Осатаневший от невозможности добраться до мелкой заразы, которая притаилась на самых верхних ветках могучего дерева, росшего во дворе старого замка графа Эльтийского с незапамятных времен, начальник стражи с досады сплюнул на растрескавшуюся от древности дорожку и начал костерить девчонку в самых заковыристых солдатских выражениях. Мало того, что это недоразумение вырядилось в мужскую одежду и забралось на самые тонкие ветки, куда он со своей внушительной тушей ни в жизни бы не забрался, так ещё пользуется тем, что он не смеет на неё и руку поднять. Ведь граф, каким бы суровым не был к подчинённым и слугам, но свою дочку единственную бережет. В надежде однажды сбыть ее в надежные руки.

Только не видит, что ли, так и не простивши себе смерти жены, что толку-то с мелкой ни на медяшку! Ни росточком, ни статью она не вышла в покойную мать-красавицу. Так, волосы медно-рыжие, глаза ярко-зеленые, из достоинств только что голос приятный. Да еще, на кой-то грых, уму-разуму набралось у старого храмовника, который служил графу долгие годы в качестве домашнего исповедника.

Другое дело его Лейна. И подержаться есть за что, и характер веселый… Тут Сигур запнулся мыслями, перечисляя достоинства благоверной, и в задумчивости потер здоровенным кулачищем лоб. «Веселая» Лейна недавно нехило припечатала его тяжеленным кувшином, оставив на память внушительную шишку и последнее предупреждение — ночевать дома.

— Эй, Лиса, давай, слезай! Не дури! — сменил тактику выманивания девчонки из схрона стражник. — Всё равно тебе придется выйти к женихам сегодня. Аж двое приехали на тебя полюбоваться. Помолвку готовы заключить… А ты на себя посмотри! Лицо перепачкано, куртка на плече разодрана… Давай, девочка, спускайся. А я велю служанке нагреть тебе воду да платье какое поприличнее подобрать.

Сигур, «призрачный волк», нутром чуял, как сидящую на раскачивающейся под ее небольшим весом ветке шестнадцатилетнюю Лису внезапно накрыло такой беспредельной тоской, что она готова была головой вниз с дуба рухнуть, лишь бы не выслушивать очередные угрозы надоедливого стражника да папины извечные нотации. Кто ж виноват, что граф никак не может хоть на шаг подпихнуть повзрослевшее чадо в сторону обручения.

Старый вояка определенно догадывался, что Лисе совершенно не этого хотелось в жизни. Служанка подслушала разговор Эйлис с Мелиссой, судя по которому, рыжая замыслила добраться до королевской академии, куда, в принципе, женщин не брали, и под видом юноши сдать обязательные для поступления экзамены. Чего-чего, а самоуверенности в мелкой виконтессе было на целую герцогиню! Тем более, что с детства она вместо вышивания и разучивания придворных реверансов, училась владеть оружием наравне с телохранителями, носиться по окрестным лесам вместе с детьми слуг и всячески позорить славный род графов Эльтийских, который мог похвастаться не только богатством, но и древностью истинной крови.

Ловко перебирая сильными руками, девчонка подтянулась на ближайшей ветке, перебросила гибкое тело на другую, прошлась по ней на цыпочках, балансируя руками, затем ловко, как белка, соскочила на землю. Пора было отваживать несчастных женихов. И в этом деле грозный стражник уступил ей первенство, девочка должна найти себе мужа по сердцу. Так велит Север…»

Граф очнулся, разгоняя туман в голове. Старый шаман, проводя ритуал вызова в Круге, потребовал от каждого участника по одному яркому воспоминанию. И почему-то для многих северян все запоминающиеся моменты их жизни в замке были связанны с его Лисичкой.

«— Надо не забыть обязательно отдать подарок шамана Эйлис», — напомнил себе Эруан, прячась в тени благоухающих кустов и не желая попадаться на глаза Королеве.

Лиса, слегка отставшая от гомонящего выводка девиц, несколько раз обернулась и нахмурилась, почувствовав беспокойство, но не различив в густой зелени фигуру отца. Подражая негромкому скрипучему щебетанию вьюрка, граф обозначил свое скрытое присутствие и попросил о встрече. Резкие звуки птичьего клекота слились с чириканьем фрейлин, и только чуткие ушки перевертыша смогли разобрать его. Эйлис на пару мгновений замерла, делая вид, что любуется диковинками, и сложила за спиной пальчики в тайном языке жестов, используемых отцовскими стражниками. «Два часа», «у себя», «разговор».

Палевая-дымчатая волчица была издалека видна на снегу. Она лежала без движения вторые сутки, изредка поднимая большую лобастую голову и тихонечко подвывая. Но к концу второго дня сил на это у нее уже не осталось. Как и желания жить. Темный круг из догоревших до основания огромных бревен очерчивал место погребального костра, с которого за Грань проводили троих «призраков».

После того, как дознаватели и некроманты безуспешно попытались добыть от убитых информацию, их тела переправили в Эльт, а оттуда в Северные пределы.

Высокий, сухощавый старик, с полностью белыми, как снег волосами, неслышно подошел к убитой горем матери. Она потеряла двоих старших сыновей и теперь молча умирала, не подпуская к себе никого. Но Сейвар не мог позволить Шейне погибнуть в начинающейся снежной метели, которая еще только подкрадывалась резкими порывами ледяного ветра, да кружила колючими снежинками, осыпаясь на густой мех волчицы-перевёртыша.

— Девочка, твои сыновья нашли свой путь за Гранью и вскоре смогут переродиться, а ты рано сдалась, — шаман говорил негромко, нараспев, и с удовлетворением заметил, как волчица дернула ухом, злясь на него. Уж лучше хотя б такая реакция, чем безраздельная опустошенность, после которой остается лишь никчемная оболочка, не способная вновь разжечь жизненную искру внутри себя. — Поднимайся. Пришло время «серых теней» помочь людям. Ты же знаешь, долги нужно отдавать.

Он еще долго рассказывал Шейне по Эльтийских, которые в незапамятные времена дали пристанище стае перевертышей на своих землях и приняли их под свою защиту, чтобы гонимые ото всюду, малочисленные волки смогли обрести долгожданный приют. О долге крови, о маленькой рыжеволосой девочке, о божестве, последователи которого несут с собой иссушающую погибель…

Но время шло, а волчица так и оставалась неподвижной, засыпаемой белоснежным саваном метели.

Старый шаман с досадой поморщился, оставалось в его запасах не так много средств, чтобы пробудить мать от уныния и вернуть ее душе надежду.

Но тут в отдалении послышался истошный визг, отрывистый лай, затем тонкое, жалобное повизгивание… и волчица, не раздумывая сорвалась с места. Затекшие от долгой лежки мышцы начала сводить судорога, но мощные лапы вспарывали наметанные непогодой глубокие сугробы, а сильное тело неслось к тому единственному, еще глупому и бесполезному для стаи существу, которое осталось о ее некогда большой семьи.

Мелкий черный волчонок, решивший самостоятельно отыскать пропавшую родительницу и напоровшийся боком на острый обломок ветки, засыпанной снегом и оттого незамеченный им, вяло трепыхался, загребая лапками и отчаянно подвывал. Смешной и неуклюжий, он был аккуратно оттащен за загривок своей матерью, вылизан и шлепком отправлен в направлении дома.

Старик, застывший на прогалине, долго взирал во след удаляющейся Шейне, зная наверняка, что она выполнит его поручение. После того, как очнулся от раздумий, Сейвар широко развел руки и зашептал древние, как сама земля Пределов, слова. Через несколько минут на поляне, где некогда проводился ритуал, не осталось никаких следов. Набросив на это место заклинание отвода глаз, шаман неторопливо побрел в свой стан. Ему нужно было заглянуть в колодец духов, чтобы убедиться, что с маленькой Лисой все хорошо и что Эруан передал ей от него весточку. А вот какой подарок ждет графа Эльтийского духи ему предсказали уже давно.

После ухода отца из их с Рином покоев, Эйлис в беспокойстве металась по роскошным комнатам, не находя себе места. И только появление мужа вернуло ей хорошее настроение, и она решилась озвучить ему свою просьбу.