоим на берегу пограничной реки.
— Боевой путь нашего полка уходит дальше — в Польшу, Германию… глядя вдаль, говорит Руфа.
— Съездим и туда. Потом, — строю планы.
— Значит, продолжение следует? — спрашивает Леша.
— Если позволят обстоятельства и время, — непременно.
А теперь домой, в Москву!
21 августа
Вчера поздно вечером доехали до Озерец. Сейчас решаем задачу: как разместить в «Волге» семь человек и пять чемоданов? На мой взгляд — это невозможно. Леша же уверяет, что «пара пустяков».
Интересный, красивый сон приснился мне сегодня. Кончилась война, и мы всем полком летим на парад Победы в Москву. Впереди идет самолет командира полка Бершанской. На нем укреплено наше полковое гвардейское знамя. Красное полотнище развевается по ветру… И вот под нами Красная площадь. Колонны демонстрантов. Мы заходим на посадку и приземляемся прямо на брусчатку. Выпрыгиваем из самолетов и под звуки марша шагаем мимо Мавзолея. А на главной трибуне стоят — живые! — все наши погибшие девушки и радостно машут нам руками. Вдруг над площадью появляется самолет ПО-2, и с него сыплются цветы, как листовки. Из них вырастает целая гора. Да это же Эльбрус! Мы все уже в гражданских платьях. Подбадривая друг друга, начинаем подниматься вверх. Чем выше — тем труднее. Карабкаемся по скалам, поддерживаем уставших. А на самой вершине, на снеговой шапке, стоит наше полковое знамя.
— Завидую, — произнесла Руфа, когда я рассказала ей свой сон. — Какие чудесные сны тебе снятся! А я сегодня спала как убитая.
Помолчав, добавила:
— В твоем сне есть, по-моему, определенная идея. В символической форме.
— Вот и мне так кажется.
Подошел Леша и сообщил, что все вещи уложены, а кабина готова принять семь пассажиров. Похоже, что наша машина резиновая.
Распрощались с родителями и, взбудоражив утреннюю деревенскую тишину сигнальным гудком, двинулись.
— Примечательно, что в сорок пятом, когда полк летел с фронта, то самолеты шли от границы таким же маршрутом: Брест — Минск — Москва, вспоминает Руфина.
— И летели мы таким же четким, дружным строем, как и на фронт, добавляю.
— Вашей дружбе можно и сейчас позавидовать, — говорит Леша.
— Безусловно.
— Нам здорово повезло в том отношении, что в полку не было ни одного мужчины, — высказывает Руфа правильную, на мой взгляд, мысль.
— Я тоже так считаю, — к нашему удивлению, соглашается Леша.
Мы были избавлены от многих осложнений, неизбежно возникающих в случае смешанного состава боевой части, да еще на фронте. И хотя жизнь полка шла по строго определенному уставами порядку, все равно она заметно отличалась от таковой в мужских частях. Несмотря ни на что, в полку царил «женский дух». Он проявлялся во всем: в опрятности формы одежды, чистоте и уюте общежития, культуре проведения досуга, в отсутствии грубых, а то и нецензурных слов и в десятках других мелочей. В боевой работе он выказывал себя в особой точности выполнения задания. Вышестоящие начальники довольно быстро почувствовали это, и когда речь шла об уничтожении малогабаритных целей, то предпочитали поручать их нашему полку.
— А еще нам повезло в командирах, — продолжаю я, — начиная от командира полка Бершанской и кончая командующим воздушной армией Вершининым.
— Вам и в мужьях повезло, — заявляет Леша.
— Не всем…
— Во всяком случае, многим, в том числе и здесь сидящим.
— Довольно смелое утверждение.
— Но самая большая удача в том, что мы остались живы после войны, говорит Руфа. — А что может быть прекраснее, чем жизнь со спокойной совестью.
— И с беспокойной мечтой.
«Машина времени» торопится к финишу.
На девяностом километре от Москвы, справа от дороги, вырастает темный силуэт памятника. Девушка со связанными руками, босая, идет на виселицу. Зоя… И почему-то тут же вспомнилось — в Берлине есть светлый монумент, поставленный после войны: русский солдат держит на руках девочку, доверчиво к нему прижавшуюся. Две крайние точки войны.
… Уже мелькают пригородные дачные места.
— Удивительно, — говорит Руфа, — у меня такое же состояние, как и тогда, в сорок пятом, когда мы подлетали к Москве. И сердце так же бьется, будто возвращаюсь после четырехлетней разлуки.
— В тот день, как и сегодня, было тепло, светило солнце, — припоминаю.
— Едва я завидела тогда на горизонте первые признаки Москвы, запела во весь голос. И сейчас хочется.
— Запевай, мы с удовольствием подтянем.
— «Я немало по свету хаживал»… — без дальнейших уговоров начала Руфа.
С настроением пропели всю песню.
— Давайте подведем итоги поездки, — предлагает Леша.
— Да что ж тут подводить-то? — говорю. — Проехали:
84454-74402=10052 километра. В пути пробыли 33 дня. Везем дневник и массу обновленных воспоминаний.
И вот через несколько минут подъезжаем к городской черте.
— Ура!!! — несется из нашей машины.
Первый столичный светофор удивленно открывает зеленый глаз.
Здравствуй, Москва! Мы опять, как и в сорок пятом, вернулись к тебе с победой. На этот раз победили время.