– Вы гуляли вдвоем с Глебом и собакой?

– Иногда еще с моей дочерью Алисой. Сын тогда был в Чехии, как раз проходил реабилитацию. Если вы хотите спросить про отношение Глеба ко мне как к женщине… Я тогда была беременна двойней, которую вынашивала, чтобы оплатить операцию собственному ребенку. Мне не до мужчин было. Но мне нужно было гулять на свежем воздухе, и Глеб нас вывозил. Нас всех. Да и Глеб, как мне кажется, не видел во мне сексуальный объект…

– Он увидел твою душу, – вставил Антоний.

– Василиса Андреевна, не все мужчины сразу же думают о сексе с женщиной, – добавил Кальвинскас. – По крайней мере, когда далеко не восемнадцать лет, не бушуют гормоны и хочется в первую очередь общения. И у мужчин любовь возникает иногда – из чувства благодарности. А вы спасли собаку этого Островского, причем дважды. И он же знал, что вы беременны не от любимого мужчины? Что вы не замужем? Что вы таким образом зарабатываете деньги на благое дело?

Я кивнула, потом добавила, что какое-то время после отъезда Глеба из страны мы даже общались по скайпу. Но потом общение сошло на нет. Мы не были близко знакомы. Мы пересеклись на каком-то этапе жизненного пути. Прохор живет у меня, и даже если Глеб вернется, собаку я ему не отдам. Моя собака! И мои дети обожают Прохора, как и он их.

– А почему вы меня про него спрашиваете? – наконец удалось мне вставить свой вопрос.

– В Глеба Островского и Антония Владимировича стреляли из одного оружия, – сказал следователь.

Я моргнула.

– И что?

– Пока мы не нашли у них общих знакомых, кроме вас.

– Вы считаете, что это я в них обоих стреляла?! – такого удивления я не испытывала никогда в жизни. – Да я стрелковое оружие никогда в жизни в руках не держала.

– Успокойтесь, Василиса Андреевна! – замахал руками следователь.

– Вы беговыми собаками когда-нибудь занимались? – спросил Кальвинскас.

Я покачала головой. У меня даже пациентов таких не было. Не попадались!

– А я возил их на подарки, – вставил Антоний. – Мне специально заказывали псовых русских борзых. Дважды. Возможно, их за границей тренирует этот Глеб Островский. Не знаю. Я покупал у заводчиков. Они же занимались оформлением документов на вывоз. Про Глеба Островского даже не слышал, как уже говорил вам. На бега не ходил ни разу в жизни ни у нас, ни в Англии, ни в других странах. На конные скачки тоже не хожу. Меня это совершенно не интересует.

– Антоний Владимирович мне помогал купить щенков, то есть свел с теми заводчиками, – вставил Кальвинскас. – В Литве есть сообщество любителей борзых, я являюсь его членом. Щенков я вывозил сам. В Литву. Только в Литву.

– Я вывозил в Грецию, – добавил Антоний.

– Но я тоже никогда не встречался с Глебом Островским, даже никогда про него не слышал. И насколько мне известно, в Литве человек с такими именем и фамилией никогда не работал с гончими собаками. Я знаю всех людей, связанных с сообществом. Как вы понимаете, Литва – страна небольшая. Можно сказать, что все друг друга знают. По крайней мере, люди, которые чем-то прославились.

– Но за что в вас могли стрелять? – следователь посмотрел на моего друга.

– Без понятия.

– У вас есть враги?

– Так, чтобы убивать, – нет. Я, конечно, не всем нравлюсь, но я, так сказать, вспахиваю свою поляну. В России нет больше режиссеров, снимающих то, что снимаю я. Да и в мире нет человека, специализирующегося именно на моей тематике.

– А помещения?

– Какие?

– Ваш театр?

– В моей собственности. В России я почти не снимаю, в основном в Греции на островах. У нас проблемно, не говоря уже про то, что натура не та. На маленьком греческом острове, даже без единого старинного храма, мне все рады. Мы строим временные декорации, даем людям работу, пусть и временную, селимся в гостиницах, иногда в частных домах, едим в их тавернах. И места, где я снимал, становятся достопримечательностями – туда начинают ездить туристы, чтобы взглянуть на место, которое я прославил в фильме.

Кальвинскас спросил у нас со следователем, слышали ли мы про грот «Шаровая молния». На английском языке он называется Thunderball Grotto[3]. Там проходили съемки четвертого фильма Бондианы, который и дал название гроту, раньше вообще никакого названия не было. Это архипелаг Эксума (район Багамских островов). Грот не представляет собой ничего особенного, но с момента выхода фильма о Джеймсе Бонде на экраны (в далеком 1965 году!) является туристической достопримечательностью. До сих пор! Дайверы погружаются в места, где проходили подводные съемки. Повысилась популярность Багамских островов в целом как туристического направления.

– А я делаю то же самое в Греции. И греки это понимают. Нас приглашают приезжать еще, что я и делаю. Мне с других островов регулярно шлют приглашения – чтобы я их прославил. У меня ни разу не было проблем со съемками в Греции, да еще и фильмов о Греции, пусть и древней. Но они готовы принимать людей, которые снимают фильмы и не о Греции, да хоть того же Джеймса Бонда. Они делают все, чтобы привлечь туристов и дать своим людям работу. И о Риме я в Греции снимаю. А в нашем дорогом городе – в буквальном смысле – везде требуются разрешения на съемки: и на улице, и в помещении. В помещениях, конечно, еще хуже, чем на улице. Декорацию не поставишь. Дешевле новый дом построить. У нас все хотят срубить бабок, причем немедленно. О перспективе не думают. Хотя эту перспективу многие люди просто не видят. Они живут сегодняшним днем и не знают, где будут работать через год.

– Я не снимаю ни в Питере, ни в Москве, – вставил Кальвинскас. – Даже когда действие вроде бы должно проходить в Питере или Москве. В Литве снимаю, в Латвии. Например, какой-то ресторан вроде радоваться должен, что получит рекламу в моем фильме, а они такую цену заламывают, что мне проще в павильоне снимать в моей литовской деревне.

– То есть у меня ни с кем нет никаких имущественных конфликтов. Я не знаю, почему в меня стреляли, – заявил Антоний.

– Женщины?

– Нет женщин.

– Э-э-э…

Мы все рассмеялись, понимая, что хочет спросить следователь. А я про себя порадовалась. Нет женщин! Ура!

– Личных конфликтов тоже нет. Не знаю!

Я вспомнила, что у Глеба Островского погибли жена и сын, и сказала об этом следователю. Он просто сообщил, что их убили, и сказал, что не хочет об этом говорить. Деталей я не знаю. Следователю по своим каналам это будет легче выяснить. И ведь не просто же так Глеб уехал из страны!

Но какая здесь связь с Антонием? Хотя что я знаю про жизнь Антония?!

Я вообще никогда не задавала своим мужчинам лишних вопросов. Может, зря? Ведь теперь я даже примерно не представляю, почему кто-то покушался и на Глеба, и на Антония. Но точно не из-за меня. В этом я была уверена. Претендентов на мою руку и сердце нет вообще, а уж тем более таких, которые хотели бы убить конкурентов. Жена с сыном Глеба вообще погибли до нашего знакомства. И у нас с Глебом ничего не было! И с Антонием ничего не было – в смысле того, что бывает между мужчиной и женщиной. Мы даже никогда не целовались по-настоящему!

Следователь предложил нам всем хорошо подумать и удалился. Мы втроем еще немного пообщались, Кальвинскас довез меня до дома, вышел со мной из машины, галантно поцеловал ручку и уехал. Я пошла домой.

Моя дочь с бабушкой Калерией Юрьевной наконец собрались наведаться на экокурорт, где работал их отец и сын. Константин отвез их туда на машине, но перед воротами не светился. По договоренности они должны были ему позвонить, когда будут готовы следовать обратно, но, конечно, так, чтобы никто из хозяев этой здравницы не услышал, кому они звонят.

Об остальном я знаю со слов Алисы, комментарии к которым на планшете печатала Калерия Юрьевна.

На территорию экокурорта они вошли свободно, не было никакой охраны, ворота были раскрыты, даже звонить не пришлось. По словам Алисы, территория очень ухоженная, ею явно занимаются. Везде очень чисто.