– Ты это решил до того, как вы засунули руки друг в другу в штаны или после?

– Ничего не было, – Кёнсун, посмеиваясь, ударил Минджуна в плечо, и тот недоверчиво прищурился. – Честно. Я бы не отдал ему свою девственность, не беспокойся.

– Как будто мне есть дело до твоей задницы, – пробухтел Минджун, и они отправились в школу.

На литературу Кёнсун ходил вместе с Минджуном. Йесон попрощался с ними в коридоре, когда прозвенел первый звонок. Кёнсун пошёл до своего шкафчика, чтобы взять оттуда необходимую книгу – они начали проходить двадцатый век и произведения Джорджа Оруэлла. Кёнсун прочитал «1984» ещё летом, потому что эту книгу порекомендовал ему Сокхван. Роман и вправду был отличным, Кёнсун прочёл его на одном дыхании, хотя и история, рассказанная Оруэллом, и построенный им мир были пугающими и мрачными; Кёнсун такое обычно не читал. Он вообще не то, чтобы много читал, но ему показалось, он должен заставить себя, чтобы обогатить словарный и духовный запас для написания действительно стоящих текстов песен.

Кёнсун забросил сумку в свой шкафчик после третьего урока и устало выдохнул. Каждый урок в тот день давался ему невероятно сложно: минуты текли неимоверно медленно, а преподаватели были на редкость более скучными, чем обычно. Он еле выстрадал последние полтора часа перед ланчем, это была любимая история, но он так сильно злился из-за низкопробного доклада, что, когда читал его перед классом – а не рассказывал, как делал это обычно – весь залился краской и собственным разочарованием. Преподаватель поставила ему семьдесят три балла авансом, сказав, что, если он сделает так ещё раз, она не сможет смотреть ему в глаза.

Ланч они с парнями снова договорились просидеть на улице, потому что погода благоприятствовала: не было ужасной духоты и солнечного зноя, приятный лёгкий ветерок колыхал траву стриженного сочного газона, и Кёнсун подумал, что хотел бы посидеть на траве, а не на жёстком пластиковом стуле, но на самом деле этого делать бы не стал. Он начал шарить в сумке в поисках контейнера с обедом, но потом вспомнил, что собирался второпях и не один, и потому забыл взять с собой еду.

Кёнсун захлопнул шкафчик и поплёлся на школьный двор, поникший ещё больше. День казался ему уже невыносимым. После четвёртого урока его ждала ещё и отработка наказания. Он вспомнил об этом и услышал журчание вибрирующего голодом живота. Чхве до жути не хотел идти в столовую и отстаивать там очередь с подносом за едой, от одного внешнего вида которой у него всегда сводило желудок. Внутри зародилось желание скрутиться калачиком где-нибудь в уголке.

Когда Кёнсун подошёл к их столику, там сидел только Соно. Он читал учебник по государственному устройству США и пил воду из многоразовой бутылки. Кёнсун молча осел рядом с парнем на стул и откинул голову назад, зажмуриваясь и протяжно выдыхая. Соно погладил того по руке, сжавшей подлокотник, в знак приветствия.

На улице собиралось всё больше школьников, со всех сторон слышался смех и бурные обсуждения; небо сияло чистотой ровного голубого полотна. Слева шуршали листья небольших кустов-ограждений, солнце мягко грело лучами кожу, не пытаясь сжечь. Кёнсун уловил приплывший откуда-то сбоку запах жаркого с курицей, и у него снова заурчал живот под рукой, сложенной на него.

– Я хочу есть, – прошептал Чхве. – Нет. Я хочу жрать. А ещё это отвратительный день. Почему почти каждый день в одиннадцатом классе такой отвратительный?

– Можешь съесть мой обед, я не голоден.

Кёнсун взглянул на Соно, и тот даже не отвлёкся от чтения, двигая тёмно-синий закрытый контейнер в сторону брюнета. Его сосредоточенность всегда поражала Чхве. Он так не умел.

– Ты уверен?

– Более чем.

Кёнсун в предвкушении вцепился в контейнер, открывая крышку. Соно был просто потрясающим в готовке. Кёнсун всегда думал, что, если они поступят в один университет, то они просто обязаны жить вместе, потому что Кёнсун в готовке был абсолютным нулём, и он искренне рассчитывал на ежедневное обеспечение изумительной кухней талантливого повара Ан Соно. Насчёт университета, кстати, было не шуткой. Соно не говорил с Кёнсуном на эту тему, он её всегда нарочито обходил стороной, но Чхве так сильно хотел учиться с Соно и дальше, что готов был украсть того после выпуска и увезти с собой в кампус насильно. Соно был для него очень важен.

Кёнсун, открыв обед, открыл вместе с тем и рот в немом удивлении.

– Это бенто, – сказал Соно, перелистывая страницу учебника. – Японская тема.

– Это произведение искусства, – восхитился Кёнсун.

Он начал крутить небольшой овальный контейнер в руках. Внутри было два круглых шарика из риса, из которых тонкие и искусные руки Соно сделали две милые мордашки панд с небольшими рисовыми ушками, глазами, носами и ртами из нори и розовыми щёчками из ветчины; кроме них там были ещё и резные сосиски, немного жаренной курицы, яичные блинчики, аккуратно свёрнутые в два ролла, и несколько цветочков из той же ветчины; всё это располагалось на листьях свежего зелёного салата. Кёнсун гулко сглотнул. Он разрывался между дикими желаниями съесть это чудо и оставить его нетронутым.

– Я покажу это парням и потом съем.

– Ты ребёнок.

– Делай мне обед каждый день.

– Разбежался.

Кёнсун выкатил обижено нижнюю губу, всё ещё любуясь очаровательными пандами.

Через пару минут за их столом стало чуть более оживлённо – раскрасневшийся и запыхавшийся, прибежал Йесон, и с его влажных волос всё ещё капала вода. Он занимался плаваньем в школе в качестве физкультуры, но просто терпеть не мог фены, потому что волосы и так были сухими от обесцвечиваний, так что он ходил с мокрой головой; он уселся напротив Кёнсуна, и тот сразу развернул обед Соно к нему, чтобы он полюбовался. Йесон начал издавать звуки восторга и удивления, больше похожие на скулёж, – высшая степень похвалы. Позже к ним присоединился и полусонный Минджун.

– Соно-Соно, не думал, что тебе тринадцать, – беззлобно съехидничал Минджун, когда Чхве стал тыкать в него контейнером.

– Как ты можешь, – заныл Кёнсун. – Завидовать так нехорошо.

Минджун показал брюнету язык и принялся обедать; Кёнсун, удовлетворённый тем, что прелесть Соно увидели и другие, со спокойной душой теперь мог тоже начать есть. Он попросил у парня вилку, но тот сунул ему палочки, и Кёнсун, стопроцентный американец по образу жизни, даже не державший ни разу в руках треклятые палочки, насупился, глядя на них в бумажной упаковке.

– Это довольно просто, – бормотал Соно. – Просто держи одну как ручку, а вторую положи на безымянный палец. Как щипцы.

Он говорил это, но не показывал, так что проку было мало. Кёнсун осмотрел руки остальных парней, и ни у кого не было приборов, потому что Йесон ел нарезанные фрукты и овощи пальцами, сидя на очередной диете, а Минджун вечно таскал в школу то сэндвичи, то бургеры. Кёнсун захныкал от отчаяния, но Соно не отвлекался от учебника даже тогда, спокойно бросив: «я сдам этот тест либо сегодня, либо никогда». Кёнсун подумал, какие к чёрту тесты на второй неделе обучения, но промолчал.

– О, смотрите-ка, – почавкал яблоком Йесон.

Кёнсун был слишком уставшим и голодным, искренне пытаясь пробудить остатки азиатского внутри себя, чтобы поесть нормально дурацкими палочками, но он собрал свои последние силы, чтобы посмотреть, на кого указывал старший, и он почти обернулся, когда в его стул врезались с такой силой, что буквально впечатали рёбрами в угловатый край столешницы; он от испуга подавился теми тремя рисинками, какие смог до этого уловить губами. Задорный смех разлился над ним, как океаническая волна, и он поднял глаза, опешив.

– Ханыль, какого хрена? – прокашлял парень.

– Что это? – вскрикнул задорно тот, игнорируя чужое недовольство. – Ух ты, круто! Я ел похожие в Японии.

– Это творчество Соно, – заулыбался Йесон.

– Выглядит мило. У тебя золотые руки! Можно попробовать?

Кёнсун не успел ничего ответить, когда Кван сгрёб палочки из его руки и с изящностью многолетней привычки подхватил одну сосиску и положил к себе в рот. У Кёнсуна почти проступили слёзы.