Прошлись потом по городу. Чем-то он схож с Волгоградом — может, домами, названиями улиц? Больше всего они схожи своей военной судьбой. Севастополь и Волгоград — две бесценные жемчужины в венце российской боевой славы.

Южное солнце не жалеет сегодня своего тепла. Но после обеда оно утомилось, прилегло в тучку. Мы тоже, придя домой, легли на часок. Ноги гудят от многочасовой экскурсии пешком. Однако долго блаженствовать не пришлось.

— Подъем! — скомандовал Леша, — Выезд через полчаса.

Стали собираться. Время, неумолимое время, подгоняет нас безжалостно. Сегодня оно приказывает покинуть Крым.

— Итак, девочки, двинемся освобождать Белоруссию? — спросил Леша, когда Севастополь скрылся ужа из глаз.

— Да, твою родную Беларусь. Ох и гнать теперь будешь! Только не забудь за сыном в Скадовск завернуть, — говорю мужу.

В Скадовске, недалеко от Херсона, находится сейчас наш младший сын, девятилетний Сашок. На время поездки мы «подбросили» его родственнице, жене Лешиного брата. У Риты своих двое детей, согласилась и еще одного взять, «до кучи». Вот уже с полмесяца, как она увезла их из Москвы. Теперь же, как ранее и было договорено, мы заедем за сыном, довезем его до Белоруссии, оставим у деда с бабкой, а сами поедем дальше по боевому пути полка.

В Симферополе случилось первое за время поездки неприятное дорожное происшествие, которое закончилось разбором в госавтоинепекции. Мы остановились по красному сигналу светофора на бойком перекрестке. Потом, на визжащих тормозах, подъехал таксист, вплотную притеревшись к нашей машине. Едва включился зеленый свет, как он лихо рванул с места. Но разъехаться не удалось — машины каким-то образом сцепились задними бамперами. Таксист поцарапал заднее крыло своей машины. Образовался затор, подошел милиционер, моментально собралась толпа. Водитель такси, вероятно, хорошо знал, что самый лучший способ обороны — наступление, и смело ринулся в бой за спасение своих водительских прав. Регулировщику недосуг было разбираться в ситуации, ему нужно было побыстрее очистить перекресток, и он, расцепив нас, отослал в автоинспекцию. Там, после долгих манипуляций и охаживаний, инспекторы вынесли справедливое решение — мы не виноваты в царапине. В общем, все утряслось. Только время жаль потеряли. И перенервничали — мы очень дорожим честью и водительским удостоверением нашего шофера.

Происшествие в Симферополе выбило нас из расписания, и из Крыма выехать вчера не успели. Ночевали перед Воинкой в придорожных кустах.

Проснулись чем свет — шоссе уже загудело грузовыми машинами, тут долго не поспишь. Умылись севастопольской водой. Вчера перед отъездом набрали целую канистру из водопровода в Надиной квартире, так как знали, что в степной части Крыма воду не везде достанешь. Быстро, по-военному, уложили вещи и включились в оживленный ритм дорожного движения.

За Воинкой до Армянска шли большие земляные работы. Тянули канал и рядом с ним бетонированную дорогу. Вода для степного Крыма — проблема номер один, и это чувствуем даже мы, проезжающие со скоростью 100 километров в час. «До питьевой воды 2 км» — извещают кое-где надписи на столбиках, и стрелка указывает куда-то в сторону от дороги. Только в Крыму встретились с такими указателями, акцентирующими внимание путешественников на воде. В других местах и не думали о ней.

У Ишуни остановились около высокого обелиска. У нас как-то само собой повелось, что ни один памятник не проезжаем мимо. На фасаде читаем надпись: «Героям ишуньских позиций, которые погибли в годы Великой Отечественной войны». На другой стороне четверостишие:

Становится печально, но светло, когда читаешь стихи на памятниках. В сердце входит теплое ощущение, что их писали благодарные руки и безусловно руки доброго человека.

…Убегают назад последние километры крымской земли.

— Расскажите на прощанье еще один эпизод из вашей жизни здесь, — просит Леша.

— Если самый короткий, то могу, — говорю. — Когда перелетали из Крыма в Белоруссию, я сбросила над Перекопом вымпел. На клочке бумаги, вложенной в гильзу, написала: «До свиданья, красавец Крым! Вернусь после войны. Жди».

— Ишь, какие записки писала. Муж, ты не ревнуешь? — шутит Руфа.

— В данном случае — нет. Даже сам вожу ее на свиданья.

Еще несколько минут пути, и дорожный щит оповещает: «Граница Крымской области».

— Пора подвести итоги нашей боевой работы в Крыму, — предлагает Леша.

Он уже начал говорить «мы», «наш полк», будто тоже служил вместе с нами.

— Итоги давно подведены, — заглядывая в какие-то свои записи, говорит Руфа. — Провоевали мы здесь ровно месяц, но за Крым бились полгода. Сделали всем полком 6140 боевых вылетов, получили орден и стали именоваться 46-й гвардейский Таманский ордена боевого Красного Знамени…

— К тому времени мы пробыли на войне ровно два года, — добавляю.

— А если учесть, что при подсчете выслуги лет авиаторам военные годы считают один за три, то мы стали старше на шесть лет.

— В этом законе, безусловно, есть логика.

— Беспощадная логика войны.

Потянулись пыльные дороги Херсонщины. Мы с мужем не раз колесили по ним, пробираясь к Скадовску — небольшому городку на берегу моря. Он привлекал нас мелководьем и теплым морем. Для детей лучшего места и желать не нужно. Сейчас там купается наш Сашок… Как он, не заболел ли? Целых две недели я не в курсе его жизни. Что-то неспокойно на сердце…

За разговорами незаметно прошло время. Подъезжаем к Скадовску. Я все больше начинаю волноваться — каким сейчас увижу сына? Не случилось ли с ним что-нибудь?

Во дворе дома нас встретила Рита со своими детьми. Моего Саши не было видно.

— Где Сашок? — спрашиваю с тревогой.

— Лежит… Ты только не волнуйся… «Так всегда начинают, когда собираются сообщить тяжелую весть», — пронеслось у меня в голове.

— Что с ним?.. — И, не слушая уж дальше объяснений, я метнулась в комнату.

Сын лежал недвижно под одеялом. Одним взмахом я раскрыла его, ожидая увидеть… уж не знаю, что — может, даже изуродованное, забинтованное тельце. Но Сашок порывисто вскочил и… мы обнялись.

— Здравствуй, мама!

— Здравствуй, дорогой мой мальчиш!..

У него, оказывается, болело горло, и ему приказали лежать смирно в постели. От радости я сразу обмякла и опустилась на стул. Сумка с дневником поездки упала на пол…

В ожидании, когда Сашок окончательно выздоровеет, мы два дня отдыхали. Купались в море, стирали, готовили машину для большого броска в Белоруссию.

Удивительно, даже здесь, в Скадовске, встретили человека, который каким-то образом был связан с боевой работой нашего полка. Хозяин дома, Алексей Ефимович Дадулов, снабжал нас, оказывается, бомбами, когда мы воевали в Крыму в составе 8-й воздушной армии.

— Такие ненасытные были, все давай им и давай, — вспоминает он, — Не успеешь привезти машину, как ваши девчушки, вооруженцы, мигом, словно муравьи, все растащат. А инженер по вооружению — как же ее фамилия-то?..

— Стрелкова Надежда Александровна.

— Да, да. Она та-ак на нас покрикивала! Только я слышишь, бывало; «Мало, еще! Шевелитесь быстрей!» А вот летчиц ваших почти не приходилось видеть на аэродроме. Говорили, что они не вылезали из самолетов всю ночь.

Это верно. Особенно в ночи-максимум, когда штаб дивизии требовал сделать как можно больше боевых вылетов. Все летали тогда «по возможностям и по способностям». Начальник штаба полка Ирина Ракобольская или ее заместитель Аня Еленина подходили к только что севшему самолету, принимали доклад у экипажа прямо из кабины, записывали. В это время вооруженцы подвешивали бомбы, техники заправляли самолет горючим. Через 4–5 минут экипаж уже опять взлетал. В такие ночи нам привозили на старт второй ужин. Но мало кто притрагивался к нему. Некогда, да и не хотелось есть. «Быстрей, быстрей!» — торопила внутренняя напряженность. Помню, как-то еще на Тамани в одну из таких ночей-максимум у меня с самолетом произошла какая-то заминка. Выпали свободные минуты, и нам со штурманом предложили пойти доужинать. Подошли мы к столику, где сидела повариха из БАО с кастрюлями. Глядим — она плачет.