Он обернулся к Виде и негромко добавил:

— Я такого давно не видал. Дурной знак. Лес нам бедой грозит.

Он собрал в мешок искорёженные птичьи тельца, и обходчие двинулись назад. Вида, придавленный этой тяжелой вестью, плелся позади всех. Никогда прежде не слышал он от Ваноры таких слов, а потому не на шутку испугался. Что за напасть их ждет? Как ее отвести?

На заимке Баса уже ждал их с горячим ужином и теплой постелью. Вида, выпив и чуть повеселев, сказал небольшую благодарственную речь и отправил всех спать, а сам долго не мог уснуть, раз за разом вспоминая сегодняшнюю находку.

На следующее утро обходчие двинули на юг. Теперь они искали не только сохлые деревья, но и следы обезумевшего от редкой хвори зверья, но ни единой капли крови, ни единого оттиска на снегу не нашли.

— Бывает, — сказал Ванора, который сегодня шел вместе со всеми. — И я ошибаюсь.

И у Виды отлегло от сердца.

Четыре дня обхода пролетели как один, а на утро пятого дня обходчие стали собираться домой. Они радостно и бодро переговаривались, шутили и напевали походные песенки.

— Отличный обход! — то и дело слышал Вида. — И главный обходчий хорош!

Сердце его ликовало. Его первый обход закончился столь хорошо, что он и сам того не ждал. Не только Игенау и Ванора, но даже Баса из Привалок его похвалил.

— Да здравствует Вида! — закричали обходчие, набрасываясь на него и окуная в глубокий снег.

Вида захохотал. О многом он беспокоился, о многом переживал, но боги смилостивились над ним, не послав тех испытаний, которых бы он не выдержал.

— А теперь же домой! — прокричал он, когда его поставили на ноги и смахнули с него снег.

— Домой! — загалдели его друзья, с воодушевлением подхватывая свои заплечные мешки и толстые суковатые палки. — Дома-то нас ждут-поджидают!

Вида, хоть он и любил лес всем сердцем, уже успел соскучиться по Угомлику и всем его обитателям. Вспоминал он и Бьираллу, и сердце его каждый раз трепетало. Придет ли она его встречать?

Напоследок Вида решил еще раз пройти мимо того места, где давеча нашли птичьи кости, и все еще раз оглядеть. И не зря! Высокий ильм, который рос среди старых, как сам лес, дубов, всего за несколько дней ссохся и почернел. Тревога, усыпленная Ванорой, снова закопошилась в его сердце.

— Разве он был таким? — стали вопрошать обходчие, обходя ильм кругом. — Он ведь даже крен дал — раньше стоял, как палка, прямой, а теперь того и гляди, повалит другие деревья.

Вида похлопал ильм по стволу и сам вздрогнул от глухого пустого звука, вырвавшегося из самого сердца обреченного дерева.

— Ванора! Он пустой внутри! — ахнул Вида.

Слово в подтверждение его слов, сухая ветка надломилась и рухнула ему прямо на голову.

— Ты поглянь, — покачал головой Иверди, поднимая ветку. — Она ж в труху рассыпается.

— Рубить надо, — сказал Грозей. — Вон какой сухой стоит.

— До весны потерпится, — возразил Ванора, оценивая крен. — Пока земля держит.

Вида был согласен и несогласен с решением Ваноры разом. Муки ильма нужно было закончить, да как можно скорее. Вернуться сюда завтра и спилить его под корень! Но спорить с опытнейшим обходчим он не стал.

— И такое бывает, — подал голос Икен из Шонерей. — Бывает, что лес сам себя метит.

— Он такой один, — вторил ему Ванора. — Значит, и переживать не о чем.

Уже подходя к Угомлику, обходчие увидели толпу тех, кто вышел их встречать. Зора вместе с Мелесгардом стояла впереди всех, ища глазами сына. Была тут и мать Игенау, румяная на морозе, шумливая, говорливая, она что-то рассказывала Арме, размахивая руками в толстых рукавицах. Трикке отбился от остальных и, переминаясь с ноги на ногу, решал, как ему встречать брата — с криками кинуться на шею или степенно и важно протянуть ему руку. Майнар, подхватив Ойку на руки, стоял рядом с Икеном, пришедшим встречать Грозея. И даже пара охотников из Привалок пришли уважить своего обходчего. Позади них сгрудились другие слуги и простые жители Угомлика.

Завидев приближающихся обходчих, все закричали и замахали руками.

— Вида Мелесгардов! Ванора! Игенау! Да здравствуют наши обходчие!

Вида поискал в толпе Бьираллу, и сердце его упало. Как он и боялся, своенравная дочка Перста в Угомлик не явилась.

— Воротился, сын! — обнял Виду Мелесгард.

— Сынок! — только и выдохнула Зора, не в силах больше прятать слезы гордости за Виду.

Арма, причитая, бросилась ему на встречу:

— Сыночек мой, Видочка! Замерз там, поди, ноги простудил! Отощал-то как с голодухи в этом своем лесу!

— Вот уж нет! — воспротивился Вида, обнимая свою старую няньку. — Вовсе не отощал.

Он по очереди поздоровался со всеми, кто собрался, благодаря за добрые слова и молитвы.

— А теперь, друзья! — гаркнул Вида, оглядывая всех собравшихся. — Пора и отметить наше возвращение. Всех прошу проследовать в замок, где вас ждет накрытый стол!

Игенау заулюлюкал и, схватив мать под руку, потащил ее в Угомлик. Остальные последовали за ним.

Хоть обход и завершился удачно, но не было в мире человека, несчастнее Виды Мелесгардова — Бьиралла, как он ни ждал ее весь вечер, так к нему и не пришла.

Юная Бьиралла — красивая, точно цветок, и свежая, как весна, сидела у окна в своей спаленке и поджидала гостя: Вида Мелесгардов прислал ей письмо, в котором молил о встрече с ветреной красавицей, обещая занять ее лишь на чуть.

— Госпожа! — позвала ее служанка, тихонько отворяя дверь. — Господин Вида прибыл.

— Пусть обождет, — ответила Бьиралла. — Мне и приготовиться нужно.

Она лукавила — еще утром слуги помогли ей одеться, надушиться и причесать длинные густые волосы. В ушах ее звенели и блестели сережки с большими сапфирами, а с шеи свисали длинные жемчужные бусы. Красивее Бьираллы не было никого в этом мире.

— Я скажу. — кивнула служанка и прикрыла двери.

А сама хозяйка поднесла к себе зеркало и долго любовалась своим отражением. И немудрено, что Вида влюбился в нее! Сам господарь бы взял ее в жены, если бы был молод да холост. Но, наконец, она решила спуститься вниз.

Вида сидел в Приёмной зале и пил вино, которое ему принесли. Шуба его валялась рядом на полу, а рубаха промокла от пота. Он пришел пешком, пройдя от Угомлика до Аильгорда пять тысяч шагов.

— Вида, — позвала его Бьиралла, царственно спускаясь по лестнице.

— Бьиралла! — воскликнул Вида, подскакивая на месте и вмиг забывая все слова, какие хотел ей сказать.

Бьиралла лебедью проплыла мимо него и опустилась на мягкие подушки.

— За чем ты явился? — спросила она, рассматривая свою тонкую изящную кисть с белыми длинными пальцами.

— Я ждал, что ты придешь меня встречать, — выпалил Вида, не сводя с нее влюбленных глаз.

— Ах! Я и позабыла об обходе. — отмахнулась Бьиралла.

Виду такие слова страшно расстроили.

— А я тебя ждал, — несмело прошептал юноша, боясь, что Бьиралла сейчас поднимет его на смех.

Что-то переменилось от этих слов в ее лице, но что, Вида не мог понять.

— Садись же, — похлопала дева на подушки рядом с собой. — Да расскажи, как дела в Угомлике. Как отец твой? Как мать? Как Трикке с Ойкой?

— Все они в добром здравии. — ответствовал Вида.

Он хотел лишь глядеть на нее, глядеть целую вечность, не отвлекаясь на дела и разговоры. С самого детства мамки и няньки в один голос твердили, что вырасти ему знатным красавцем — уж и лицо у него белое и гладкое, и глаза — карие и блестящие, и румяные щеки, и высокий лоб. А уж когда стал он брить бороду, так и вовсе от девок не было у него отбоя. И служанки, и крестьянки, и охотничьи дочери, и горожанки из Олеймана да Стрелавицы, куда он нет-нет да ездил — все охали да ахали от его красоты и силы. Да и какие то были девки! И молодые, и красивые, и горячие, точно огонь. Но ни разу на сердце его не было так сладко, как когда видел он Бьираллу.

— Стань же моей женой! — выпалил он и тут же осекся.