– Ну…
– И говорил, что где псалий – там и колесница…
– Говорили…
– Так вот, Голощапов в одном кургане недалеко от нашего города и вправду нашёл отпечаток колеса со спицами.
– Мне по барабану эти ваши колесницы. Зачем вы меня позвали? – огрызнулся краснодеревщик.
– Я же сказал: вы должны познакомиться с интересным человеком…
Через полчаса комнату вошёл плотный длинноносый брюнет с бородёнкой клинышком.
– Быстро же вы прибыли, Пётр Васильевич! – всплеснул руками бизнесмен. – Знакомьтесь, это Евгений Петрович Караваев. Он не только краснодеревщик. При случае может быть и гробовщиком.
– Так это ВЫ хотите заказать гроб? – осенило Караваева, когда он пожимал руку вошедшему. – Могу сделать очень хороший. Из дуба, бука или ореха. С бронзовым крестом.
Евгений Петрович решил, что учёному надо предложить изделие более скромное, чем хозяину сети магазинов, но добротное. В душе столяр надеялся, что тот закажет дерево подороже, чем сосна. Однако археолог ответил:
– Мне совсем не нужен гроб.
– Что же тогда? Авторский комод, эксклюзивный шкаф, деревянные настенные часы?
– И не то, и не другое, и не третье! – вмешался Дремлюгин. – Мне нужно, чтобы вы стали брать у Голощапова уроки.
– На кой ляд они мне? – возмутился краснодеревщик.
– Зря вы так, Евгений Петрович! – примирительно сказал заказчик. – Вы должны досконально изучить быт и военную технику древних индоевропейских племён. Понять устройство боевой колесницы. Во время обучения я стану вам выплачивать очень хорошую стипендию…
– Хотите построить колесницу? – удивился Караваев.
– Хочу привнести в этот мир гармонию, – ответил Дремлюгин. – Гармонию тех давних времён, когда люди пели мантры в честь могучих богов и великих стихий природы. Когда не было конфликта между человеком и окружающим его миром.
«За ваши деньги любой каприз!» – решил столяр и согласился. На дворе усиливался кризис, от заработка отказываться было глупо.
2. Вечевой набат
Первый урок археологии проводился в реставрационной мастерской загородного особняка, который стоял на берегу озера в окружении непроходимого леса
Бездушное урочище… Почему его так назвали? Когда-то в этом густом лесу жили разбойники, которые грабили и убивали путников, отнимая у них души. Земледельцы боялись селиться близ опасного урочища, и потому в его окрестностях не было ни единой крестьянской души…
Голощапов был уже на месте. Он расхаживал между столами, за которыми работали четыре реставратора.
– Да тут целый музей! – ахнул Караваев.
– Подготовка экспонатов, – уточнил археолог. – Разве вы не знали, что у Виктора Николаевича огромная коллекция древностей. Посмотрели – и будет! Нам пора в соседнее помещение. Там нас ждут другие… хммм… учащиеся.
Евгений Петрович зашел в небольшую комнату, где сидели два человека: Татьяна – известная в городе дизайнерша и белошвейка, пожилой невзрачный мужчина, которого краснодеревщик видел впервые. Караваев расположился между ними.
– Память о нашем прошлом хранят в своём чреве курганы, – начал лекцию Голощапов. – Лежат там вещи вроде бы неприметные: детали конской упряжи, бронзовые наконечники стрел, ножи, человеческие кости… но сколько они говорят о давних временах! В степях жили люди грубого облика, мужественные и по-своему красивые.
Пётр Васильевич взял в руки мощный проломленный череп с выбитыми зубами.
– Вот! Перед вами череп колесничного воина абашевской археологической культуры. Это древние арии – те самые, которые покорили Индию.
Караваев и незнакомый ему мужчина сделали вид, что задумались. Белошвейка оказалась смелее.
– Пётр Васильевич, что они носили – штаны или юбки? – поинтересовалась она.
– Этого никто не знает: они сгнили, – сознался Голощапов.
– Что же тогда мне шить?
– Танечка, обшивать вы будете не череп. Доверьтесь своему чутью. В чём вы скорее представляете себе Виктора Николаевича – в штанах или в юбке?
–Татьяна замолчала.
– Значит, мне тоже что-то придётся делать? – догадался Караваев. – Не только же слушать вашу болтовню.
– Конечно, – порадовал его Голощапов. – Сейчас мы съездим на экскурсию, и всё увидим своими глазами.
– Надеюсь, не на телеге? – испугалась швея.
– Нет. На электроджипе. Виктор Николаевич сказал, что в его гиперконденсаторах ещё осталось немного электричества…
* * *
Электровнедорожник вышел из урочища и покатился по ровной полевой дороге. Он управлялся квантовым процессором, однако и водитель не дремал: как бы ни был силён искусственный интеллект, человека он заменить не мог.
Двигался автомобиль неспешно: путь ему постоянно преграждали конные подводы, на которых крестьяне везли в школу детей. Ребятишки с кем-то перезванивались по вживкам – единственным высокотехнологичным устройствам, доступным всем гражданам России без изъятия.
– Не лучшее время мы выбрали для поездки к курганам! – вздохнул Голощапов. – Надо было подождать часок-другой, пока детишки не рассосутся… но не возвращаться же назад!
По одну сторону дороги шла осенняя жатва. Над полем не было видно ни птиц, ни бабочек, ни даже мух: они боялись летать вблизи колосьев ярового всезлака. Это исчадие генной инженерии отличалось лютой урожайностью и вырабатывало вещества, которые отпугивали всё живое. Выпеченный из него хлеб вкусом напоминал речной песок, зато был доступен даже самым бедным гражданам России.
– К нему и птица не летит, и зверь нейдёт… – оглядывая поле, философически вздохнул Голощапов.
– И эту мерзость мы едим! – вскрикнула белошвейка.
– Скоро перестанете, – пообещал ей археолог. – Если угодите Виктору Николаевичу, он начнёт вас снабжать нормальным хлебом. Как меня, например.
Всезлак убирали шагающие на тонких паучьих ножках комбайны агрохолдинга «Дымкевич и Ко».
По другую сторону дороги комбайны поменьше выкапывали униовощ, ещё одно порождение генной инженерии – богатое витаминами, но с тошнотворным вкусом и запахом. Парящие над полем машины ссыпали убранные корнеплоды в челноки, которые подвозили урожай к дороге, где его ждали телеги с конной тягой. В их использовании был большой экономический смысл: в отличие от комбайнов, они не требовали дефицитного электричества. Кроме того, корпорация так трудоустраивала сельских жителей по настоянию властей. За это ей давались налоговые послабления.
Через полчаса угодья агрохолдинга закончились. В воздухе появились птицы и насекомые: электроджип поравнялся с экополем, где натуральные овощи созревали для столов состоятельных жителей Ямова и столицы.
Вдруг внедорожник подскочил на ровном участке дороги: руку водителя пронзила боль.
– Бляха-муха! – выругался он. – Какой козёл так ударил в вечевой набат? А если б мы ехали по автостраде, в потоке?
Машина встала на обочине: правила движения позволяли это делать во время голосования. Пассажиры внедорожника понемногу отходили от шока.
Придя в себя, они как по команде пять раз дотронулись до вживок. Над запястьями взмыл вопрос: «Стоит ли запретить въезд в Россию президенту Европейской конфедерации Бурхану Кылычоглу – защитнику прав зоофилов и инициатору общеевропейского сухого закона?»
– Какая сука опять разбудила Партию самости? – заворчал Голощапов. – Последний раз они предлагали, кажется, запретить униовощ и повсеместно перейти на трансгенную репу.
– И ещё кофе хотели заменить петровым кнутом, – поддакнула ему белошвейка.
– Ну, и как будем голосовать? – спросил Караваев. – За запрет или против?
– И погадать ведь не на чем! – покачала головой белошвейка. – Ни одной ромашки вокруг! Один этот петров кнут только и растёт вдоль дороги.
– Так на нём и погадай.
Таня выпорхнула из салона, сорвала крупный цветок цикория и начала обрывать лепестки.
«Надо – не надо… Надо – не надо… Надо – не надо… Не надо!» – воскликнула она.
Водитель и все четыре пассажира проголосовали – и машина вновь тронулась.