Молодая девушка запечатала свое письмо, и вместе с запиской начальницы, очень корректной, очень краткой, но весьма решительной, оба конверта были переданы посыльному и немедленно отправлены по принадлежности.
V
К счастью Ирины, однако, посыльный не застал Лабуновых дома. Оба супруга только что ушли за разными покупками в город. Таким образом, Феша могла беспрепятственно не только уложить, но и отослать в пансион все вещи молодой девушки, чего бы, разумеется, ей не удалось сделать в присутствии Анны Никитичны.
Старая горничная была тронута. Она чувствовала себя виноватой перед барышней и никак не ожидала такого письма. Феша не без гордости побежала на кухню сообщать свою новость остальной прислуге. Весть о том, что молодая девушка нашла себе занятие в пансионе, вызвала горячее сочувствие со стороны всех служащих. Ирина была всеобщей любимицей, и все были рады, что их барышня находилась теперь в таких надежных и хороших руках, как у Глафиры Николаевны Дальхановой.
Зато Лабуновы были крайне неприятно поражены внезапным уходом молодой девушки. Особенно возмущался практичный и донельзя скупой Егор Степанович. Он надеялся, что приобрел в Ирине не только симпатичную и очень толковую, но, кроме того, еще и даровую учительницу для его многочисленных детей. Последнее обстоятельство было особенно важно, так как Лабуновы жили за городом, вдали от всяких школ. Егор Степанович решил не сдаваться, не испробовав еще раз всю силу своего красноречия. С этой целью он даже немного отложил отъезд домой, рассчитывая во что бы то ни стало уговорить Ирину вернуться к ним и сопровождать их в деревню.
Между тем ничего не подозревавшая девушка спокойно сидела в своей уютной комнатке в пансионе Дальхановой и искренне радовалась при мысли, что отныне она вполне независима и навсегда рассталась с семьей Лабуновых.
Как быстро все изменилось к лучшему в ее судьбе! Давно ли еще она считала себя такой одинокой и несчастной, а вот теперь у нее был и кров, и заработок, и даже покровительство такой славной, умной и всеми уважаемой женщины, как Глафира Николаевна. «Хорошо, право, что Никитич окликнул ее, без него она ни за что не решилась бы подняться к начальнице! Милый, милый Никитич!» Ирина тихонько вздохнула и тут же дала себе слово, что как только у нее будут первые деньги, то она непременно ему свяжет на шею теплый шерстяной шарф!
Молодая девушка поудобнее уселась на своем диване и, пользуясь свободной минутой, пока никто не мешал ей, вынула письмо Прасковьи Андреевны, спрятанное на груди, и принялась еще раз, с наслаждением, внимательно перечитывать его.
Однако как же ей быть с бабусей? Разумеется, самое простое было бы немедленно написать ей и откровенно во всем сознаться, но Ирина не решалась на это. Как писать после двухлетнего молчания? Да и деликатно ли писать именно теперь, в самую тяжелую минуту, словно ее вынуждают к этому только неблагоприятные обстоятельства, из-за которых она вспомнила о своих старых друзьях? Нет-нет, она не в силах так поступить! Пусть письмо бабуси останется временно ее заветной тайной; она никому не скажет о нем, но зато с этого дня Ирина постарается как можно усерднее работать, чтобы поскорее скопить необходимую сумму денег и тогда, в свою очередь, возьмет отпуск и на свои собственные средства поедет навестить бабушку. При свидании, на словах, другое дело: молодая девушка ей все-все откровенно расскажет, и она знает, она убеждена, что бабуся поверит ей!
Ирина откинула головку на подушки дивана, закрыла глаза и глубоко задумалась, еще раз переживая в воображении все, что ей пришлось выстрадать за последнее время… но постепенно мысли ее начали путаться, она все более и более уносилась в прошлое, настоящие образы стушевывались, тускнели, а на место их все живее и ярче выступали другие образы, другие картины…
Ирина видит себя маленькой кудрявой девочкой в своей дорогой Муриловке. Вот и их белая хатка над оврагом, и дерновая скамейка в саду Снегурочки, а у ног ее по-прежнему расстилается целый ковер полевых цветов. Ах, сколько тут колокольчиков, ромашки и белого тмина! Особенно белого тмина, и какой он высокий стал, он почти с головой закрывает маленькую девочку! Ирина прячется за него и радуется, что в саду ее ищет бабуся и не может найти, а за бабусей еще кто-то идет, в белом кителе, и тоже не видит девочку.
– Лева, я тут! – весело вскрикивает Ирина, раздвигая над головой кусты высокого тмина… и вдруг просыпается!
– Барышня, Глафира Николаевна вас обедать просят! – раздается у дверей голос Паши, старой пансионской прислуги.
Паша осторожно просовывает в комнату приветливое морщинистое лицо и с улыбкой смотрит на задремавшую девушку.
Ирина с удивлением открывает глаза.
– Ах, Пашенька, какой я чудный сон видела! – вздыхает она, нехотя поднимаясь с дивана. – Даже жаль, право, что проснулась!
– Ну что ж, барышня, разве не знаете, что воскресный сон до обеда всегда в руку бывает?! – смеется Паша, старательно оправляя перед зеркалом свои растрепавшиеся волосы и немного съехавший в сторону муаровый кушак черного платья.
– Как-как вы сказали, Паша? Воскресный сон до обеда всегда в руку бывает?! – быстро оборачивается к ней молодая девушка, и яркий румянец внезапно заливает ее смуглые щечки.
Минуту спустя Ирина уже входит в столовую начальницы, причесанная и корректная, но все с той же блаженной улыбкой на слегка помятом со сна раскрасневшемся личике и весело занимает свое место против Глафиры Николаевны.
«Какой милый ребенок! – мысленно любуется ею Дальханова, но тут же невольно с сожалением думает: – Однако как она будет справляться со своим вторым классом, заменяя нашу строгую Анфису Дмитриевну? Воображаю, как избалуются дети за эти два месяца! Ну да ведь, впрочем, ненадолго, куда ни шло! – успокаивает себя Глафира Николаевна. – Обойдемся и без Анфисы Дмитриевны пока, а там будет видно. Бог даст, приищем что-нибудь полегче для нашей Фомочки!»
***
После обеда начальница пожелала немного прокатиться по городу и предложила Ирине сопровождать ее. Погода совсем разгулялась, день был чудный и ясный. Сидя рядом с Дальхановой в ее удобном экипаже, молодая девушка с наслаждением вдыхала в себя свежий воздух.
Давно уже у нее не было так спокойно и весело на душе, как сегодня, и потому во время прогулки Ирина готова была по-детски радоваться решительно всему, что ее окружало: и голубому безоблачному небу, и пестревшим лавкам на площади, и куче чумазых ребятишек, игравших в бабки перед каким-то пустым сараем. Сегодня все-все казалось ей одинаково прекрасным!
Но вот на повороте в одну из улиц лошади их экипажа, случайно испугавшись какой-то опрокинутой телеги, вдруг так круто и неожиданно понеслись вперед, что кучер еле-еле успел сдержать их и при этом чуть было не сбил с ног какого-то приземистого господина в енотовой шубе.
Господин метнулся с дороги, посылая несколько крепких ругательств по адресу кучера; но вдруг, случайно заметив сидящих в экипаже Дальханову и ее молоденькую спутницу, почему-то сразу изменился в лице и начал пристально смотреть в их сторону.
– Что с вами, душечка, вам холодно? – с участием спросила Глафира Николаевна, заметив, как сильно вздрогнула и побледнела ее соседка.
Но Ирина ничего не ответила и, повинуясь невольному чувству страха, крепко-крепко прижалась к начальнице, словно инстинктивно ища ее защиты.
– Так вот, значит, каков этот почтенный герой нашего времени? – презрительно усмехнулась Глафира Николаевна, тоже заметившая теперь Лабунова и сразу догадавшаяся, в чем дело. – Однако какая же вы чудачка, Фомочка! – с улыбкой продолжала она. – Кажется, этот нахал просто гипнотизирует вас, и вы способны думать, что он даже на расстоянии может вредить вам?
Глафира Николаевна сняла с правой руки перчатку и, захватив в свою руку похолодевшую ручку молодой девушки, ласково просунула ее в свою соболью теплую муфту. Они так и доехали домой рука об руку, крепко прижавшись друг к другу.
