Наконец, мы добрались до квартиры Джастина и его друзей.

– Я полагаю, каждый имеет право на достойное человеческое существование. А не так, чтоб по улицам слоняться, а потом умереть от голода, – серьезно произнес он, поворачивая ключ в замке.

Опять свинцовый взгляд, от которого меня пробрало.

– Заходи, ирландец, – он кивком пригласил меня.

Я продолжал крепко сжимать в руках пакет с едой.

– Да отпусти ты его, он никуда не сбежит, – оскалился Джастин.

– С кем ты там разговариваешь? – раздался чей–то голос из соседней с коридором комнаты.

– Мэтт, подойди сюда! – крикнул Джастин.

Раздались шаги, и перед нами возник серьезный юноша, на лице которого слишком явно читалось недовольство жизнью как феноменом этой планеты.

– Это что за пугало? – заметил он, очевидно, в мой адрес.

– А это Колин, – Джастин скидывал с себя куртку, – я подобрал его возле входа в торговый центр. Его ударили по голове, ограбили, и он потерял память.

– Я такого не говорил, – неловко заметил я.

– Да что же еще с тобой могло случиться, болван? – Джастин покачал головой. – Колин, к слову, немного поживет у нас.

Мэтт, скрестив руки на груди, медленно переводил взгляд с Джастина на меня.

– Ты совсем чокнутый, – подытожил он спустя полминуты.

– Да ладно тебе! Людям надо помогать.

– Джастин, на минутку, – он жестом позвал его в комнату, видимо, гостиную.

Я, на всякий случай, подошел поближе к двери. Если что–то пойдет не так, я просто сбегу, прихватив заодно и вожделенный пакет с продуктами.

Естественно, я слышал весь разговор парней, которые даже и не подумали понизить тон.

– Посмотри на него, он жалкий и раздавленный, совсем конченый человек. За еду готов плясать. Я серьезно. Надо помочь.

– Угу. А потом соседи обнаружат здесь три трупа и полностью вычищенную квартиру. Ты больной?

– Брось! Как будто бы у нас есть, что грабить!

– Нет, дело даже не в этом. Как ты вообще додумался привести в дом незнакомого человека? То есть, черт: если бы это был нормальный кто–то, я бы понял. Но этот бомж тебе зачем? Джастин, чем думаешь?

– Говорю же: помочь парню надо. Может, он директор банка какой–нибудь, откуда мы знаем? Потом вспомнит, вернется к себе, и отблагодарит нас.

– Такого идиота, как ты, еще поискать надо. Говоришь, амнезия у него?

– Ага. Только имя свое помнит: Колин.

– И ты ему поверил?

– Да ты только загляни в его глаза: пустые, запуганные. Мэтт, я же хорошо в людях разбираюсь, так вот он не врет. У него в самом деле нет прошлого.

– Хорошо. Хорошо. Пусть живет. Вот только потом, когда хрень случится…

– Да что случится-то! Ты какого черта такой жестокий?

– У меня просто мозги есть, в отличие от некоторых.

– Он здесь всего на пару дней.

– Мы потом его не выгоним.

– Он сам уйдет.

– А что скажет Алан?

– А что он должен, по-твоему, сказать? Он сам бы так поступил, не раздумывая.

– Очень может быть. Вы друг друга стоите.

– Нет, ну представь: парень десять дней болтается по Лондону, без денег, паспорта и без памяти!

– Все, заткнись, Джастин: я не хочу иметь с этой историей ничего общего. Просто заткнись.

– Да не дергайся ты так. Гуманист хренов.

– Пошел ты.

Молодые люди вышли из гостиной, на секунду уставились на меня, и тут же разразились громким смехом.

Пожалуй, я могу их понять: я сидел на полу, и ел замороженные овощи. Просто набирал горсть их, и закидывал в рот.

– Я ж тебе говорил: это конченый человек. Он даже не додумался взять бургеры или чипсы, а схватился за первое попавшееся.

Мэтт продолжал смеяться.

– Прости, парень, но сейчас ты так глупо выглядишь, – произнес он, когда подавил в себе приступ хохота.

– Я не ел уже два дня, – пояснил я.

Когда меня накормили разной дрянью, к которой я бы прежде побоялся притронуться, а сейчас наслаждался ею, впервые за последнее время я почувствовал себя человеком.

– А теперь вали в ванную, пожалуйста. От тебя, Колин, воняет, как от городской свалки, – процедил Джастин, швыряя мне в лицо полотенце и чистую одежду.

– Найдешь все, что нужно, там, – бросил он вдогонку.

Я испуганно отпрянул от зеркала.

– Господи, ну и урод.

Вот уж действительно: Джастин, чем ты думал! Я бы такого человека не пустил бы на порог своего дома.

Я хотел петь от счастья, когда почувствовал, как вода струей бьет по моей измученной коже.

Правда, где–то в сознании тревожно пульсировала такая мысль: «сейчас я, утолив насущные потребности, снова начну думать о том, что должен делать дальше. И я не знаю, что мне делать».

Глядя на свое лицо в зеркало, я задумался. Словно ждал: мой зеркальный двойник подбросит мне единственно верное решение. Но он только изучал меня. Я побрился, еще раз ополоснул лицо водой, повертел в руках одежду, которую мне выдал Джастин и, словно от безысходности, натянул на себя серую футболку, трусы и черные шорты. Ладно. Все не так уж плохо. Я извлек из кармана моего замученного пиджака клевер.

Наверное, я мог смыть его в унитазе. В то мгновение он казался мне бесполезной игрушкой, чьей-то детской мечтой, или же чьим-то нарушенным обещанием.

Я решил спрятать его за стиральной машинкой. Стоит заметить, что в наше время люди по-прежнему ими пользуются, и современные аналоги мало чем отличаются от той, что стоит в ванной комнате этих ребят. Это только у военных форма сделана из материала, который не подвержен загрязнениям. Военные не знают, что такое стиральная машина.

Я открыл дверь, и чуть было не отпрянул обратно: не ожидал, что снаружи меня будет подкарауливать молодой человек, мне пока незнакомый. Нетрудно было догадаться, – это и есть тот самый Алан, имя которого несколько раз звучало в течение вечера.

Джастин, когда говорил, что у нас с Аланом примерно один рост и похожее телосложение, пожалуй, сделал мне комплимент: я был ниже ростом, толще, и вообще, по сравнению с Аланом выглядел мешком.

– Вот значит как, – он будто бы пропел эту фразу.

Алан скрестил руки на груди, и насмешливо смотрел на меня своими большими темными глазами. Мне стало не по себе от его взгляда. Словно меня завели в застенок, и сейчас начнут жестоко пытать. Словно в этом взгляде воплотилась вся карательная система моего времени, и даже больше.

– В чем дело? У тебя какие–то проблемы, Колин? – он мило и одновременно ядовито улыбнулся.

– Нет, все в порядке. Спасибо, – закивал я.

– Как же в порядке? Мне сказали, будто бы ты потерял память, и тебе некуда идти. Поэтому ты и привязался к Джастину, желая, чтоб он накормил тебя. Зачем же ты врешь, Колин, говоря, что у тебя все в порядке?

– Да я… – что не так с этим парнем?

– А ты ничего, Колин. Хорошо выглядишь, – перебил он меня. – Только не пытайся подкатывать к кому–то, ясно?

Я только уставился на него и, видимо, моргал глазами.

Алан противно засмеялся.

– Слушай, Колин, – он становил свой смех, резко став серьезным, – предлагаю тебе поработать у нас прислугой. Видишь ли, мы все заняты, и времени на уборку или готовку нет, равно как и времени на прочие бытовые дела. Стирка, глажка, что там еще? Ты, наверное, заметил, как в этом доме отвратительно грязно? Теперь это твоя забота. В качестве оплаты – еда и крыша над головой. Устраивает?

Что?! Я должен работать прислугой?! Я, ученый, который разработал и впервые почти успешно испытал машину времени?! Я, который в течение двенадцати лет тянул на себе все новейшие технологические разработки конгломерата, рискую, но непременно выигрывая? Я, который не боялся спорить с высшими военными чинами и политиками?! Я… я… однажды не выдержал, испугался за собственную шкуру и захотел выжить любой ценой.

– Ты что, дар речи потерял? Отвечай, если тебя спрашивают, – Алан подошел ко мне вплотную, и провел ладонью перед моим лицом.

Я сглотнул. Этот человек меня пугал.