Для него: «Не существует моральных явлений; всё, что есть – это моральные интерпретации явлений» (Nietzsche en Gómez, 2000).
В этом он предвосхитил современный постмодернизм и перспективизм. В другом месте он говорит:
Мир (…) подлежит многим интерпретациям, он не имеет никакого фундаментального смысла, но множество значений…
«Вещь сама по себе» – это бессмысленная концепция. Если я отниму у вещи все связи, все «свойства» и все «действия», не останется ничего: ибо вещь была изобретена нами только для выполнения необходимых условий логики; другими словами, в целях определения, сообщения. (Nietzsche en Strathern, 1999).
Или также:
Против позитивизма, который ограничен феноменом «есть только факты», я бы сказал: нет, точных фактов – нет; то, что есть – это интерпретации. По сути, мы не знаем ни одного факта, – и, вероятно, абсурдно претендовать на подобное.
Все субъективно, говорю вам я, – но это уже интерпретация. «Субъект» – это не то, что дано, скорее, что дополнено, выдумано, что-то, что скрыто за ним. Наконец, необходимо ли также интерпретировать интерпретацию? Это уже поэзия, гипотеза.
Мир может быть познаваемым, поскольку слово «знание» имеет какой-то смысл; но оно восприимчиво ко многим интерпретациям, не имеет никакого фундаментального смысла, но очень много значений. (Nietzsche en Savater, 1996).
Ценности – это аспекты, которые человек считает желательными для себя и, как следствие, для других. Ницше считал, что любое значение или оценка всегда является чем-то относительным. «Наши ценности – это интерпретации, введенные нами для вещей». (Nietzsche en Gómez, 2000 г.). «Свойства человека оценивают как достоинства, принимая во внимание не то действие, которое они оказывают на него, а то, которое, как мы полагаем, они ожидаемо окажут на нас и на общество» (Nietzsche, 1999).
Ницше и психоанализ
Ницше опередил Фрейда и неоднократно ссылался на идею «бессознательного». Он говорил о «диких инстинктах», не одобряемых обществом, которые скрываются людьми, но всегда присутствуют (опережая фрейдистскую концепцию подавления). «Мы осознаем многие наши качества, но у нас есть другие, одноименные, бессознательные» (Nietzsche en Manzano, 2002). Или, другими словами: «Долгое время считалось, что сознательное мышление является мышлением в абсолютном выражении. Только сейчас мы догадываемся, что большая часть нашей интеллектуальной жизни бессознательна и остается для нас незаметной» (Nietzsche, 1999). Следует отметить, что Ницше впервые написал это между 1876 годом (в своей книге «Человеческое, слишком человеческое») и 1882 (в публикации «Веселая наука»). В 1876 году Фрейду едва исполнилось 20 лет, и его первая книга «Исследования истерии» не увидит свет до 1895 года. Публикации «Толкование сновидений» не будет до 1900 года.
Ницше также проявляет дальновидность и предвосхищает развитие психоанализа в своей концепции «динамического разума», в котором энергия может быть латентной или подавленной, а также передаваться от одного инстинкта к другому, и размышляет о психической реальности как о непрерывном конфликте сил в постоянном движении. Он говорит о сексуальных и агрессивных инстинктах, и даже об аутоагрессивных импульсах, хотя его видение не столь детерминистично, как у Фрейда, но ближе к нынешним теориям относительности или, как в случае Кьеркегора, к теориям хаоса и сложности. В конце концов, он видел человеческое существование в свободе и непрерывном становлении. «Наивысшее желание власти – запечатлеться в бытии» (Nietzsche en Gómez, 2000).
Ницше не верил в линейную каузальность:
Вторичного нет. Также нет, утверждает Ницше, никакого расчета, согласно которому за определенной причиной должен следовать определенный эффект. Интерпретация события посредством причины и следствия является ложной. Речь идет о борьбе между двумя неравными элементами власти, новым пактом между силами, в котором новое состояние является чем-то радикально отличным от старого, но не его последствием. Динамика, а не логика и механика (Mann, 2000).
«Там, где наивный искатель древних цивилизаций видел только две вещи – «причину» и «следствие», мы обнаружили множественную последовательность; мы усовершенствовали образ становления…» (Nietzsche, 1999)
В протоколах Венского психоаналитического общества от 1908 года Фрейд признает, что интуитивный метод Ницше достиг осознаваний, невероятно похожих на психоаналитический метод, – хотя он был осторожен, чтобы не упоминать о том, что находился под его влиянием. Фрейд сказал, что пытался читать Ницше, но чувствовал головокружение от того, что страницы были переполнены осознаваниями, так тревожно близкими к его собственным» (Yalom, 2000).
Сверхчеловек
Ницше предложил концепцию «сверхчеловека» (Übermensch), которого, возможно, следует назвать «ультрачеловеком», поскольку это не тот, кто обладает экстраординарными возможностями или способностями, но тот, кто утверждает свою человечность до конца. Он достиг истинной свободы, смог выйти за рамки моральных предрассудков и принятых подавлений, подвергая сомнению все ценности, ранее установленные им самим или другими, выработав личный, автономный режим функционирования.
Сверхчеловек не является кем-то «превосходящим», «супер-эгоистической» моделью, а тем, чье тело, id уважается и учитывается, а иногда даже прославляется как единственный учитель, которого мы имеем (van Deurzen, 2000). Для Ницше тело является первичным ориентиром. «Существенно: исходить из тела и использовать его в качестве руководства. Это самый богатый феномен, обеспечивающий наиболее четкие наблюдения…» (Nietzsche en Savater, 1996). Это предложение важно для экзистенциальной психотерапии и связано с предложениями гештальт-терапии – всегда предлагать исследование клиента на уровне телесных ощущений.
Важно не путать эти понятия с каким-то отвержением разума и даже духа. Речь идет скорее о напоминании, что наше существование начинается с физического и телесного измерения, и что остальные измерения не должны отрицать эту фундаментальную основу.
«Сверхчеловек – тот, в ком тело стало рефлексивным и умным – где тело, дух и «я» интегрированы» (van Deurzen, 2000).
Путь превращения в сверхчеловека:
… лежит не в покорении других или доминировании над ними, а в самоконтроле. Поистине могущественный человек никогда не причиняет боли или страданий, но, подобно пророку Заратустре, переполнен силой и мудростью, которую он свободно предлагает другим. Его предложение исходит из личного изобилия, и никогда – из чувства сострадания, что представляло бы своеобразный тип презрения. Итак, сверхчеловек – ратификатор жизни, тот, кто любит свою участь, тот, кто говорит «да» жизни… Сверхчеловек Ницше – это тот, кто, если бы ему представилась возможность жить точно так же, снова и снова, на веки вечные, сказал бы: «Да, да, дай ее мне. Я возьму эту жизнь и буду проживать её точно так же». Ницшеанский сверхчеловек любит свою судьбу, принимает свои страдания и преобразует их в искусство и красоту. И он также является человеком, который, с точки зрения Ницше, становится Übermensch, философской душой, – тем, кто представляет собой следующий этап человеческой эволюции (Yalom, 2000).
Хороший способ приблизиться к сверхчеловеку – не пытаться избегать трудностей и страданий, которые происходят в жизни. Сейчас люди очень часто стараются избегать любой боли или дискомфорта – как физического, так и психологического. Для Ницше это представляет собой форму, в которой наш дух засыпает, ослабевает и вырождается. Противостояние трудностям и прохождение через страдания – это своего рода духовная гимнастика. Душа укрепляется, когда мы не избегаем трудностей, переживаемых по факту существования. Речь идет не о поиске проблем, а просто о том, чтобы быть доступным – сталкиваться с тем, что происходит с нами в жизни. Отсюда фраза: то, что нас не убивает, делает нас сильнее.
