– Вы хотели сказать, я буду нести её в случае успеха? – улыбнулся я.

Министр явно озадачился и не успел сообразить ответ: я быстро поклонился и ушел. В конце концов, меня давно тошнит от невидимых военных самолетов и мертворожденных летчиков.

За трибуной уже стоял мой коллега, зачитывая доклад, который никто из присутствующих не понимал. Объяснял физические законы, оперировал словами типа «энергия», «масса», «скорость». Говорил, что разработанное в ходе «многолетних» экспериментов устройство позволяет рассекать пространство и время. Показывал чертежи и сложные схемы.

А я вертел в руках миниатюрное устройство, внутри которого пряталась еще более миниатюрная начинка. Пусть смотрят на ту громадную конструкцию, что была установлена для отвода глаз. Разве военных можно впечатлить микроскопическими деталями?

Коллега представил меня, и по залу прошла волна аплодисментов. Я поблагодарил наше государство и правительство за оказанную поддержку и за веру в мои способности, и наплел лживых слов о благе, безопасности, и нашей вынужденной потребности в обороне.

– Противник коварен, и готов пойти на все. Для него не существует понятия добра, он – абсолютное зло. Поэтому мой долг – сделать все, чтобы в войне не погибали невинные люди.

Какая все это чушь, и каждый, кто присутствовал здесь, знал, что это – чушь.

– На ваших глазах совершается прорыв. Неслучайно на протяжении всей истории военная сфера являлась мощнейшим двигателем прогресса, приводя к самым грандиозным научным разработкам. Это изобретение – очередное доказательство нашей силы и воли к победе.

Я зашел в кабину, похожую на вырванный из многоэтажного здания лифт. Мой коллега, я слышал, объяснял: эта капсула защитит меня от излучения, поскольку его доза пока превышает норму, однако над устранением этого недочета команда исследователей уже работает.

Поднес устройство к губам. Все дело в программном обеспечении. Наше летоисчисление – не более чем условность, удобная система координат, информация о которой и заложена внутри этой машины. В противном случае устройство бы не поняло, что значит «тысяча девятьсот шестьдесят пятый год, двадцатый век нашей эры». Произнес это вслух.

Они даже не догадаются о том, что произошло на самом деле. В конце концов, все легко свести к провалу испытания. Меня объявят погибшим. Сомневаюсь, что когда-нибудь меня найдут, даже если создадут еще одну модель и отправятся на мои поиски.

Я почувствовал сильный жар. Будто превратился в раскаленную лаву. Я бы хотел сказать, что все длилось недолго, но, возможно с тех пор, как я стоял в том зале, полном военных и их прислуги, прошла вечность.

«Я слишком увлекся временем, и не подумал о пространстве».

Куда я попаду? Я подумал о том зеленом поле, что видел во сне. Если это место существует, то я хочу оказаться там.

Казалось, мое тело перемололи, добавили к получившейся массе холодной воды, замешали, а потом выпекли заново. Я не смог устоять на ногах и упал.

Меня стошнило. Наверное, я просидел на корточках несколько минут.

Как глупо пытаться измерить время!

К неимоверной физической усталости примешивалось и чувство, близкое к эйфории: у меня получилось, я справился, я сбежал!

Я поднялся, отряхнул ноги, зачем-то потрогал свое лицо, будто хотел удостовериться, на месте ли оно, и зашагал куда-то в сторону. Здесь, где я оказался, была ночь. Я задрал голову кверху и принялся рассматривать звезды.

– Небо такое же. Оно всегда было одинаковым. Так странно, – заметил я вслух.

Я шел по маленькой тропинке, не понимая, где я и куда бреду. Что это за город, и что это за страна?

Вокруг были деревья. Они ровными рядами располагались вдоль этой тропинки. Мне на мгновение показалось, будто я услышал шум. Я решил, что пойду на него.

Никаких мыслей. Только одно: понять, где я сейчас нахожусь. Остальное представлялось неважным. Я был уверен, что перенесся именно в те годы, значение которых я задал устройству, мысленно нареченному мной «клевером». Не знаю, почему так. В отчетах оно всегда фигурировало под цифровым кодом, а мне это претило: моя машина заслуживала имя.

Пусть мне и будет тяжело, в любом случае, назад я не вернусь. Неожиданно для самого себя я вышел на дорогу, ярко освещенную фонарями. Я внимательно посмотрел на них. Шел дальше, разглядывал дома.

Навстречу мне быстро двигался человек. У меня не было иного выбора, кроме как окликнуть его, не имея, впрочем, надежды, что меня поймут.

– Простите! Вы не могли бы сказать, какой сейчас год и где я нахожусь? – ровным голосом произнес я.

Мужчина резко остановился.

– Это ты мне? – ответил он и, к моему счастью, он говорил на английском языке.

«Прекрасно: я в одной из стран конгломерата».

– Да, именно!

– Как-то ты не по-нашему говоришь, не местный?

– В каком-то смысле. И все же…

– Совсем обдолбался, парень? Сдать бы тебя в полицию, торчок… – мужчина ударил меня кулаком в живот, отчего я согнулся пополам.

– Ну так запомни: ты – в Лондоне, и сейчас девяносто первый год, – с каким–то торжеством сказал этот человек.

– Что вы сказали?! Девяносто первый? Не может быть! Ведь я должен был попасть в шестьдесят пятый!

– Какого хрена ты несешь, ублюдок? – плевался мужчина. – Иди домой, проспись.

Я кивнул и поспешил ретироваться, пока этот местный варвар не избил меня.

– Девяносто первый… девяносто… а век-то какой? – с ужасом воскликнул я.

Потом сам же себе и ответил:

– Наверное, меня перенесло на сто лет назад. Какой–то сбой произошел. Да. Здесь двадцатое столетие.

Я остановился.

– Зачем я это сделал? – шепотом спросил я. – Зачем ты это сделал, Колин Морган?

«Чтобы выжить», – внутри моей головы раздался звонкий мальчишеский голос.

Глава 2. Проблемы

Я жил в Лондоне, если это можно назвать жизнью, уже пять дней. Сутки медленно сменяли друг друга, и я едва ли мог отличить один день от другого. Время словно решило отомстить мне за то, что я покусился на его свободу и возомнил себя неподвластным ему: оно тянулось бесконечно долго, заставляя меня искать разные способы его убийства. Тяжело найти их в чужом городе, где ты не более чем странник. Вдвойне тяжело убивать время, когда это еще и чужое для тебя столетие.

Я умудрился украсть путеводитель в одном из книжных магазинов и теперь ориентировался исключительно по нему. Благодаря этой книжке я нашел ночное пристанище в парках и на вокзалах.

Днем я приглядывался к людям и пытался понять, какой образ жизни они ведут. Кажется, он не слишком-то был отличен от того, что вели люди в мое время.

Я выбирал из толпы лондонцев человека, женщину или мужчину, не суть, и начинал следить за ней или ним, следуя по пятам, пока «жертва» не замечала меня. Я не хотел бы привлекать внимание.

Их одежда, их разговоры, их магазины, их маршруты, – кажется, не слишком значительный прогресс совершило человечество за последние сто лет. Ведь я, человек конца двадцать первого века, легко теряюсь в этой толпе людей конца двадцатого века. Меня можно отличить разве что по речи, если бы кто-нибудь вздумал завязать разговор со мной. Сам я не стремился идти на контакт.

Дело, впрочем, было не в этом. На меня свалилась груда проблем. Моей первой и ключевой проблемой было отсутствие денег.

Пожалуй, я сделал серьезный комплимент этой эпохе, когда говорил выше, что здесь все почти как у нас.

В конгломерате каждому гражданину присваивался уникальный код и ячейка в электронной базе данных, информация из которой потом, записанная на микрочип, внедрялась в указательный палец правой руки. Помимо прочего, там же хранилась информация о банковском счете и, расплачиваясь за покупки или услуги, человек просто касался на мгновение пальцем до считывающего терминала.

А здесь, будто в каменном веке, в ходу были карточки и, что самое ужасное, бумажные и металлические деньги! Мне следовало бы больше читать о прошлом столетии, и конкретно об этом десятилетии, о котором я даже не думал. Хотя мне казалось, что шестидесятые и девяностые двадцатого века, равно как и десятые годы моего века, – все это одно и то же.