Скоро жители колонии услышали стук в ближних скалах. Его сопровождало гулкое эхо. Поселенцы приходили, смотрели, как Иедин Бон вырубает из камня нечто большое и продолговатое.

– Это будет корабль! – объяснял он товарищам по ссылке. Все решили, что Бон тронулся умом. Он с трудом упросил, чтобы у него не отобрали инструменты.

Шла неделя за неделей. Грохот в скалах стал надоедать. Но тут мастер пригласил нескольких друзей и соседей.

– Помогите к морю стащить.

Те переглянулись, покрутили пальцами у виска. Но помогли.

– Сейчас твоё корыто булькнет.

– Металлические корабли плавают! – ответил старый инженер. – А камень легче металла.

Он осторожно залез в лодку. Гребя большой лопатой, сплавал к соседним скалам и вернулся. Сказал только одно слово:

– Поняли?

Инна во сне чуть посапывала носиком. Отец смотрел на неё с грустью и нежностью. Ему начинало казаться, что дочка сейчас такая же, как была, что с ней ничего не происходило. Сейчас пошевелится, откроет глаза, улыбнётся, потянется: «Ух, как выспалась! Ты что там читаешь?»

И он, вздощнув, опять повернулся к экрану.

…Шли годы. Наследники корабела стали вырубать большие баркасы. Играло роль соотношение водоизмещения и массы корабля. Маленькое судно скорее потонет. Кроме того, каменные лодки были всё-таки тяжелы и брали мало груза. Металличенский корабль, построенный на верфи, мог быть тонкостенным и лёгким. Каменный, вырубленный в кустарных условиях – нет. А ещё очень важно было найти для нового баркаса монолитный, без трещин, массив породы.

Самые отважные наладили сообщение между островами. Корабли стал вырубать весь архипелаг. Одна команда за другой уплывала на Большую Землю. Еретики плыли, пренебрегая смертельной опасностью: при мало-мальски сильном волнении кораблик опрокидывался и тонул, не успев удержать пузырь воздуха… Но восемь из десяти баркасов благополучно достигали материка.

Капитан и его помощник не выходили на берег. Они были обязаны вернуть плавсредство обратно. Кораблей было мало, вырубка их была трудом тяжёлым и долгим.

Тюремщики время от времени навещали острова. Лишь только на горизонте показывалось их судно, маленький каменный флот в бухте уводился с фарватера и притапливался на небольшой глубине под нависшими скалами. Однажды инспекторы, обходя местность, наткнулись на баркас, ещё не отделённый от родного скального массива.

– Это у вас что?

– Памятник.

Инспекторы пожали плечами: что ж, дело безобидное, пусть развлекаются, жизнь тут скучная…

Чиновники замечали: хотя привозят всё новых и новых еретиков и преступников, населения на островах не прибавляется.

– Мрём, – коротко объясняли колонисты.

Конечно, и мёрли, и тонули… Но большинство беглецов всё же оказывалось на материке, раздобывало одежду и всеми возможными путями пробиралось на свой тропический остров. Кстати, и язык они сохранили.

Но удивительнее всего было, что за сотни лет никто не выдал тайну каменного флота! Северный архипелаг обезлюдел, и туда перестали возить кого-либо. Какой смысл? Уж лучше сразу казнить. Да и казни были отменены. Времена смягчились. Тем более, еретики постепенно перестали быть заметны. Одни покорились и стали есть машреб, другие научились искусно маскироваться.

Сочинитель не любил выходить из дома.

На улице не было ничего приятного. Однообразные кварталы четырёхэтажек. Смурные сограждане – и хорошо, если не агрессивные. Детей, стариков почти нет. Многие молодые – уроды, калеки, со всякими хворями. И никто их не лечит, потому что безденежные… На тротуарах – плевки, грязь, ямы, мусор всяческий. Особенно неприятна была органика. Приходилось больше смотреть под ноги, чем вперёд и по сторонам. Хотя уж об этом жалеть не стоило. Любоваться нечем. Надо бы, в самом деле, разок выехать с сыном на его натуру.

Улица Мошенников пересекалась с Воровской, которая выходила на площадь Бродячих Собак. Оттуда извилистый Кишечный переулок вёл к магистрали – проспекту Правителей. (Почему не Грабителей? – всегда думалось ему). Там было много продуктовых магазинов и магазинчиков. Имелась и столовая, в которую сочинитель заходил, когда надоедала собственная домашняя готовка.

У него в этот день была неприятная миссия. Каждые полгода приходилось, собрав кучу документов, являться к районным пакостникам, подтверждать право на проживание в занимаемой квартире.

Он высидел в коридоре полуторачасовую очередь. Вошёл в приёмную.

– Давайте ваши документы, – сказала младшая пакостница. – Я их скопирую.

– У меня есть копии. Остались с прошлого раза.

– А старые не годятся. Давайте.

Зажужжал ксеротехнический агрегат. Девушка сняла по четыре копии с каждой бумаги, по десять кредиток за лист. Через полчаса Гелона пригласили в кабинет начальства. За столом сидел жирный человек в мундире с нарукавными знаками старшего пакостника.

– Документы в порядке, – сказал он бесцветным голосом. И замолчал.

После двух минут тишины сочинитель спросил:

– Можно их забрать?

Старший пакостник состроил гримасу.

– Надо платить деньги.

– Так вроде бы не положено…

Пакостник пожал плечами.

– Я, признаюсь, не очень внимательно просмотрел ваши документы. Вполне мог пропустить какие-то неправильности, какие-то уловки, хитрости. Пожалуй, я их просмотрю ещё раз, отложив на несколько дней.

«Не очень внимательно…» А для чего ты здесь сидишь? – подумал сочинитель. Впрочем, он понимал, что сопротивление бесполезно. Найдут уловки и хитрости, проведут через суд, пришлют судебных приставов. Выбросят на улицу.

– Платить в кассу?

– Нет, – почти неслышно сказал старший пакостник. – Сюда. На стол.

– Но это ведь не по закону?

– Я вижу, вы очень неторопливый человек. Кассовые операции могут проходить и месяц, и два. За это время легко можно попасть в должники. Последствия вы себе представляете.

– Сколько просите? – с отвращением произнёс сочинитель.

– Я не прошу, было бы вам известно. Я называю цену оформления. Кажется, придётся всё-таки побить вас палкой.

Эта чёрная палка с удобной рукоятью висела на стене, над головой хозяина кабинета. На торжественных приёмах манстэ обязаны были быть при палках и в нужные моменты салютовать ими. А в повседневной жизни полагалось и колотить ими незаконопослушных (и просто непослушных) граждан.

Нет, нельзя доводить до битья. Официальный статус побитого палкой влечёт за собой множество неприятностей от властей и снимается только через два года.

Деньги пришлось выложить. На стол.

Ему вернули оригиналы и по три копии. А эти-то зачем делали? – подумал он. Каждая собака норовит содрать лишнюю сотню.

На проспекте Правителей, как раз когда он приблизился к остановке, подошёл и раскрыл двери длинный девятиколёсный автобус. Сочинитель дёрнулся войти – и тут было раздумал. Он ценил любую возможность пройти пешком. Но в последний момент всё-таки заскочил в салон. Сегодня не было настроения ходить. Устал от всего: и от унылого города, и от людей, и от войны с властями, с их непомерными аппетитами. Каждый год всё больше требовалось платить за жильё, за связь, за энергию.

И друзья уходят… Недавно, с промежутком в каких-то три месяца, смерть отняла Кугзана и Фальгоба. Прекрасные писатели, умные, душевные друзья. С ними можно было говорить о чём угодно…