У Руа не было выбора. Не было свободы. Не было профессии и дома, где она могла бы чувствовать себя в безопасности.

Ей и в самом деле казалось, что я должна быть счастлива в этой клетке, где мне обещали волю — и тут же принялись отнимать все возможности выжить самостоятельно.

Связь с чорваджи-баши. Мой домик, где сейчас жил чужак. И даже мой Малих, который всегда был рядом!

Я бы не удивилась, обнаружив, что и мое местечко на базаре, куда я отсылала Малиха торговать финиками из сада, тоже кто-то занял. Разумеется, сугубо из соображений безопасности!

— Я безмерно польщена вниманием господина и повелителя, — изрекла я, но саркастичные интонации никак не желали прятаться под налетом приличий. Может, тайфа был прав, и мне в самом деле требовались уроки поведения в гареме? Глядишь, научилась бы лицемерить как следует. — Но еще не успела в полной мере осознать всю щедрость его предложения.

— Понятно, — устало вздохнула Руа. — То есть он вывалил на тебя все как есть и понадеялся, что ты оценишь хотя бы честность, раз не оценила выгоду. Я бы умилилась тому, в какого дурака он превращается рядом с тобой, но это все так невовремя… говоришь, он и в самом деле собрался даровать свободу твоему рабу?

Я покаянно кивнула.

Желать, чтобы заветная мечта Малиха о вольной так никогда и не исполнилась из-за каприза оскорбленной женщины, было низко. Но я желала. Мелко и эгоистично, потому что это еще давало какую-то надежду, что он будет рядом и впредь.

Наверное, стоило все-таки смириться с тем, что моя жизнь пошла под откос в тот самый момент, когда я согласилась на последнее задание чорваджи-баши. Смириться — и двигаться дальше.

Искать варианты, раз уж меня так не устраивали существующие.

— Сомневаюсь, что Рашед-тайфа и в самом деле отпустит Малиха, — все-таки пожаловалась я. — Он уже спрашивал меня, не задумывался ли тот о женитьбе, и признался, что хочет браком привязать его ко дворцу.

Но Руа не прониклась и этим. В ее мире браки по расчету не были чем-то из ряда вон.

— И что же твой раб думает о женитьбе? — со смешком уточнила она.

Я развела руками.

— Прошу об одном, госпожа: когда он попытается сбежать, едва услышав новости, не казните его сразу. Своим побегом он поможет отыскать слабые места в обороне дворца.

— А что их искать, — проворчала Руа и запрокинула голову. — Во всей этой суматохе меня-то подобрали, одели и разве что на руках сюда не занесли, а подкоп возле молоховен так никто и не засыпал обратно!

Кажется, она удивилась, когда я все-таки рассмеялась — впервые за все утро, искренне и весело. Но в двери уже проскользнула Абия с тяжелым подносом, и Руа пришлось вернуть беседу в русло приличий.

Я охотно поддержала.

Сердце видит раньше головы.

— арабская пословица

Как я и надеялась, всеобщего страха перед дурным настроением Руа-тайфы хватило ровно до того момента, как в ее покои принесли завтрак. Потом любопытствующие девицы рассудили, что сытая женщина злой не бывает, и, выждав с четверть часа, все-таки начали по одной-две просачиваться на третий этаж и осторожно дефилировать по коридору. Служанкам повезло больше всех: они могли прихватить что-нибудь на кухне и явиться прямиком в комнаты госпожи под предлогом пополнения блюд на дастархане.

— Они ведь не угомонятся, — заметила я, когда место на нем благополучно закончилось.

Руа из вредности вытерпела еще двух девиц с подносами, которые пришлось ставить прямо на ковер, но на третьей все-таки сдалась.

— Ладно, неси сюда, — раздраженно приказала она застывшей в дверях рабыне с пятым по счету кувшином шербета. — И позови этих несносных дочерей ар-раджима, пока они от любопытства не отрастили уши длиной во весь коридор! Все равно еды принесли столько, будто надеялись меня под ней похоронить…

Я поперхнулась смешком и вежливо потеснилась, уступая место настоящим наложницам тайфы. Саада и Тазид, впрочем, отчего-то не спешили под ясные очи Руа, и первой в покои заглянула отчаянно храбрящаяся Абия. Она прошла через все комнаты с гордо поднятой головой — и тут же забилась мне за спину, в самый угол; но следом за ней все-таки потянулись остальные, и вскоре возле дастархана не осталось ни единого свободного места.

— Мы беспокоились о госпоже и надеялись услышать своими ушами, что страшное колдовство не оставило на ней следа, — потупив глаза, изрекла одна из наложниц.

Я поймала себя на том, что так и не запомнила, кто из них Саада, а кто — Тазид. Впрочем, мне оно не слишком-то и нужно было.

Руа не упустила случая высказаться, и своими ушами наложница услышала много чего — начиная от претензий к их длине, подвижности и диаметру сквозного отверстия между ними и заканчивая весьма убедительными заверениями, что пожить в гареме Рашеда-тайфы без ее, Руа, присмотра никому не светит. А пока все прятали глаза и втихаря наслаждались видом угнетенной чужим красноречием наложницы, я беззвучно выскользнула из этой тесной компании и скрылась за резными дверями, предоставив Руа право быть единственной звездой утра. Основную мысль своей легенды о заколдованной царевне она уловила, а все различия между версиями наверняка спишут на шок и излишне богатое воображение рассказчиц.

Опустевшие нижние этажи гарема выглядели почти умиротворяюще. Теплый ветерок играл бесчисленными занавесями и драпировками, разнося ароматы розового масла и корицы; в тени галереи кто-то успел накрыть еще один дастархан, позабытый, едва Руа ступила под крышу дворца. Я не упустила момента утащить горсть зеленых оливок и, выйдя в сад, двинулась в сторону калитки, невоспитанно пуляясь косточками по кустам.

На мое счастье, паланкины так и стояли на дорожке, позабытые во всеобщей суматохе. Я не поленилась сбегать до хаммама, чтобы сполоснуть руки, без лишней спешки выгребла из-под подушек в своем паланкине изрядную гору свитков и чуть не свалилась на их место от сердечного удара, когда за спиной раздался неуверенный голос:

— Что это, госпожа?

Я обернулась и прижала руку к груди, надеясь убедить сердце не выпрыгивать через горло. Свой талант незаметно ускользать из толпы я явно переоценила: следом за мной умудрилась беззвучно увязаться Абия, и теперь ее чрезвычайно занимали архивные свитки.

— Это… — я растерянно опустила взгляд на охапку заклинаний и только потом спохватилась, что буду выглядеть куда подозрительнее, если начну оправдываться. — Это поручение Рашеда-тайфы для меня. Ты умеешь читать свитки?

Вопрос можно было отнести к разряду риторических. Абия явно родилась в городских стенах и воспитывалась соответствующе: с твердой установкой, что магия — дело сугубо мужское, а задача женщины — быть тихой и угодливой.

— Нет, госпожа, — еле слышно отозвалась она и вся съежилась, будто ее незнание могло быть поводом для упреков, а то и вовсе заслуживало наказания.

— Тогда можешь вернуться к Руа-тайфе, — сглотнув дурацкий комок в горле, сказала я. — Я сама справлюсь.

Повторять дважды не пришлось: девчонка просияла и испарилась. История «заколдованной царевны» явно занимала ее куда больше, чем скучные чертежи, и за мной она пошла только потому, что не смела оставлять госпожу одну без прямого приказа.

Я с нервным смешком покачала головой и утащила все свитки к себе в комнату. За стенкой царила благоговейная тишина, нарушаемая только голосом Руа; я быстро приучилась игнорировать ее повелительные интонации и закопалась в плетения.

Судя по всему, Фархад-ага был не самым гениальным, но зато основательным изобретателем. Плетения на поверку оказались усовершенствованиями уже существующих заклинаний, и на обороте каждого свитка значился автор оригинала, педантично перечислялись отличия и финальным аккордом писался порядковый номер в гильдейском каталоге и новое название. Свитки легко разделились на три группы: для лечения кожных болезней, для исцеления глубоких ран и просто для хорошего настроения. Ничего, что могло бы лечь в основу «черного забвения», но сама манера черчения и построения плетений выглядела смутно знакомой.