Блядь! Мне надо собратся, но я не могу! Я даже на ногах стоять не могу. Спускаюсь по стене на пол.

Сердце бьется то быстро, то медленно, а хочется чтобы оно заткнулось! Просто заткнулось хотя бы на пару минут, чтобы я мог подумать. Чтобы мозги начали работать.

Они каменные сука! Как и всё тело.

Чувство, что упал, что скрутило меня и не разогнуться уже!

Нет осознания происходящего, только кадры с той пленки перед глазами.

Надо ждать!

А я блядь, не могу ждать!

Орать хочется, а голоса нет, как и информации. Где искать?

— Сука! — тихо срывается с губ.

Но при этом четко осознаю, что минута просрочки может стоить жизни.

Потому и ледяной пот градом течет по спине, пробирает до костей, вымораживает мозг. Голова просто ломится на части.

— Малыш, ты меня слышишь? — Колун тресет мое плечо.

— Вставай поехали! Выезд из города через сажавый завод.

— Парни пока пробивают, что у нас там из недвижимости за Алиевым числится.

— Давай! Мы пока за город доберемся, ребята адрес скинут.

— Я за руль. Мне надо отвлечься!

— Хорошо. Держи ключи, поедим на моей. Мы найдем ее брат.

Я балансировал на грани здравого смысла и полного срыва в бездну, и меня сорвет рано или поздно.

Я знал об этом и держался диким усилием воли! Если слечу с катушек сейчас, всё пропало.

Упустим время!

А это, уже диагноз не совместимый с жизнью!

Вдавил педаль газа и рванул сжигая сцепление, и паля резину. Медитация скоростью, мать твою!

— Есть адрес! Потерпи друг, скоро будем на месте!

Нашли, эхом в голове.

А дальше, как в тумане.

Только рвущий мне душу крик малышки и чернота с запахом крови!

Колун сорвал покрывало с кровати и протянул его Малышу.

— Держи брат. Давай, увози девочку отсюда. Мы тут дальше сами.

В зеркале заднего вида было видно, что малышка пришла в себя.

Ее веки на секунду дрогнули, приподнялись, а потом вновь прикрыв глаза она уснула.

Когда мы подьехали к дому Юля спала. Это к лучшему.

Я не стал ее будить. На руках отнес в спальню которую малышка занимала до того, как я разнес ее, переломав там все к х*ям.

На днях завезли новую мебель, как никогда сука вовремя. Поэтому проблем не возникло.

Моя спальня отпадала сразу, но далеко поселить девочку я не мог. Я как минимум, должен чувствовать ее дыхание если не за спиной, то за стенкой. А хотелось бы на своих губах. Но мало ли чего мы хотим!

Прикрыл ее одеялом и ушел.

Не стал ждать, когда она придет в себя. Не хотел видеть ее потеряный взгляд. Читать в ее глазах отвращение или страх.

Попросил Анну Степановну побыть с Юлей пока она не очнется, вызвал доктора для осмотра и сбежал.

Это выше моих сил. В моем теперешнем состоянии я как оголенный провод под большим напряжением и замыкание может произойти в любую секунду. А мне надо держаться, девочке достаточно потрясений.

Сейчас когда я мог ее потерять, я четко понял! Что мои чувства к ней это не навождение, не фантазия, не сон и что мне не удастся просто взять, и проснуться.

Это опухоль — самая настоящая, злокачественная! Несущая серьезные осложнения, адские боли, которые не снять препоратами и не заглушить крепким алкоголем.

Это болезнь которая завется любовью и это не вылечить, не вырвать и неискоренить!

Несмотря ни на что она все же проросла, где то внутри меня, раскинулась метастазами, растеклась кипятком по венам, стала частью меня самого.

И я не знаю что мне делать, как жить дальше?

Старался оттянуть момент нашего с ней разговора, давал время ей и себе. Рано уходил, возвращался за полночь. Ночами потихоньку пробирался к ней в комнату, садился на пол в ногах ее кровати, слушал ее дыхание, вдыхал аромат, который источает ее нежное тело.

До боли в суставах хотел прикоснуться, но боялся ее разбудить.

Только здесь, рядом с ней, мог прикрыв глаза на пару часов забыться сном сам.

Потом шел принимал душ и уезжал в офис. По-новой изматывал себя работой, подготовкой Колуна к бою, надирался и возвращался обратно.

Сегодня, у меня особенный повод надраться.

Повод, который делает меня последней мразью!

Расфокусированным взглядом смотрю на сцену, голые девицы с силиконовыми сиськами, утиными губами и одинаковыми рожами — вызывают отвращение. Это побуждает к тому, что надо еще выпить.

Хотел налить себе, но был настолько мертвецки пьян, что не сразу попал в бокал проливая мою анастезию. Мне надо нажраться чтобы забыть какая я сволочь!

Сегодня в Миллениум приходили Юлины соседки. Спрашивали, что случилось с их подругой, переживали почему та не выходит на связь и заявили, что это на нее совсем не похоже.

— А может вы не достаточно хорошо ее знаете? — не удержался.

— В прошлый раз вы говорили, что у вашей подруги нет парня, а она встречалась с Беслановым из вашего универа.

— Какой ещё Бесланов? — в удивлении у девушки даже бровь подскачила.

— Тимур. Бес. Ничего не припоминаете?

— А, — Рашидов.

— Так она с ним не встречалась. Это он ей два года прохода не давал, вцепился в нее, как бульдог. Она сто раз его посылала. Пряталась, чтобы лишний раз не видеть. Возвращала все его падарки. Даже цветов не брала.

— Стоп. Причем тут Рашидов?

— Так Бесланов когда поступал Рашидовым был. Я точно знаю. У нас с их группой совместные лекции по менеджменту. И я не раз слышала, как преподователь просил его покинуть класс.

— Только в этом году он Беслановым стал. Я так сразу и не вспомнила. — заявила девушка.

Мне резко стало не хорошо. Я вылетел из кабинета по пути вбивая номер Семена.

Но я и так уже знал, что Семен все подтвердит.

Это конец!

Я сам готов пустить себе пулю в лоб.

Вы когда-нибудь подписывали себе смертный приговор?

Когда точно знаешь, что тебя уведут в камеру пыток, где будут жечь твои волосы, рвать ногти, крамсать тело, отрубят пальцы, выколят глаза, без наркозом и даже без местной анастезии.

Что ваша смерть не будет гуманной и быстрой, а будет долгой и мучительной.

Когда я считал, что она предала меня мне хоть сколько то было легче. Тогда я находил хотя бы мизерное оправдание своим поступкам, цеплялся за него как за спасательный круг, лилея надежду снять с себя хоть малую часть моей вины.

Но больше надеяться не на что и я понимаю, что Юля никогда меня не простит. Шанс на это практически равен нулю. Я безвинно заставил пройти ее через все круги ада. Опустил на самое дно. Сделал с ней то, что каждый день заставляет меня приставить к своему виску пистолет. Единственное, что сдерживало меня не спустить курок, осознание что меня предали.

Если она меня не простит, я должен буду ее отпустить. Но это может случиться только в одном случае, если я буду мёртв.

Я очнулась, но боюсь открыть глаза. Боюсь даже думать, где нахожусь. Меня пробирает холодом и я чуствую, как кожа стала липкой от пота. Не получается взять себя в руки и справится с нервами.

Мне страшно!

Вдыхаю носом воздух, стараясь по запаху определить где я, но мозг заморожен, молчит лишая надежды. И вот уже слезы текут по щекам, сквозь мои плотно сомкнутые веки.

Я накрыла руками лицо в попытке собраться.

Но господи, как же все-таки страшно!

Чуствую, что ужас уже накрыл меня с головой, но мучаться неизвестностью тоже невыносимо и поэтому я заставляю себя быть сильной!

Медленно убираю ладошки прижатые к моим глазам и приподнимаю дрожащие ресницы.

Узнаю комнату, вижу Анну Семёновну и от облегчения начинаю реветь в голос!

Навзрыд!

До истерики!

Захлебываюсь своими слезами.

Это не сон? Он действительно спас меня? Не оставил в лапах этих мерзких уродов.

Анна Семеновна гладит меня по голове, по моим дрожащим плечам.

— Что ты милая все хорошо!

А я не могу успокоится, не могу поверить что этот кашмар закончился. И что открыв глаза я не вижу эти похотливые рожи, не чувствую на себе их мерзкие руки блуждающие по моему телу, пачкающие меня своей похотью, от которой мне никогда не отмыться.