– Хорошо, – кивнул младший. В его горле собрался огромный ком, и ему так сильно не хотелось прощаться. – Созвонимся ещё как-нибудь?

– Конечно, что за вопросы, – улыбнулся Сокхван. – Сладких снов.

Чхве молча помахал парню рукой, и видеосвязь закончилась. Он посмотрел на экран ещё некоторое время, даже не дыша. В голове гудел мягкий голос старшего, снова и снова повторялись сказанные за звонок им фразы, абсолютно все – Кёнсун запомнил каждое слово, произнесённое Сокхваном за вечер. Он убрал наушник и швырнул телефон на заваленную пустыми упаковками от сырных шариков и шоколада тумбочку, падая лицом в мягкую подушку, разваливаясь на кровати звёздочкой. Ему вдруг очень захотелось расплакаться, но он не стал, потому что чувствовал себя немного счастливее из-за осознания того, что Сокхван приедет к нему. Предвкушение согревало его сердце и делало тупую боль от безответной любви чуточку слабее – буквально на капельку.

С мыслями об этом он провалился в сон, больше так и не вставая с постели.

Наутро после разговора с Сокхваном у Кёнсуна ужасно болела голова. Он вёл себя спокойно и тихо, даже сидя на уроке вместе с Минджуном, который подначивал его играть с ним в «крестики-нолики» на литературе, потому что Минджун, как и Кёнсун, давно расправился с оруэлловским «1984», и ему было жутко, жутко скучно. Чхве положил голову на плечо друга и уставился в спину сидящего спереди одноклассника, изредка вздыхая. Минджун отстал от него и принялся рисовать иллюстрации к новому альбому Twenty One Pilots.

Кёнсуну в грядущую пятницу исполнялось восемнадцать. Он становился совсем взрослым – так говорила его мама, – но всё ещё недостаточно взрослым для того, чтобы считаться таковым в США. В штате Калифорния возрастом совершеннолетия считалось восемнадцатилетние – как и в большинстве штатов, – но алкоголь можно было купить только с двадцати одного года. Это было ужасно несправедливо. Кёнсун читал, что в этой цифре есть особый смысл. Дело было в ментальной физиологии. Специальные отделы мозга – лобные доли – контролируют поведение человека, и они достигают наивысшей активности только к двадцатилетнему возрасту. Эти отделы позволяют человеку совершать анализ и предугадывать развитие событий. Кёнсун не был уверен в том, что он достаточно компетентен в подобных вещах, чтобы подходить к сему факту критически, но это звучало правдоподобно.

Он хотел отпраздновать свой день рождения так же на квартире у Соно. После гаража небольшое жилище его друга было вторым местом, где Чхве ощущал спокойствие и умиротворение, где он мог быть самим собой. Он никогда не закатывал вечеринки по случаю своих дней рождения, потому что никогда не считал этот день чем-то особенным. А ещё он не был настолько богат. Его мать была прекрасной медсестрой, но её зарплата не была настолько огромной, чтобы заниматься подобной ерундой.

На большой перемене «Роман» встретились в коридоре из шкафчиков, и парни тут же начали увлечённо обсуждать прошедший накануне вечером турнир по кибер-спорту; Кёнсуну не терпелось поделиться со всеми тем, как прошёл его разговор с Сокхваном, и рассказать парням о его приезде. Он воспроизводил их диалог в голове при каждом удобном случае всё утро, но упорно молчал, дожидаясь возникновения достаточно удобных условий.

Они сели за свой столик на школьной лужайке, и Йесон начал жаловаться на самый отвратительный йогурт в его жизни, а Минджун занялся партитурой для своих подготовительных курсов в музыкальной академии, на которые его записала мать в том семестре, потому что «это нужно для поступления в хороший университет, Минджун». Он ненавидел теоретическую скукотень типа сольфеджио ещё со времён занятий по саксофону и скрипке, но всё равно занимался, потому что «если я узнаю, что ты прогуливаешь, то сдам гараж в аренду, Минджун».

Кёнсун расплавился на стуле, пережёвывая холодную домашнюю пиццу, и думал о том, что ланч на улице – одна из прекраснейших вещей в школе. Они правда хотели обедать только там, по крайней мере, до тех пор, пока погода это позволяла. Осень в Калифорнии – особенно днём – всегда выдавалась довольно тёплой, градус редко опускался ниже восемнадцати. Кстати, о восемнадцати.

– Я надеюсь вы, лузеры, помните, что будет в пятницу, – Кёнсун сделал глоток «Пепси» из жестяной банки. Она была слишком газированной, и он сделал паузу, чтобы ослабить давление внутри. – Потому что, если нет, я вас прикончу.

– О чём ты? – спросил Соно. Он опять читал учебник. Кёнсун подумал, что, возможно, он так и не сдал тот тест. – Не понимаю.

– Наверное, он про выход ремастера «резидента». Конечно, я помню, Кёнсун! Я уже сделал предзаказ, ещё месяц назад, – воодушевлённо сказал Минджун.

Чхве похлопал ресницами, глядя на него пустым взглядом. Он был в миллисекундах от того, чтобы устроить другу взбучку.

– Ладно, – заулыбался Минджун. – Я шучу. Конечно я помню, что твоя задница постареет ещё на год. Есть идеи?

– Думал просто завалиться к Соно, – Кёнсун взглянул на того, и парень, наконец, отложил книгу, сделав в ней закладку карандашом. – Если ты не против.

– Хорошо, – Ан кивнул. Прядки его мятной выпрямленной чёлки чуть прикрывали глаза. – Я могу приготовить что-то. Или мы можем заказать пиццу. Минджун, притащи свою приставку. Я хочу поиграть в «резидента».

Йесон радостно хлопнул в ладоши.

– Отлично! Я могу посмотреть рецепты коктейлей. Сделаю всё по высшему разряду.

Кёнсун улыбнулся. В моменты, подобные этому, он всем сердцем ощущал любовь к своим друзьям. Они могли быть не самыми совершенными друзьями, у каждого из них был свой, порой невозможный для терпения и понимания характер, но каждый его друг был замечательным просто потому, что он был.

– Всем привет!

Голос, такой радостный, послышался со стороны входа в корпус, и Чхве обернулся. К столику приблизился Ханыль, обнимая за талию девчонку, к которой днём ранее убежал. Она выглядела ровно настолько счастливой, насколько близко к нему пыталась находиться – очень, очень сильно. Ханыль оставил лёгкий поцелуй на её тонких пудрово-розовых губах, и она отправилась к столику команды поддержки, быстро перебирая стройными ножками в короткой клетчатой юбке.

Кёнсун кивнул:

– Уже?

– Ну, – Ханыль улыбался всё ещё очень широко, но виновато отвёл взгляд и пожал плечами, – чего медлить. Она милая.

Ну конечно, подумал Кёнсун. Его вдруг ужасно разочаровал тот факт, что отношения с Ханылем так легко построить, и что они так для него незначительны. Возможно, пронеслось в его голове, Квана всё же можно было причислить к ряду пустышек. Он помнил, что тот говорил ему об этом, но всё равно увидеть подтверждение его словам было как-то… отрезвляюще. Это было похоже на порыв обиды, неприятно давящий на грудную клетку, и Кёнсун приложил все свои силы, чтобы его сразу пресечь.

– Неплохо, неплохо, – сказал Минджун, прищуриваясь. – Пиа – красотка, и имя у неё подходящее.

Минджун так сказал потому, что именно такое имя было у Мисс Вселенная две тысячи пятнадцатого года. Он знал, вообще-то, имя каждой Мисс Вселенная с самого основания этого титула в пятьдесят втором году двадцатого столетия. Так что сидящие за столом парни его поняли, а Ханыль, как показалось Кёнсуну, сделал вид, что тоже.

– Что обсуждаете?

– Мой день рождения.

– Ах, да, пятница тринадцатое, – Ханыль многозначительно закивал.

– Можешь присоединиться, если хочешь. Ничего помпезного, только приставка и пицца у Соно. Может, парочка коктейлей.

Кёнсун посмотрел в Ханылево лицо, надеясь, тот понял, что в его словах «может» было лишним. Кван хмыкнул.

– Вы, ребята, часто налегаете на спиртное. Но я в деле, будет здорово. Что по подарку?

– Притащи свой зад. Этого будет достаточно.

– Довольно дёшево, – заметил Соно. Парни прыснули.

Ханыль усмехнулся.

– Вы собираетесь сегодня?

– После наказания, часов в шесть на стоянке. Ты будешь? – спросил Чхве уже серьёзно.