Бетти проверяет дверные замки в пятый раз. Они заперты, но повторяя эту процедуру, она чувствует себя в большей безопасности. Ей приходится делать много вещей, чтобы почувствовать себя комфортнее.

Она сидит перед темным экраном телевизора, и понимает, что пульт не работает. Бетти слегка трясет его и пытается включить его снова. Затем открывает заднюю крышку и проверяет на месте ли батарейки. Вытаскивает их, вставляет обратно. Экран все равно пуст. Бетти встаёт, чтобы проверить провод, и видит, что он не воткнут в розетку. Женщина берет штепсель и тянет его к стене, но останавливается, когда читает оранжевую наклейку на розетке: «Не смотри телевизор». Записка написана ее почерком.

Да, телевидение не приносит ничего хорошего. Ей и вправду стоит избавиться от него, но аппарат был дорогим, а Бетти испытывает отвращение к пустым тратам. Из-за голосов она не может больше смотреть телевизор. Они говорят ей, что нужно делать. Звёзды мыльных опер, ведущие ток-шоу, дикторы новостей. Голоса сообщают ей, что какие-то ублюдки пытаются ее убить, взорвать здание, в котором она находится, уничтожить страну. Они вынуждают ее писать людям письма, говорить им, что они в опасности. Политикам, местным знаменитостям, в авиакомпании.

Полиция уже была здесь. Они были весьма разгневаны, пока она не показала им бумагу от врача, которую хранит в своем лифчике. Бумага уже сильно истерлась. Теперь голоса говорят с ней напрямую. «Барбара, ‒ они недавно принялись называть ее Барбарой. ‒ Следующий автобус, на котором ты поедешь, будет заминирован, и тротил будет подписан твоим именем». Тогда она перестала ездить на автобусах. Общественному такси и частным извозчикам также не стоило доверять. Они могли отвезти тебя куда угодно, и больше никто тебя не найдет.

Исчезнуть. Она щелкает пальцами. Все так просто. Щёлк, щёлк. Женщина стала ходить пешком, затем бегать. Бетти добирается до работы потной и с блестящим от влаги лицом. Из-за бега она теряет много веса. Также, возникли проблемы с едой. Она не может бегать с продуктами, так что ей приходится закупаться ежедневно. Но это мучительное для нее занятие: слишком много людей вокруг. Психолог советует ей делать покупки онлайн. Все так делают. Но это значит назвать незнакомцам ее адрес и время, когда она будет дома. Даже, если люди, работающие в магазине, безобидны, информацию можно перехватить.

К сожалению, проблема не только с закупкой, но и с продуктами в целом. Дверца холодильника выглядит подозрительной: как будто кто-то другой открывал ее. Злоумышленник. Она пытается понять, какую еду они отравили, но никогда не может остановиться на чем-то одном. Как только йогурт с белой клубникой оказывается в мусорной корзине, подозрительным начинает выглядеть чеддер, а затем папайя, черный хлеб, арахисовое масло, фета. Дорогие, выглядящие безвредными, яйца, вегетарианские хот-доги, ачар из зелёного манго, оставшееся басмати. Все это отбраковывается и завязывается в черный пластиковый пакет. Процесс выбрасывания продуктов причиняет женщине боль. Она ненавидит оладьи, но готовит их раз в неделю.

Иногда она проверяет шкафы: не только открытые продукты в холодильнике кажутся потенциально опасными. Когда к ней в голову приходят мысли, названия, она тут же избавляется от всего, что с этим связано. На прошлой неделе это был «Бильхен» ― ей в голову пришли картинки, на которых фабричные роботы загрязняют обработанную пищу, запечатывая ее в аккуратные маленькие упаковки, готовые к употреблению. Как будто кто-то кричит ей: «Бильхен! Бильхен!». Как приступ паники, связанный с брендом. После ей приходится проверять каждый ящик и пакет в шкафу, чтобы выкинуть все с логотипом «Бильхен». Не так много всего остается.

Женщина выбирает одинокую банку с нутом, рассматривает этикетку и открывает старой открывалкой. Она протирает вилку краем своей спортивной кофты и ест прямо из банки. Консервы относительно безопасны. Бетти тянется за кошерной солью, но прежде чем успевает взять щепотку, замечает, что упаковка уже вскрыта. Она тут же начинает думать о мышьяке, цианиде, разбрызганном смертельном вирусе. Так и не воспользовавшись приправой, она ставит банку на место. Дважды моет руки и прыскает на них дезинфицирующим средством.

Забрав банку с нутом с собой, Бетти обходит квартиру, проверяя все окна. По пути она еще раз проверяет замки, пересчитывая их. В процессе обхода она слышит какой-то посторонний шум. Царапание, шуршание. Кто-то пытается войти внутрь? Входная дверь заперта? Ледяной пот стекает по спине.

У ее ног раздается визг, и Бетти подпрыгивает от испуга. Ее бигль отбегает от неё с болью в глазах.

― Ох, прости, ― говорит она, идя к собаке, чтобы обнять ее и пожалеть. ― Мне так жаль, моя девочка. Хорошая девочка, хорошая девочка. Слова успокаивают ее.

Иногда, если она говорит достаточно громко, то может заглушить голоса. Но не на публике. Она не должна разговаривать сама с собой на людях. Ей больше не нравится находиться большом скоплении людей. Иногда ей приходится показывать людям справку: ей это тоже не нравится, не нравится их взгляд.

Присев на корточки, она кормит собаку нутом и начинает отсчет снова.

С обратной стороны двери напевают. Крупный мужчина в комбинезоне полирует коридорный паркет.

В новостях: «Группа офицеров полиции была обстреляна из движущейся машины борцами за свободу в Соуэто. Два офицера полиции убиты, четверо ранены. В Мельбурне, Австралия, пытаются понять причину резни на Квин-стрит: почему двадцатидвухлетний Фрэнк Виткович убил восемь человек в здании почты, а затем спрыгнул с одиннадцатого этажа. «Microsoft» выпустили «Windows 2.0»».

Что я слушаю: U2 — «Where the Streets have no Name».

Что я читаю: «Томминокеры» Стивена Кинга.

Что я смотрю: «Цветы на чердаке». Я читала эту книгу раньше, но теперь, когда у нас есть дети, мы считаем ее слишком страшной. П придется выключать свет!

На этой неделе мы привезли близнецов домой. Им требуется много внимания, но бывает и наоборот. Когда они оба спят, мы с П просто сидим в гостиной и думаем, чем заняться. В иной раз, они плачут одновременно, и мы хватаемся за голову. У П есть пара красных бируш (которые он надевает, когда сверлит), которые очень пригождаются во время купания!

Я чувствую к ним такую привязанность, что мне хочется быть с ними все время. Когда мы укладываем их на ночь, я с трудом покидаю детскую. Правда, как только я выхожу, я испытываю облегчение от того, что у меня есть время для себя, но сразу же начинаю по ним скучать. Временами, когда я не с детьми, я ловлю себя на том, что рассматриваю их фотографии. Безумие!

Мы полностью находимся в режиме выживания: спим, когда можем, принимаем душ, если можем, заказываем еду на вынос, когда у нас заканчивается лапша быстрого приготовления. Я чувствую себя настолько поглощенной кормлением и заботой о детях, что едва воспринимаю свое существование. Или, по крайней мере, та, кем я была раньше, едва существует. Я живу на автопилоте. Молочный автомат. С П мы просто корабли, проходящие мимо ночью.

По ночам мы забираем малышей в нашу спальню, чтобы мне не приходилось вставать и кормить их каждые два часа. Когда они плачут, я просто тянусь к ним и переношу их к нам в кровать, свернувшись калачиком, пока они едят. Я чувствую сильную потребность защищать их. Мать-тигрица.

Скоро наступит Рождество! Я думаю, это будет самое счастливое Рождество.

Акула с зазубренными зубами плывет прямо на нее, ее слабые глаза, скорее всего, ничего не различают в воде цвета пасмурного неба. Пилообразные зубы торчат во все стороны, как будто она давно бросила охоту. Ее пульс ускоряется, когда акула приближается, пальцы покоятся на затворе. Акула плывет быстро и без малейших усилий. Вода мутнее, чем она надеялась. Кирстен начинает щелкать снимки. Как раз перед тем, как акула настигает её ― будучи на расстоянии вытянутой руки ― она поворачивает, чтобы избежать закаленного стекла резервуара. Супер прочное стекло.