Помимо вышеназванного в доме и вокруг него было обнаружено столько следов Смолла, что не приходилось сомневаться – его присутствие там в зловещий час неоспоримо. Отпечатки протеза виднелись повсюду. Также хорошо просматривался след маленькой стопы, оставленный в непосредственной близости от тела. Уже установлено, что такой отпечаток мог принадлежать туземцу с Андаманских островов. Все это вкупе с экзотической техникой убийства, наверняка, неведомой Тадеушу Шолто, еще явственнее вывело на передний план совсем других подозреваемых. Как сообщил Тадеуш Шолто, его отец провел в тех местах долгие годы службы вместе, кстати, с капитаном Морстеном. Также из его показаний следует, что состояние майора Шолто резко ухудшилось вследствие приступа ужаса после прочтения некого письма. И хоть содержание письма осталось неизвестным, логичнее всего связать его с животным страхом, что терзал майора на протяжении тех лет, что он провел в Англии после возвращения. Страхом перед калекой, чье имя теперь известно. Не имея возможности заполучить относительно быстро данные от бенгальских властей, в чьем ведении находится Порт-Блэр, где расположена тюрьма (место службы Шолто и Морстена), остается лишь строить предположения относительно личности Смолла и причин его пребывания там. Служба в тюремном гарнизоне с таким увечьем отпадает, пребывание в чиновничьей должности не связывало бы ему руки, так что он мог оказаться в Англии раньше Морстена или одновременно с ним, в любом случае, куда раньше того дня, когда майор узнал о его прибытии (несомненно, письмо несло в себе именно эту новость). Остается невероятное. Впрочем, лишь на первый взгляд. Несмотря на хвастливые заверения администраций подобных заведений об образцовом порядке, неусыпной бдительности, толщине решеток и неприступности стен, побеги из мест заключения, особенно, на Востоке не такая уж редкость. Вместе с тем, очевидно, что дело это непростое. Настолько, что вполне могло вызвать ту самую задержку во времени, которую какими-то иными причинами объяснить трудно. Возможно, майор надеялся, что этой задержки хватит на его век, и факт тщеты такой надежды явился для него слишком тяжелым ударом.
В пользу предположения об арестантском прошлом Смолла говорит и то, сколь неподходящую компанию он себе завел, и к чему в итоге это привело. Какое бы преступление ни привело его на каторгу, думаю, окончательное его разложение произошло именно там. Убийство ужасно, однако даже оно меркнет на фоне того кощунственного смысла, который заключен в его деянии. Существуют границы, которые белый человек не должен переходить при любых обстоятельствах. Связаться с существом, низшим до такой степени, что сравнение его с животными вряд ли польстит последним, что это? Отступничество? Вызов? Наслаждение глубиной падения? Как ни назови это, уже само по себе оно никому не прибавит чести. Самое малое, что обязан был осознать Смолл с того момента, когда это произошло, заключалось в том, что вся ответственность за это лишенное разума дитя инстинктов отныне легла на него. Не то чтобы покуситься на жизнь белого, даже на миг задуматься о такой возможности для подобных существ должно быть немыслимым, абсолютно невозможным, но Смолл не просто позволил этому случиться. Он сам натравил дикаря на Шолто как бешенную собаку, вместо того, чтобы поквитаться с обидчиком собственными руками. Тем самым он нанес тягчайшее оскорбление не только семье Шолто, но и самой нашей рассе. Откровенно говоря, сие деяние до сих пор не укладывается в моей голове; по моему мнению оно равносильно измене даже не столько британской короне, сколько всему цивилизованному миру с его ценностями принципами и укладом. По всему выходит, что перед нами умный ловкий бесстрашный и совершенно беспринципный, а значит, крайне опасный преступник, рядом с которым личность Тадеуша Шолто вызывает лишь улыбку сожаления. Сожаления, что, вопреки малодушным надеждам Джонса, не он оказался убийцей.
Холмс, ознакомленный Тадеушем с историей их семьи еще до обнаружения Бартоломью мертвым, быстро сориентировался и взял нужный след. Пока инспектор гнул свое, пытаясь вытребовать признания у Шолто, Холмс принялся активно разыскивать Смолла, и я взбесился, что из-за тупого упрямства Джонса хвастунишка с Бейкер-стрит переиграет Скотланд-Ярд в самом громком деле последних лет. Уже девятого числа с помощью обученной идти по следу собаки Холмс вышел к пристани в самом конце Броуд-Стрит и установил личность владельца катера, некого Смита, нанятого Смоллом вместе с посудиной для бегства. Надо признать, здесь он проявил изрядную ловкость и быстро добыл нужные сведения. Жена владельца, миссис Смит показала, что незнакомец постучал в окно их дома между тремя и пятью часами утра восьмого октября. Тадеуш Шолто покинул Пондишери-Лодж седьмого числа в десять часов вечера. Таким образом, с учетом времени, которое потребовалось Смоллу на то, чтобы добраться из Норвуда к пристани, время убийства попадало в четырехчасовой промежуток между десятью часами вечера седьмого и примерно двумя часами ночи восьмого октября.
Однако дальше дело затормозилось. Поначалу уверенный в успехе Холмс единолично разыскивал катер, на котором скрывался Смолл, дабы полиция не обскакала его на самом финише. Одновременно в одной из газет, заключившей с ним, как я уверен, нечто вроде взаимовыгодного договора, стали появляться отчеты о его охоте, поддерживающие в читателях напряженное ожидание развязки и восхищение его персоной. В который уже раз из-за склонности Холмса к театрализации расследование превратилось в постановку, захватившую публику лихо закрученным сюжетом. Беда только, что в своих интервью он выдавал бодрые прогнозы о том когда, как и где переловит негодяев. Это уже было совсем лишнее, но газетчики и не думали сдерживаться и с удовольствием печатали эти заявления, из которых преступники также извлекали для себя полезные сведения. При таком самоуверенном подходе неудивительно, что с определенного момента хоть сколько-нибудь ободряющая информация перестала поступать. Злоумышленники затаились.
И все же казалось, что не сегодня завтра все прояснится. Дело выглядело совершенно однозначным, обещая закончится сразу же с поимкой Смолла и его мелкого злобного дружка. Все слуги Пондишери-Лодж были отпущены, а Тадеуш Шолто вернулся в свой дом в южном Лондоне. Но когда в свободное время я заглянул в собранные материалы, в частности, в отчет Джонса, составленный им по результатам осмотра места убийства, и в протоколы допросов Шолто и слуг, мне сразу бросились в глаза многие странности, которые почему-то совершенно не заинтересовали моего коллегу. Поймать его для разговора, как и склонить к словоохотливости оказалось делом непростым. Он теперь наверстывал упущенное, отрядив людей прочесывать оба берега и осматривать причалы в надежде обнаружить злополучный катер с беглецами. Оставалась еще надежда, что Смолл не бросился сразу отрываться от преследования, а пережидал, спрятавшись в одном из бесчисленных укромных мест, коими изобилует Темза. Холмс пришел к выводу, что без средств полиции за Смоллом ему на реке не угнаться, и, начиная с десятого числа, они вместе с Джонсом объединенными усилиями приготовили ловушку уже непосредственно на воде, используя для этого быстроходный катер береговой охраны.
Вечером того же дня его грузная фигура, наконец, попалась мне на глаза.
– Послушайте, старина, – обратился я к нему, напрочь отказываясь замечать его усталость и явное неудовольствие навязанной беседой, – вас не поразило, как Смолл сумел так быстро прознать о найденном кладе? Ведь поиски велись много лет. Он не мог все это время торчать в Норвуде. Имея столь заметную внешность, он обязательно попал бы в поле зрения тамошней полиции, которая просто обязана была отреагировать на заявления Шолто. Его как минимум допросили бы. Но вы сами убедились, что в участке Норвуда нет никаких следов о том, что человек на деревяшке хоть раз попал в поле их внимания. Ясно как день, что Смолл все это время находился в Лондоне. Кто-то известил его, причем очень быстро. Между временем обнаружения клада и убийством едва прошли сутки, а ведь Смоллу требовалось еще преодолеть немалый путь.
