— Рашед-тайфа знает? — спросила я.

Абия испуганно замотала головой.

— Господин маг пришел на кухню и искал кого-то, кто смог бы передать записку госпоже наложнице. Я не соглашалась, но он такой грозный! — она побледнела еще сильнее и в конце концов бросилась мне в ноги. — Прошу, не говорите тайфе, госпожа!

От обилия господ и госпожей в ее речи у меня закружилась голова, и я отскочила, упустив шанс рассмотреть, как же надлежит правильно целовать полы чьих-либо одежд.

— Поднимись, — велела я. — Ты все сделала правильно.

Она недоверчиво приподняла голову.

— Правильно?..

Я представила, как все это, должно быть, выглядело в глазах девочки-подростка, воспитывавшейся в гареме: какой-то посторонний мужчина требует доставить зашифрованную записку наложнице тайфы без ведома господина, а наложница со спокойной душой принимает передачу, да еще утверждает, что все в порядке! Кажется, стоило как можно скорее сочинить правдоподобную историю, и здесь опыт работы с чорваджи-баши пригодился как никогда.

— Этот грозный господин — новый ученик Нисаля-аги, — сообщила я чистую правду и перешла к грязной лжи. — Он помогает мне и Рашеду-тайфе подготовить сюрприз для Руа-тайфы. Исполняй все, что он велит, тайфа, долгих ему лет правления под этими небесами и всеми грядущими, все знает. А сейчас мне нужно, чтобы ты передала Рашеду-тайфе, что предположения Малиха, кажется, оказались верны, и попросить выделить ученика Нисаля-аги мне в сопровождение на сегодняшний выезд. Успеешь?

— Я не смею говорить с Рашедом-тайфой, — растерялась девчонка и тут же снова воспряла духом. — Но я могу передать все Абдулахаду-аге, а он передаст Рашеду-тайфе!

— Как угодно, только поторопись, — попросила я и зажмурилась, приводя разбегающиеся мысли в порядок.

Руа. Руа-тайфа тоже должна знать!

Но Абия уже упорхнула, а из комнат сестры господина раздавалась такая насыщенная и эмоциональная ругань, что соваться туда без приглашения я все-таки не рискнула.

Мужчины, которые не прощают женщинам их маленьких недостатков, никогда не насладятся их великими достоинствами.

— арабская пословица

Я уже предвкушала послеполуденное солнышко и поездку с ветерком, но во дворе меня ожидал преизрядный сюрприз: вместо оседланных молохов или хотя бы быстрых повозок для выезда приготовили четыре наглухо закрытых паланкина. У шестов уже дежурили евнухи — увы, незнакомые и, в отличие от Абдулахада-аги, весьма дюжие: похоже, к переноске паланкинов им было не привыкать.

Сам Абдулахад-ага вертелся позади, выстраивая закутанных в шарфы служанок: конечно же, госпожам никак нельзя было покидать дворец самим по себе. Я разглядела в пестрой звонкоголосой толпе тощую фигурку Абии, но расслабляться не спешила: Малиха нигде не было видно.

А Руа-тайфа, похоже, никого дожидаться не собиралась. Она уже усаживалась в самый роскошный паланкин, настолько широкий, что для переноски понадобилось не двое евнухов, как наложницам, а сразу четверо, одинаково сверкающих рельефной мускулатурой из-под расшитых жилетов. Я дернулась было к Руа-тайфе, но она уже безапелляционно задернула занавески. Саада и Тазид поспешили занять свои паланкины, и мне не оставалось ничего, кроме как последовать их примеру, утешая себя тем, что осиротевшей горожанке и такая поездка не светила. Так с чего бы отказываться и капризничать?..

Наивная.

Стоило шествию сдвинуться с места, как Абдулахад-ага подбежал к моему паланкину и, сделав страшные глаза, задернул занавески. Я осталась в душном сумраке, ощущая, как воздух вокруг неумолимо нагревается под палящим солнцем, и обиженно насупилась.

Дворцовая жизнь не уставала разочаровывать. Мне-то представлялась томная полуденная нега под журчание фонтанов и пение райских птиц, медовые лепешки и спелый виноград, — но их подменяли нудные уроки в гареме; вместо того, чтобы умащать кожу ароматными маслами в хаммаме, я плавала в искусственном озерце, вместо того, чтобы сладко спать на мягчайших подушках, разбирала свитки и развлекала беседой тайфу, и даже вместо ночи страсти получила ночь битвы на думках…

Последняя мысль заставила озадаченно нахмуриться и вынырнуть из омута жалости к себе, но проанализировать ее мне так и не удалось.

Еще одним поводом для жалости к себе (и, пожалуй, единственным, действительно заслуживающим внимания) было то, что в паланкине ужасно укачивало. К высоким воротам гильдии я прибыла нежно-зеленой, как листва после дождя, и ни о чем не мечтала так, как пройтись пешком по людному базару, наплевав на авторитет господина и здравый смысл — хотя бы на обратном пути.

Зато перед пестрым шествием ворота распахнулись куда быстрее, чем перед одинокой горожанкой.

Гильдия занимала целый квартал, обнесенный высокой стеной из красноватого песчаника. Под ее защитой стояло одно-единственное строение, размахом способное посрамить даже дворец тайфы: огромное П-образное здание с ровным зеркалом воды во дворе вмещало в себя и многочисленные мастерские, и спальни учителей, и учебные комнаты, и даже приют для тех, кто нуждался в крове. Я жадно вздохнула полной грудью: после духоты паланкина здешний воздух, напоенный ароматом цветов и раскаленного на солнце камня, казался особенно сладким, и отравляли его только заполонившие двор люди.

Последний раз я была здесь с отцом — он снабжал женскую лавку свитками. Здесь ничего не изменилось с тех пор, но отчего-то гильдейский двор казался незнакомым и отталкивающе чужим, и я успокоилась только тогда, когда заметила в хвосте процессии скромно потупившегося Малиха, старательно делавшего вид, что дюжий раб понадобился госпожам для транспортировки покупок. Абия все-таки успела.

— Наконец-то, — не скрывая раздражения, выдохнула Руа-тайфа, умудрившись выбраться из паланкина с таким непринужденным изяществом, что наложницы брата на ее фоне показались неуклюжими, как новорожденные козлята. — Пойдем скорее, выберем себе свитки — и назад.

Саада и Тазид с готовностью устремились к восточному крылу гильдии, наглухо закрытому ото всех остальных. В стенах первого этажа даже окон не было: некоторые свитки следовало использовать на месте, под присмотром специально обученной мастерицы, и гильдия сделала все, чтобы сберечь стыдливость покупательниц. Я тоже двинулась в сторону этого укрепленного форта напыщенной целомудренности, не скрывая растерянности, и Руа-тайфа быстро спохватилась:

— Аиза, выглядишь бледновато, — небрежно заметила она. — Не хочешь отдохнуть у воды, прежде чем идти внутрь?

Наложницы одарили меня сочувствующими улыбками, из-под которых все равно выглядывало откровенное злорадство: кто же захочет пропустить такое событие, как покупки в гильдии магов? Но я только с благодарностью кивнула. Абдулахад-ага начал было прикидывать, кого оставить со мной, и Руа-тайфа не замедлила сорвать дурное настроение:

— Да брось, Абдулахад-ага, не хватало еще потом ждать тех служанок, что останутся с ней! Вон, пусть тот раб подежурит, и хватит с нее, — отрезала сестра тайфы и отчего-то задержала взгляд на Малихе. Но потом раздраженно передернула плечами и удалилась под гостеприимный кров гильдии, ничего не добавив к своим словам.

Моя благодарность к ней несколько поугасла, несмотря на то, что под «тем рабом» Руа явно подразумевала Малиха. Тем не менее, ослушаться ее никто не посмел, и вскоре во дворе остался только седой садовник да чей-то посыльный, востроносый мальчишка с охапкой свитков, помеченных одинаковыми звездами: их надлежало отнести в архив. Посыльный так спешил поскорее разделаться с нудной работой, что запнулся о мраморную плитку и рассыпал свою драгоценную ношу.

На это событие все отреагировали совершенно одинаково: тут же рухнули на живот и закрыли руками голову. Судя по тому, как проворно двигался садовник, седым он был вовсе не из-за возраста, а из-за обилия неуклюжих посыльных в его вотчине.