А Гиви нравится просто бесцельно бродить по крутым замысловато-извилистым улочкам старого города, заглядывать в тупички и дворики, прохладные и тихие, наполненные прозрачным шумом воды, неиссякаемо льющейся из дворовых кранов. Присев на невысокую, сложенную из неровного серого камня ограду, Гиви любит наблюдать за неторопливой и бесхитростной жизнью, протекающей почти весь год на открытых балконах и прямо во дворах, под тенью чинар или туты. Обычно весной и летом в уютных тифлисских двориках, расположившись прямо на земле, древние старухи расчесывают промытую и просушенную на жарком солнце шерсть из старых матрасов и потом старательно заново набивают ею чехлы… Ритуал с мытьем и расчесыванием шерсти заботливые хозяйки повторяют ежегодно: мягко спится их родичам на обновленных пышных матрасах — гордости небогатых семей…

Кроме прогулок по Руставели, у нашей компании есть еще один излюбленный чудесный маршрут: узкими переулками старого Майдана пробраться — все в гору, в гору — в Ботанический сад, в царство экзотических тропиков.

Здесь тебя сразу же окружают фантастически яркие цветы, невероятные кактусообразные, причудливые веерные пальмы. Зелеными змеями обвивают стволы и свешиваются вниз лианы, заросли могучих папоротников преграждают тропинки. По горбатому мостику мы обычно перебегаем через петляющую по саду речушку, забираемся в зеленую глубину чащи, где в знойные дни приятно отдохнуть в прохладных сумрачных гротах. За каждым кустом мне чудится хищный зверь, змея… Сказки Гиви кажутся здесь еще страшнее, еще правдоподобнее…

Но сегодня в Ботанический не пойдем, будем искать Волшебника. И даже если не столкнемся с ним — просто пробежаться по улицам тоже хорошо.

— А Амалию возьмем? — спрашиваю я Гиви, когда мы встречаемся с ним на балконе.

Он без особой радости пожимает плечами.

— Если тебе очень хочется, Ли!

Я хватаю красный сигнальный флажок и перевешиваюсь через перила балкона: Амалия склонилась у колонки, набирая в кувшин воду.

Свистнув, я помахиваю четыре раза флажком, что на нашем немом языке означает: приходи в условленное место, идем гулять. Амалия кивает в ответ и убегает с кувшином в дом. Стирающая во дворе белье тетушка Аревхат с подозрением поглядывает на меня снизу вверх, но ничего не говорит. Петрос и Гога копаются у нее перед носом в песке. Значит, Амалия сможет хотя бы ненадолго пойти с нами.

Излюбленное место встреч — у входа в кино, на углу нашей Барятинской и Руставели. Здесь, у кассы и афиш, всегда толпится народ, и наша компания не так бросается в глаза.

Проспект Руставели в те давние годы не особенно отличался от теперешнего. И тогда украшали его высокие, с колоннами и барельефами красивые дома, каждый в своем стиле, так же сверкали витрины и пестрели над магазинами вывески. Правда, в годы нэпа вывески были и ярче и живописнее и их обязательно украшали начертанные сусальным золотом и серебром фамилии владельцев магазинов. Значился среди них и некий «Лагидзе» — знаменитый на весь город магазин сладких шипучих вод. Магазин существует и сейчас, как раз напротив Театра оперы и балета, — тбилисцы называют его по-старому «Лагидзе», хотя фамилия бывшего хозяина давно исчезла с вывески. Так же и в Москве многие старожилы до сих пор называют большой гастроном на улице Горького «Елисеевским».

Итак, прежде всего к «Лагидзе»!

В высоких стеклянных сифонах сверкает разноцветная — лимонная, клубничная, сливовая — вода. Какая же она прохладная и приятная на вкус! Сегодня среди нас богач Васька, неплохо подрабатывающий на продаже газет. С царской щедростью он угощает всю компанию!

С утра и до вечернего, позднего часа толпятся и фланируют на проспекте Руставели старые и молодые, — повсюду шум, смех, словно здесь длится нескончаемый праздник. Витрины магазинов и кафе отражают расфранченных, надушенных красавиц с орлиными носами и соболиными бровями. Группы щеголеватых молодых людей, картинно облокотясь о стволы платанов, образующих зеленый свод над проспектом, непринужденно болтают и хохочут, темпераментно жестикулируя. Важной, неторопливой поступью шествуют статные старики с властно сверкающими из-под посеребренных бровей глазами.

Мы шагаем среди толпы, счастливые ощущением свободы и праздника.

Вот гостиница «Орион». В ее роскошных, комфортабельных номерах останавливаются богатые иностранцы. Тяжело хлопают резные дубовые двери с бронзовыми львиными мордами, впуская и выпуская гостей. О, мы уже знаем: вот те, поджарые, худющие, в клетчатых пиджаках, — англичане, а вот француженки — веселые, мелодично щебечущие. За ними походкой королевы плывет в услужливо распахнутые швейцаром двери индианка в блестящем голубом сари, с коричневым пятнышком между стрелками бровей. Гиви провожает ее взглядом и осторожно касается моей руки.

— Видишь? — спрашивает он шепотом. — А не она ли живет в том оранжевом замке, где мы с тобой побывали вчера?

Взрослые часто говорят: чудес не бывает! Нет, бывают, и еще как бывают! Сегодня во всяком случае я убеждена в этом, потому что следом за индианкой из гостиницы выходит… наш Волшебник!

Та же зеленая чалма и белоснежное одеяние, а в двух шагах за ним безмолвно и высокомерно движутся слуги в фесках.

— Смотри, Ли! — Глаза Гиви вспыхивают. — Я знал, чувствовал — мы обязательно его встретим!

Проходя мимо нас, Волшебник, видимо, чувствует на себе взгляд Гиви — восторженный, напряженный. Он замедляет шаг, его серьезное лицо смягчается, улыбка чуть трогает сжатые губы. Гиви заметный мальчик, и, может, даже той мимолетной встречи в бабушкиной мансарде оказалось достаточно, чтобы старик запомнил огромные ярко-серые глаза на матово-бледном лице.

Но, ничего нам не сказав, Волшебник проходит мимо.

— Пойдем за ними! — шепчет Гиви и тянет меня за собой.

Я покорно иду — маленький мечтатель временами приобретает надо мной необъяснимую власть.

Так, скрываясь за спинами прохожих, мы крадемся за Волшебником и его телохранителями. Даже здесь, на многолюдном проспекте, в бесконечном разнообразии лиц и костюмов, Волшебник обращает на себя внимание, — почти все оглядываются ему вслед.

Но вот старик останавливается у витрины антикварного магазина и, что-то приказав своим спутникам, входит. Сквозь стекло витрины нам хорошо видно, с какой льстивой поспешностью бросается к Волшебнику хозяин, как, сладко улыбаясь, усаживает его в кожаное кресло. И тут я замираю. Я вижу угодливо расплывшуюся физиономию Бэма — он появляется откуда-то из глубины магазина. Вместе с хозяином что-то оживленно и подобострастно говорит гостю, показывая на сверкающие кругом вазы и старинные лампы, статуэтки и шкатулки. А слуги Волшебника покорно и бесстрастно ждут, застыв, как изваяния, за его креслом.

Мы с Гиви переглядываемся, без слов понимая друг друга. Нам нравится смотреть на нашего Волшебника, нравится его суровое смуглое лицо, величественная фигура, легкие движения, его белое, спадающее до пят, длинное одеяние.

Затем хозяин жестом приглашает Волшебника за собой, раздвигает перед ним тяжелую бархатную портьеру, и они вместе с Бэмом скрываются в таинственном полумраке. Наверно, там, в глубине магазина, хранятся самые ценные и удивительные вещи…

Мы ждем у входа довольно долго. Соскучившись, более нетерпеливые Васька и Амалия снова отправляются к «Лагидзе» пить шипучку, но мы с Гиви самоотверженно остаемся на посту.

Наконец из-за портьеры появляется Волшебник. Вам и хозяин торжественно несут за ним тяжелые свертки. Повинуясь властному взгляду Волшебника, телохранители бережно принимают у Бэма и хозяина свертки и выходят с ними на улицу.

Хозяин провожает покупателей до дверей, без конца улыбаясь и отвешивая поклоны.

— Счастлив, безмерно счастлив услужить вам, эфенди! Господин Бэм прав: у меня часто бывают прекрасные старинные вещи… Я поберегу их для вас, эфенди!

Мы с Гиви поспешно отходим в сторонку: не хочется, чтобы Волшебник догадался, что мы выслеживаем его. Но по тонким губам старика вновь скользит усмешка, и он, проходя мимо, касается своими сухими, в перстнях пальцами моей щеки. И, на мгновение остановившись, спрашивает: