Голые скалы берут ноту чуть ниже, но она не тусклого серого тона, а рельефно блестит гранитном мозаикой, отполированной веками и ветром.
Почти незаметно в музыку камня начинают вплетаться ножные звуки робкой зелени. И чем ближе к земле, тем громче поет цвет жизни, воплощаясь в изумрудные луга, причудливый кустарник и, наконец, в густой темно-зеленый лес, подернутый синеватой дымкой.
Терек — яркая нить в мелодии. Зарождаясь в заоблачных далях, он вначале еле уловимо звенит журчанием кристально-чистого ручейка. Но чем ниже сбегает по крутым склонам, тем мощнее становится его голос, и вот он уже с ревом несется меж скал, бушует в тесном ущелье, в слепой ярости обрушивается на уступы, пенится на перекатах и, освободившись от плена камня, грохочущей лавой вырывается на шпрокпй простор долины.
Вдоль Терека мягкими изгибами ведет свою мелодию дорога. Предостерегающими сигналами автомашин она вносит нотку современности в древний ансамбль.
Горный воздух незримым чародеем участвует в сотворении дивной симфонии. Он наполняет ее нежным ароматом цветов, свежим запахом леса, тончайшей влагой от бурлящего Терека.
А вверху, как главный дирижер этого могучего оркестра, — солнце…
Мы забрались высоко-высоко. Несколько белых, как вата, облаков лежат на вершинах гор, спокойно отдыхают.
Терек превратился в ручеек.
Время — 16.05. Мы на Крестовом перевале. Высота над уровнем моря — 2395 метров.
Долго здесь не задерживаемся — холодно, ветер. Скорее вниз, в долину, к теплу и людям!
Теперь справа от дороги, далеко внизу, бежит Арагви. Красавица река! Вода в ней на удивление голубая-голубая!
Поселок Млета. Конец Крестового перевала. Машина резво бежит все дальше, ниже. Мелькают селения Арахвети, Квешети, Пасанаури.
До Тбилиси осталось 50 километров. Горы стали ниже, воздух теплый, густой. Душновато. И вот дорожные зигзаги кончились, мы вырвались почти на прямую.
Поселок Мцхета. Пересекаем Куру. Мутная какая! Откуда она, интересно, берет начало? Смотрим в карту — из Турции.
До Тбилиси 21 километр. Высоко на горе — темный силуэт полуразрушенного храма. Здесь, по преданию, жил лермонтовский Мцыри. Вспомнилось из Лермонтова:
Я знал одной лишь думы власть,
Одну, но пламенную страсть…
Спускаются лиловые сумерки. Вдалеке виднеются первые огни вечернего Тбилиси.
Мы проехали Военно-Грузинскую дорогу за пять часов. Рекорда не поставили, конечно, да и не собирались. Рады тому, что благополучно завершен небезопасный, на наш взгляд, переезд через Кавказские горы. Головы до отказа набиты необыкновенно яркими впечатлениями.
В тбилисском кемпинге нас приняли гостеприимно, нашелся уютный домик-палатка.
После ужина на «совете трех» единодушно решили: завтрашний день посвящаем знакомству с Тбилиси.
4 августа
С утра заехали в гостиницу «Интурист», чтобы уточнить расписание отплытия пароходов из Сухуми.
Леша заглянул в бюро обслуживания. Скоро вернулся, приглашает нас войти.
— Вот, знакомьтесь, — говорит он, указывая на сидящего за столом мужчину, — он тоже…
— Да мы давно знакомы! — воскликнули все трое разом. — Вместе учились в ВИИЯКА!
Вот так встреча!
Саша Эйдерман, как и мы, немало удивлен. Сели, разговорились. Рассказали, каким ветром занесло нас сюда. Вспомнили годы учебы, сокурсников.
В ВИИЯКА училось, кроме нас с Руфой, еще несколько однополчанок: Полина Гельман, Женя Жигуленко, Оля Яковлева, Наташа Меклин, Нина Ульяненко. Так уж получилось, что после войны мы не смогли продолжать учебу в тех институтах, откуда ушли на фронт. Пришлось начинать сначала.
Руфа и я говорим теперь — и совсем не в шутку, — что годы, проведенные в ВИИЯКА, — самые каторжные в нашей жизни. Учеба была неимоверно напряженной. А тут появилась семья, дети. Мы с мужем кочевали вначале по частным квартирам, за городом. Поездки в электричках отнимали много времени, но еще больше — семейные заботы и первый ребенок. Желание отоспаться было в те годы самым заветным и самым несбыточным.
Военная дисциплина, принимающая во внимание только занимаемую должность и звание, тоже заставляла иногда переживать нелегкие моменты — мы ведь были всего рядовые слушатели с двумя лейтенантскими звездочками на погонах.
— Рая, а ты помнишь, как тебя с госэкзамена на носилках несли? — спрашивает Саша Эйдерман.
— Вовек не забуду!
Это случилось на последнем госэкзамене. Еще с утра я почувствовала себя плохо. Нарастала хорошо знакомые мне признаки периодически вспыхивающей болезни, заработанной на фронте. Обычно в такие дни я получала освобождение от занятий. Но не пойти на последний госакзамен? Я даже и мысли не допускала!
Жестокая боль схватила во время ответа перед комиссией. На лбу выступили холодные капли. Но это приняли за естественное в таких случаях волнение. Спокойно поставили оценку, «вы свободны» — сказали. Еле вышла во двор института. «Поймать бы такси»… Но дойти до проходной сил не хватило. Боль свернула в дугу, пришлось сесть на лавочку. На мое счастье, мимо проходила Руфина со своего факультета. Посмотрев на меня, остолбенела: «Что с тобой. Рая?»… А у самой, гляжу, слезы закапали. «Мне тогда показалось, что ты умираешь», — призналась она уже потом. «Плохо… Не могу идти», — еле выговорила я. Руфина побежала в санчасть. Быстро пришли санитары, уложили меня на носилки и понесли. Проходящие мимо слушатели, особенно с младших курсов, шептали в испуге: «С последнего госэкзамена на носилках выносят!..»
Саша «прикрепил» к нам девушку-экскурсовода, мы усадили ее в машину и отправились осматривать достопримечательности Тбилиси.
Прекрасный город. С богатой национальной архитектурой. Здесь у каждого дома свой характер, свой стиль.
Наша миловидная девушка-экскурсовод сообщала по пути многие сведения из истории города.
Побывали на горе Мтацминда. Оттуда открывается вид на весь город, как с Ленинских гор на Москву. Несколько минут мы любовались им, стоя на широкой веранде комплексного здания.
— Вон там район Дидубе, — обратила наше внимание экскурсовод. — Видите, стадион? «Динамо» — гордость тбилисцев. А вот одна интересная для вас, летчиков, справка: в октябре 1910 года известный авиатор Уточкин поднимал с Дидубийского ипподрома свой аэроплан и летал над городом.
Было уже часа три дня, когда мы подъехали опять к гостинице. Саша Эйдерман уговорил нас «заскочить на пять минут» в редакцию газеты «Вечерний Тбилиси», товарищи очень просили его устроить встречу с нами. Отказываться было неудобно.
В редакций нас интервьюировали и фотографировали, делали материал для очередного номера газеты. Так, совершенно неожиданно, мы попали в сети вездесущих газетчиков. В своей беседе мы не забыли, конечно, упомянуть о бывшем штурмане из полка имени Расковой — Гале Турабелидзе, которую хорошо знали по совместному обучению в Энгельсе. Симпатичная девушка-грузинка с большими черными глазами и «осиной» талией. Сейчас Галина Прокофьевна, женщина солидная во всех отношениях, живет и работает в Москве. Мы с ней всегда видимся у Большого театра во время наших традиционных встреч.
Под вечер приехали «домой», в кемпинг. С удовольствием сбросили с себя парадную одежду, пообедали и, предвкушая приятный отдых после жаркого дня, улеглись было на кроватях. Но тут Леша вдруг вскакивает и заявляет:
— Поеду к Аркаше. Может, застану его в аэропорту.
Аркаша Осланикашвили — его старый знакомый. Они служили вместе в одном полку, когда были еще военными летчиками. Осланикашвили живет теперь в своем родном Тбилиси, работает в Аэрофлоте.
Мы не возражали против намерения Леши повидаться с Аркашей.
— Поезжай, но только не на машине. Ты ведь выпил в обед бутылку пива.
— Ну и что? Я пьян, по-вашему?
— Нет. Но закон есть закон.
Леша надулся на нас, демонстративно положил на стол ключи от машины и ушел, бросив коротко:
