Собравшиеся журналисты загудели – Антоний затронул больную тему и дал им почву для размышлений, статей и репортажей.
– Я донес свою мысль? – Он еще раз обвел журналистов взглядом. – Василиса Андреевна присутствует здесь потому, что она – мой врач. И я хочу, чтобы именно она оценила состояние Джейсона Роули. Не потому, что она – ветеринар, а потому, что я ей полностью доверяю.
Для меня было главным объяснение журналистам моего присутствия, потому что я не была готова говорить с кем-либо о наших отношениях с Антонием. То есть… Я не хотела, чтобы кто-то из ушлых журналистов заметил мое истинное отношение к нему и муссировал его на страницах газет, журналов и в интернете.
При нашем появлении в отделении полиции (остальные люди дежурили перед входом и даже не пытались прорваться внутрь, хотя, может, и пытались раньше) у дежурного за стеклом и двух сотрудников в форме, которых мы увидели в небольшом холле, на лицах появилось удивление.
– Можно ли нам побеседовать с начальником вашего отделения? – вежливо спросил Антоний.
– Вы хотите вступиться за жертву полицейского произвола, как его тут называют? Уже и вас подключили? А вы взяли с собой ветеринара для проверки состояния задержанного и оказания ему медицинской помощи в случае необходимости?
– Нас никто не подключал, но мы бы хотели на него посмотреть живьем, пока он не отбыл в свою Америку, получив пинок под зад в клубе, и пока его никто другой не прихватил. А потом пусть дальше сидит.
– А зачем он кому-то, если он больше не сможет играть в баскетбол? – поинтересовалась полиция.
– Меня его игра в баскетбол совершенно не интересует, – ответил Антоний. – Он мне, возможно, подойдет на роль египетского бога. Но я не могу это определить без личной встречи. И даже если подойдет, до его практического использования пройдет немало времени – он точно отсидит свои пятнадцать суток, а может, и дольше, если вы посчитаете нужным. Да и мне он, возможно, больше подойдет после отсидки, чтобы использовать всю его накопившуюся энергию в мирных целях.
Нам сказали, что о нашем прибытии сейчас доложат начальству, и предложили присаживаться. Стульев в холле было как раз четыре и не очень удобных.
Вскоре нас пригласили к начальству. Начальство пожало руки мужчинам, которых не могло не видеть раньше хотя бы по телевизору или в интернете, посмотрев на меня, сказало, что знает, кто я, затем перевело взгляд на юную Алену.
– Появление вас троих для просмотра кандидата в египетские боги мне понятно. А она кто?
– Надо взглянуть, как они смотрятся вместе, – ответил Антоний. – Возможно ли это? Мы, в свою очередь, выступим перед толпой, которая явно мешает вам работать, и попросим разойтись.
– У меня брат работает в больнице, где вы лежали, Антоний Владимирович. Рассказывал, как ваш коллега Кальвинскас срежиссировал разгон толпы. Кальвинскас уехал?
– Да, надо готовиться к юбилею его великого деда. Там же народ приедет не только из бывших советских республик, а со всего мира. Больше народу будет, чем на любом кинофестивале. Он сейчас занимается организацией.
– Это же для Литвы будет мероприятием государственного уровня!
– Государство, естественно, тоже участвует. Это фактически национальный проект. И Кальвинскас-старший – национальный герой, как, впрочем, теперь и Кальвинскас-младший.
– А что на самом деле случилось с родителями вашего друга?
– Отец погиб, он был каскадером. Это был единственный сын деда Кальвинскаса. Мать Рудольф никогда не видел и даже не представляет, кто она.
По «официальной» версии Рудольф Станиславович вылупился из яйца, оплодотворенного его отцом. Конечно, это был очередной рекламный трюк. На самом деле отец принес его домой в корзинке и сказал своему отцу, великому советскому режиссеру, что это его сын. Возможно, он в дальнейшем собирался рассказать сыну, кто его мать, но просто не успел. Ни одна женщина не объявилась. Суррогатное материнство тогда еще не было распространено. Может, просто была договоренность с какой-то женщиной. Может, она не хотела ребенка, хотела денег. Рудольф пытался это выяснить, но не смог. Его растил дед. И научил всему, что знал сам. Но дед тоже не знал, кто его мать.
Начальник отделения нажал на нужную кнопку и, когда там ответили, приказал:
– Петров, приведи задержанного.
Он даже не стал уточнять кого. Или в застенках в этот день сидел один Джейсон?
Когда в кабинет начальника отделения ввели огромного негра, в нем сразу же стало тесно, хотя кабинет был большой и мы впятером до этого там свободно размещались. Сопровождавший Роули сотрудник полиции смотрелся гномом. Руки Роули были скованы наручниками за спиной, хотя, по-моему, он и скованными руками и ногами мог при желании тут все разгромить и всем присутствующим накостылять.
– Ты говоришь по-русски? – спросил Антоний вместо приветствия, при этом очень внимательно рассматривал баскетболиста, как в прошлом в Америке белые плантаторы рассматривали потенциальную рабочую силу, доставленную через Атлантику на невольничьих кораблях.
– Плохо. Учу. Вы кто?
– Возможно, твой новый хозяин. Если ты мне понравишься.
Джейсон Роули открыл рот и начал речь на тему демократии. Я решила вмешаться.
– Джейсон, ты сейчас находишься в России, – сказала я. – В России всегда был, есть и будет царь. У нас есть главный царь и более мелкие цари на местах. Ты сейчас находишься в отделении полиции. Здесь царь – Роман Сергеевич.
Роман Сергеевич слегка наклонил голову. Ему явно понравилось, как я его назвала.
– И он тут хозяин над всеми. А Антоний Владимирович царь и хозяин в своем театре. И в его театр хочет попасть масса людей. Все они хотят работать на хозяина Антония Владимировича. Если ты хочешь демократию, можешь отправляться назад в свою Америку. Контракт с тобой клуб расторг. Никакой компенсации ты не получишь. Зарплата больше не капает. У тебя на настоящий момент больше нет никакого дохода. Вместе с контрактом игрока были расторгнуты и рекламные контракты. В баскетбол ты играть больше не сможешь, по крайней мере на том уровне, на котором играл раньше. Что ты собираешься делать в Америке?
Джейсон стал вращать белками глаз, то есть он стал вращать глазами, но создавалось впечатление, что только белками.
– Василиса Андреевна – очень мудрая женщина, – заметил начальник отделения. – Пришла пора сделать выбор, Джейсон: монархия у нас или демократия в Америке? Где тебе больше нравится жить?
– В России, – сказал Джейсон. – Я маму уже привез и брата собирался привезти. Брат сам захотел.
– Что умеет делать брат? – спросила я.
– Играть барабан, – ответил Джейсон и на смеси русского и английского объяснил, что его дедушка с бабушкой прибыли в США из Тринидада и Тобаго, где изобрели стальной барабан, именуемый на английском steelpan. Он очень популярен на островах Карибского моря, активно используется в таком музыкальном направлении, как калипсо. Их изначально выковывали из стальных бочек, которые в большом количестве валялись на карибских пляжах после Второй мировой войны. Военный оркестр республики Тринидад и Тобаго – единственный оркестр в мире, использующий стальные барабаны. Джейсон также сказал, что масса мальчишек на его исторической родине и в США, в кварталах, заселенных выходцами с островов Карибского моря, прекрасно играют на таких барабанах или просто на стальных бочках. Сам Джейсон может представить карибские мелодии на любой металлической бочке, если такая будет ему предоставлена.
– Я подумаю, – сказал Антоний.
– А у египтян во времена Древнего Египта металл был? Хоть какой-то? – задумчиво спросил начальник отделения. – Саркофаги из чего делали?
– Самые первые делали из известняка. Потом чаще всего – или из дорогих пород деревьев, или из камня, – ответил Антоний.
– Не из золота? – уточнил ректор Вагановки.
– Только для фараонов, хотя и не всех. А слово имеет древнегреческое происхождение. Саркофаг Тутанхамона изготовлен из чистого золота и инкрустирован бирюзой. Римляне из мрамора делали. Они выставлены в музеях, например, саркофаг политического деятеля и военачальника Луция Корнелия Сципиона Брабанта можно посмотреть в Ватикане. Если говорить о других великих людях прошлого, то саркофаг с телом Карла Великого находится в Ахенском соборе, тоже мраморный. Саркофаги выставлены в Риме, Стамбуле, Бейруте. Также их делали из базальта, порфира.
