Вот человек, измазанный зелёнкой
И забинтованный, как мумия Египта.
Готовый кадр для голливудской плёнки
В кино его играл бы не Мел Гибсон
Не Шварц, не губернатор Диснейленда
Не Уиллис, твёрдый словно тот орешек
Не прочие ребята из биг-бэнда,
Сметающего в пыль орлов и решек
Зелёный человек в бою изранен
В бою под солнцем, не в огнях софитов
Он выглядит, как будто марсианин,
Наслушавшийся громкого биг-бита
В его глазах танцуют сурикаты,
Спалившие дотла своё поместье
И пусть он скромен, словно мирный атом,
Но сердце бьётся в ожиданьи жести
Ударят жестяные барабаны
Как гром и молния проснутся Нибелунги,
Зелёнку слижут, будто бы сметану
И обновлённый вынырнет из лунки
И станет править бешеной упряжкой
Коней, собак и скандинавских троллей
И вырвется из этой жизни тяжкой
Накладывать свой грим для новой роли
Пройдёт неделя. В новом макияже
Он выйдет бросить взоры на столицу.
Визг тормозов он не услышит даже
И снова попадёт в мою больницу
Врачи лишь покачают головами:
«Как зелена была его долина
До травм, несовместимых со словами —
Ну а теперь он словно прах и глина»
Из этой глины вылепишь едва ли
Полпотовца или простого кхмера,
Безумца, что сражался в Трансваале
Или студента золотого универа
Получится из этой дряхлой ряски
Лишь тот же самый старец и пропойца,
Далёкий от идальго в чёрной маске,
От образа индейца и ковбойца.
Хирург устало топает ногою
И ассистенты достают ланцеты
Кромсают тело нашего героя,
Как будто рвут трамвайные билеты
Как будто контролёры озверели
И кто себе кусок отрежет больше —
Окажется – причём на самом деле
Не в Гамбурге, ну так хотя бы в Польше
А чтобы злодеяний киноплёнка
Не выглядела слишком уж жестоко
Они на эти раны льют зелёнку,
Как пьяница в себя бутыль «Истока»
Потом героя садят на каталку,
Отвозят в направлении палаты,
Где штабелями свалены вповалку
Познавшие такие же прихваты
Дрова, что ждут приказ воспламениться
От здешней пищи низкокалорийной,
Успевшие изрядно утомиться,
Прожив свой сериал многосерийный.
Город синих домов, гаражей и крыш
Лабиринт, будь он дважды проклят
Мышелов его строил, охотник на мышь,
Чтоб не слышать мышиных воплей
Если мышь, словно маленький паровоз
Припыхтит в этот город летом
То забудет всё. И пойдёт вразнос
И останется без билета
Ехать «зайцем» – это не для мышей.
Беспонтово, хотя и клёво
У них нет мозгов. И таких ушей,
Чтобы слышать шаг контролёра
Поступь стража порядка чеканно зла
Выраженье лица угрюмо
Ни одна ещё крыса не удрала,
Даже те, что бегут из трюма —
Сбавят скорость, приостановят бег,
Громогласный услышав окрик:
«Ты, с хвостом, а ну предъяви билет!»
Голос в сердце бьёт, словно кортик
Если мышь, как заяц, в нашем стихе
Лжёт, бежит, никому не веря —
То для контролёра на языке
Не найдётся имени зверя
ГРАНИТНЫЕ СЕМЕНА
МЫ ЕДЕМ НА СЕМИНАР,
ГДЕ НОВОГО ФРОНТА РОСТКИ
ВАС ВСЕХ РАЗОРВУТ НА КУСКИ
Мышелов построил свой коридор
Чтобы время текло сквозь пальцы
Только время. Время и прочий вздор
Остальные – в капкан, как зайцы
Но и заяц, если он крикнет: «БАНЗАЙ!»
Называться «БАНЗАЙЦЕМ» будет
У животных смелости хоть отбавляй,
Потому они и не люди
«Ричард Львиное Сердце» – зовут короля
Сердце льва, не домохозяйки
И никто этот титул не носит зря,
Как сказали бы SHANGRI–LAIKI
Вспомним БЛЭК УХУРУ, свободу BLACK
Раггамаффин слегка угрюмый
Sandra Jones была там храбрее всех
И её не зря звали ПУМОЙ
Мышелов был зол. Молчалив и зол
И спокоен, как лунный кратер
Когда молод был, он носил камзол,
Когда вырос постарше – латы
А на этих латах – гербы, гербы
Злые сфинксы на алом поле
Это значит – предки легли в гробы,
Утопив рассудок в кагоре
Леопарды, лоси и много дров
Чтоб пылало всё Подмосковье
Чтобы знало, там, где пройдёт мышелов
Будет осень средневековья
Первобытный невероятный страх
Витражей разноцветный холод
Молот ведьм и площадь в алых кострах
Грубой черни визгливый хохот
Тут колдун. Здесь нелюдь и людоед
И палач с мертвецом в обнимку
Бой часов, утруска и мышеед
Подчиняются фотоснимку
На котором майскетчер, наш лютый царь
Улыбается Кларком Гейблом
И никто не скажет, что он устал
Наслаждаться кровавым лейблом
Но…
Счастье сильных, что мыши не знают слов
Но они по первому слову
Как Годзилла выйдут из тайных нор
И растопчут в прах мышелова.
