— Знаешь, я всегда был хорош в том, что касается искусства. Не знаю, однажды я просто понял, что хочу попробовать, мне было лет восемнадцать. Я пришел в студию с портфолио со всеми своими рисунками и набросками и несколькими полотнами картин маслом. Владелец был впечатлен и, хоть у них не было никого, кто хотел бы взять ученика, он дал мне контакты одного парня, который перезвонил несколько недель спустя. Студия была невостребованной, и чувака, у которого я учился, бесило, что я лучше его уже на начальном этапе обучения. Я схватывал очень быстро. Это было естественно, как и каждый раз, когда я брал в руки карандаш или кисть.

— Тебе очень повезло. Я бесполезна во всем, что касается искусства, как и Шейн. Не понимаю, откуда у тебя этот талант.

Чет отвел взгляд, и она поняла, что задела больное место. Он знал что-то, чего она не знала, информацию, которой ни она, ни Шейн не были посвящены.

— Я знаю, откуда.

— Откуда? — тихо спросила Нина. Ей хотелось, чтобы Чет снова на нее посмотрел, и может быть тогда, она бы почувствовала, что не срывает крышку с коробки, которую никогда не стоило открывать.

Он наклонился вперед и поставил локти на колени, вместо того, чтобы посмотреть на нее. Чет тяжело вздохнул, — Если я расскажу тебе, то не хочу, чтобы ты говорила Шейну. Не то, чтобы я не хочу, чтобы он знал, я просто ищу подходящее время, чтобы сказать ему. Мы только что помирились, и я боюсь все испортить. Не хочу делать больно маме и брату, поэтому еще не рассказал им об этом.

— Ты пытался их защитить?

Чет, наконец, взглянул на нее, и она могла описать его взгляд только одним словом – загнанный.

— Да.

— Тогда обещаю, что не скажу ни слова. Ты можешь мне доверять .

— Знаю, — мягко сказал Чет, — Я знаю, что могу тебе доверять.

— Откуда? Мы едва знакомы.

— Просто знаю.

Его спокойная уверенность согрела Нину изнутри. То, как они сидели, было недостаточно близко, чтобы считаться интимным, но почему-то ощущалось таковым. У девушки появилось предчувствие, внезапное напряжение от осознания того, что она сейчас узнает какой-то темный секрет, которым Чет, вероятно, ни с кем не делился.

— Я… я встретился с отцом, — наконец выпалил Чет, когда их взгляды пересеклись, — Мне было двадцать один. Он связался со мной, если можно в это поверить. У меня довольно много подписчиков в соц. сетях, так что ему было нетрудно меня найти. Просто вводишь мое имя и бум, вот он я. Он жил в Ирландии из всех возможных мест, хотел встретиться со мной, и так как на тот момент я был в Лондоне, было недалеко. Думаю, именно поэтому он связался со мной, увидев мои посты о тату-конвенциях в нескольких местах по Лондону. В итоге, я решил встретиться с ним и был в шоке. Истинная причина, по которой он ушел и никогда не связывался с нами, хоть и хотел, в том, что у него, эм.. у него была вторая семья.

— Что? — Нина чуть не свалилась с дивана. Это шокировало ее, но мгновение спустя гнев заслонил удивление. Она подавила желание сказать что-либо, прекрасно зная, что это не поможет.

— Да, у него была вторая семья. Жена и три ребенка, две дочери и сын. Старшая дочь взрослее Шейна всего на год.

— Боже.

— Я не стал говорить маме о встрече, ведь тогда мне пришлось бы все ей рассказать, а я не хочу. Мне известно, какой это был для нее удар, ведь отец был единственным человеком, с которым она хотела провести жизнь. Поэтому она больше ни с кем не встречалась, ведь любила его всем сердцем, я знаю, что это сломало бы ее.

— Охренеть, — Нина понимала, что ее выбор выражений сейчас был совершенно неподобающий леди, но это казалось совершенно уместным.

— Ага, именно. Короче говоря, идти туда и встречаться с ним было чертовски неловко. Вообще, я не пошел к нему домой, мы пили пиво в каком-то пабе. Я не встречался с его детьми и другой женой, он сам мне о них все рассказал. Ему стыдно за то, что он сделал. Я не получил другого объяснения кроме того, что он очень любил эту женщину и не мог уйти. Помнится, я сильно разозлился из-за того, как беспомощно он выглядел, словно в том, что случилось, не было его вины. Как будто беременность другой женщины не его вина. Будто он не виноват в том, что оставил свою семью без единого объяснения, не говоря ни слова. Вроде как нет ничего такого в том, чтобы даже не пытаться поддерживать с нами связь.

— Чет, я…

Он покачал головой, — Нет, Нина, тут нечего говорить, не нужно. Я мог бы разозлиться, наорать на него и уйти из паба, но не стал. Сказал только, как разочарован и как больно это слышать, как он разбил сердце матери и что у меня появился младший брат, замечательный ребенок. Хотя, наверное, на тот момент он уже не был ребенком.

— Нет, мы были. Даже в тринадцать или четырнадцать, думаю, мы все еще были детьми, несмотря на то, что нам казалось, что мы уже взрослые.

— Я… я думаю, что не тыкал его носом в то, что он сделал только потому, что в глубине души я всегда чувствовал…черт, — Чет взял свое пиво и запрокинул голову назад, глотая. Банка издала глухой звук, когда он поставил ее обратно на журнальный столик, — Думаю, я всегда знал, что я такой же, как он, да и выгляжу также, точная копия. У меня всегда было это нарастающее чувство, что так и должно быть, раз мама больше любила Шейна.

— Не больше…

— Да, больше. Или может и нет, но она никогда особо не обращала на меня внимания. Мама любит меня, знаю, но ей как будто всегда больно даже просто находиться рядом со мной. Это было одной из причин, почему я уехал, когда мне было шестнадцать. Мне не хотелось, чтобы смотря на меня, она видела отца. Я ушел, чтобы ей не приходилось видеть свое собственное разбитое сердце. Я старался поддерживать связь, зная, что она волнуется, но это было тяжело, особенно после встречи с отцом. И я оказался прав, я выгляжу как он и я…во мне была или есть та же самая беспрестанность, что и в нем. Мне всегда казалось, что я должен бежать вперед, вечно оставаться в движении, пытаясь опередить что-то, понятия не имея что. Или даже хуже, я с самого начала знал, что это было внутри меня и попытки двигаться, путешествовать, увидеть мир не помогали это остановить.

— Может быть потому, что ты все время хотел вернуться домой, в место, где тебя любят.

Чет пожал плечами, пытаясь притвориться, что это ничего для него не значит, что было неправдой, и оба они об этом знали, — В любом случае, я думаю, что отцу было плохо после нашей встречи. Он больше не связывался со мной, да и мне тоже казалось неправильным звонить ему. А потом, десять лет спустя, звонок адвоката из Ирландии, который сообщает мне, что отец умер, завещая все эти деньги мне. Мне одному. Думаю, он верил, что я поступлю с ними правильно и буду заботиться о маме и Шейне.

— Наверное.

— Так что, накладывая условия на получение Шейном его денег, я поступаю неправильно. Не знаю, о чем вообще думал.

— Я тоже не знаю.

Чет провел ладонью по подбородку, где уже начала появляться темная щетина. Он так сильно отличался от Шейна, который не смог бы и для спасения собственной жизни отрастить бороду, выглядя по-детски свежо, будто ему было четырнадцать, а не двадцать четыре.

— Я так запутался. Первый раз в жизни я чувствую, будто потерял курс, что и привело меня домой, и, может, неспроста. Возможно, я должен остаться, пустить корни, заботиться о маме и Шейне. Я долго думал о том, чтобы открыть собственный тату-салон, нанять несколько мастеров, может быть даже купить еще одно здание для художественных выставок или что-то типа того. Не знаю, меня до чертиков пугает мысль о том, чтобы быть привязанным к чему-либо после того, как странствовал большую часть жизни.

— Всего лишь полжизни, ты уехал почти шестнадцать лет назад. Понимаю, что будет непросто, Чет, но также знаю, что Шейн оценит это и твоя мама тоже. Даже если ей тяжело, она очень любит тебя, и я видела, как сильно она скучала по тебе, когда ты уехал.

Чет перевел взгляд на дверь, ведущую на дряхлый балкон. Нина никогда туда не выходила, опасаясь, что прогнившие деревянные перила не выдержат ее вес, и мысль свалиться вниз пугала ее. Иногда в дни, когда было не слишком душно, девушка открывала дверь, чтобы впустить свежий ветерок в квартиру.