– … так я оказался в этой комнате, – подытожила душа. – Чем я тут занимался все это время, рассказывать?

– Не надо, – отрезал голос, после чего на продолжительный промежуток времени замолчал.

Смерть понимал, чем вызвана эта пауза, поэтому смиренно сидел на своем месте, давая возможность незнакомцу на той стороне, спокойно разобраться во всем этом парадоксе самому. Ведь, после такого подробнейшего автобиографичного рассказа никаких сомнений в том, что в комнате ожидания находится душа, у которой с памятью все в порядке, быть не может. Значит, если она утверждает, что не знает или не помнит кто такой Рабиндранат Тагор, вероятнее всего, так оно и есть. Получается, она действительно Тит Флавий. Логично? Логично, если бы не тот факт, что ошибки во внутренней документации Службы реинкарнации исключены. И вот здесь в голове у любого сотрудника этой службы должен возникнуть резонный вопрос: что в этой ситуации делать? Смерть знал ответ на этот вопрос, как и знал то, что незнакомца тоже скоро осенит ответ на этот вопрос. Единственное, оставалось набраться терпения, чтобы все не испортить. И даже не столько набраться терпения, после десяти лет ожидания какие-то пять-десять минут ничего не решат, сколько не подавать виду, что ему это все было заранее известно. Вот где каждая секунда была на вес золота, поскольку желание покичиться своей правотой подкатывало к горлу похлеще любой тошноты.

– А знаете, мистер Флавий… – наконец-то заговорил голос.

«ДАААААААААААААА! ДААААААААААААА!» – мысленно возликовал Смерть (и все это под внезапно ворвавшийся в его сознание Rock-n-roll).

– …на моей практике, а стало быть, на практике всей Службы реинкарнации, такое случается впервые…

Соло на бас-гитаре.

– … поэтому вопреки инструкции я должен передать ваше дело.

Огни погасли; занавес упал.

Душа всполошилась:

– Простите, что вы сказали?

Голос заговорил громче:

– Ваше дело. Я вынужден передать его…

– Нет, – перебила его душа. – До этого.

– Это случай на нашей практике первый, – немного растерянно повторил голос, – поэтому…

– Не на нашей, а на вашей…

– Что простите?

– Изначально вы сказали, что этот случай первый на вашей практике. То есть на практике всей Службы реинкарнации, так?

– Так, – подтвердил голос. Растерянности в нем поприбавилось.

– Получается, вы Глава Службы реинкарнации?

– Ну да. А что?

– Изя, ты?! – радостно воскликнула душа.

– Откуда вы… Вы кто вообще?

Широко улыбнувшись, душа начала призывно размахать руками, давая собеседнику понять, что он знает правильный ответ.

«Изей» кроме Смерти Главу Службы реинкарнации никто больше не называл. Также как и «плешивым Агасфером». Но это случалось довольно редко и то только потому, что тот дразнил его…

– Дистрофокл? – осторожно предположил голос.

Вот именно так он его и называл, но сегодня Смерть был совсем не в обиде.

– Ну а кто?! Я конечно! – широко развела руки в стороны душа, открывая объятия.

– Как? Почему? Кто? То есть… Что ты тут делаешь? – терялся в догадках голос.

– Нууу… – печально протянула душа. – Если в ваших краях так нынче встречают старых друзей, тогда, конечно, слушай. Значит, дело было так…

– Вот зачем ты опять начинаешь?! – более узнаваемо проворчал голос. – Сейчас я тебя выпущу, потерпи минутку и никуда не уходи.

Наблюдая за удаляющимся темным силуэтом, Смерть усмехнулся и не одобряюще покачал головой:

– Интересно, куда, по его мнению, я могу пойти?

Он надеялся, что все изменения в его старом товарище с момента их последней встречи коснулись только голоса, преимущественно из-за искажения динамиками, не головы. Ему очень хотелось ускорить то, ради чего он здесь оказался. Раз уж все так благополучно обернулось, грех этим не воспользоваться.

В последнее время Глава Службы мрачных жнецов взял за правило чаще бывать на свежем воздухе. Вот и сегодня Сир Орхус вальяжно прогуливался по парку, откуда открывался замечательный вид на здание Небесного суда. Под щебетание райских птичек он с величайшим удовольствием отметил, что количество неприкаянных душ на главной площади снова возросло, а значит, и очередь в Чистилище увеличилась. Сей факт означал лишь одно: его жнецы справляются с поставленной задачей, его злейший враг – нет. И данное обстоятельство согревало его лучше майского солнышка. Ведь, если тенденция сохранится, в его судьбе гарантированно наступят самые благоприятные перемены.

Мечтательно насвистывая, Глава Службы мрачных жнецов в наипрекраснейшем настроении продолжил свой путь.

Чтобы встрече старых друзей ничего не мешало, Иезекииль пригласил Смерть в свои личные покои. И под покровом ночи, поскольку лишние вопросы не нужны были ни одному, ни второму, они покинули Службу реинкарнации.

В вопросе выбора жилища Иезекииль излишней скромностью не отличался: дом у него был большой, внутреннее убранство богатое, даже слуга выглядел, как существо с тонкой душевной организацией, не то что Бравус. Что для Смерти не могло остаться незамеченным. Но оно таковым должно было оставаться, поэтому он, подавив в себе желание, пристыдить друга и открыть ему глаза на то, в какой неоправданной роскоши тот живет, закрыл на это свои. И чтобы подольше их не открывать, прямо с порога, не дожидаясь соответствующего предложения-дозволения, распорядился принести ему выпить, в своей излюбленной, не самой вежливой манере. После чего начал искать, куда поудобнее «кинуть кости».

Меркель, так звали слугу, от отсутствия манер у незваного гостя немного ошалел. А когда тот, бесцеремонно начал ему приказывать, окончательно выпал в осадок. Хозяин дома, естественно, обратил на это внимание, поэтому продублировал приказы в привычной для него уважительно-нетребовательной интонации. И отдельно – с личной просьбой о должном гостеприимстве. Слуга кивнул, но каждое свое телодвижение начал выполнять с максимально демонстративной неохотой.

Иезекииль понимал, что таким образом ему выказывается несогласие с происходящим, поскольку Меркель за долгие годы службы был избалован куда более обходительным отношением к своей персоне от куда более высокопоставленных гостей, нежели Смерть. Не говоря уже об облике обычной души, в котором он перед ним предстал. Но как объяснить другу, чтобы тот вел себя повежливее, хотя бы из соображений своего текущего внешнего вида, положения и статуса, пока не представлял. Иезекииль слишком хорошо знал Смерть и отдавал себе отчет в том, какая последует реакция, если он только заикнется о чем-то подобном. Нежелательная. Это если повезет. А скорее всего, крайне нежелательная. Или крайне-крайне нежелательная, все-таки они столько лет не виделись и, кто знает, насколько за это время характер его друга стал невыносимее. К тому же начни он объяснять Смерти, что не каждый слуга «приказали-выполняй», рано или поздно могло всплыть, что они с Меркелем в «особых» отношениях, а Иезекииль об этом вообще не хотел распространяться. Поэтому, выбирая из двух зол меньшее, он выбрал то, при котором слуге какое-то время придется побыть в услужении у строптиво-сварливого гостя. В надежде, что Меркель не сильно обидится.

Смерть же, не подозревая о кипящих у него за спиной страстях, распластался на диване из кожи потомков переродившихся единорогов и продолжил рассказ о перипетиях собственной жизни, который начал еще в Службе реинкарнации, сразу после того, как они с Иезекиилем решили, что будут дожидаться темноты. И надо заметить, что до того, как перед ними предстал бочонок божественного нектара, изъятый из «закромов родины» по наконец-то наступившему для этого поводу, этот рассказ был скорее повествовательным, тогда как сразу после – резко прибавил в животрепещущности и драматизме. При этом скептицизм Иезекииля по поводу реальности этих событий, наоборот, сначала еле сдерживался, а сразу после – резко пошел на убыль, пока и вовсе не утонул в слезах братского сочувствия.