Была прочитана книга «Следы на камне», в которой Ярослав ещё не всё понимал, «Путешествия в Космос», беляевская «Звезда КЭЦ».
В «Пионерской правде» он наткнулся на заголовок: «Туманность Андромеды». Материал был не очень большой. Читать его Ярослав не стал – подумал, что это какая-нибудь научная заметка, в которой мало понятного. Но заголовок повторялся из номера в номер. Материал шёл с продолжением. И однажды Ярослава привлекла картинка: люди в скафандрах, делая какие-то вымученные, неуклюжие движения, пытаются дойти до огромного остроносого звёздного корабля, стоящего горизонтально, на массивных, чуть прогнувшихся опорах. Нет, кажется, это стоит читать! Он разыскал все газеты с «Туманностью Андромеды», разложил по номерам. Это была глава «В плену тьмы». Приключения звездолётчиков на страшной тяжёлой планете захватили его. Он уже с нетерпением ждал каждого следующего номера. Обрадовался, когда газета отдала произведению Ефремова всю четвёртую полосу.
В центре газетной страницы была иллюстрация. Трое в скафандрах сидели в прозрачной башенке. Девушка – в кресле наблюдателя; сбоку от неё находился небольшой пультик, на котором она что-то переключала. Её товарищи расположились внизу, на кольцевом выступе основания башенки. Снаружи свирепствовала ночная буря…
В школе классная руководительница устроила опрос: кто кем хочет быть, когда вырастет. Большинство девчонок хотели стать артистками, певицами. Люда Варданян положила глаз на профессию учителя. Пашка Козлов собирался стать трактористом, как и его отец. Марчен – то есть, Шурка Марченко – сказал, что будет военным лётчиком.
Ярослав о профессии, завладевшей его душою, застенчиво промолчал. В десять лет он уже знал, что такое – непонимание толпы. Сказал только:
– Я не смогу стать кем хочу.
– Почему, Слава? – удивилась учительница.
Он чуть было не ответил: «Мало каши ел». Но, опасаясь общего смеха, промолчал. Учительница, немного подождав, разрешила ему сесть.
Это осталось в тайне: прочитав главу из романа Ефремова, десятилетний Ярослав захотел стать звездолётчиком!
Он был мечтательным, но в глубине души трезвым мальчишкой. У него имелись основания говорить о недостатке каши. Всегда плохо ел, что вызывало недовольство матери и сильное раздражение отца. Ярослава пробовали по часу и более не выпускать из-за стола – «чтобы всё съел». Ничем, кроме слёз, это не кончалось. Ну не лезла еда в рот, и всё.
К счастью Ярослава, у Нестерова-старшего было хоть какое-то утешение: сестрёнка Лера. Она ела хорошо, почти как отец. Правда, к сожалению, при этом оставалась девчонкой.
Ярослав и вообще-то рос слабым, часто болел, пропускал много уроков. На успеваемость это не влияло, голова была хорошая. Всегда, с самого мелкого возраста был он домоседом. Даже в летний день с утра норовил остаться дома, просматривая и читая книги или рисуя в блокноте. Игры со сверстниками его не привлекали: бегал хуже всех, боролся хуже всех, фехтовал хуже всех, плавать не умел. И даже рыба на его крючок клевала реже, чем на крючки товарищей.
Да и комары, и истребительные эскадрильи паутов… Право, иногда это было невыносимо, когда вокруг тебя с рёвом носятся два десятка кровососов, только и выжидающих момент, чтобы спикировать и укусить.
К концу июля пауты сходили на нет. И «на вахту» заступала мошка. Малюсенькие чёрненькие мошки, гораздо мельче комара, где-то с мушку дрозофилу. Кусались пребольно – никакого сравнения с комарами. В посёлок почти не залетали, но в лесу воздух, можно сказать, состоял из азота, кислорода и мошки. Невозможно было в безветренный день сунуться в лес без накомарника. Мошка вилась над человеком чёрным облачком, во множестве ползала по одежде. Самые настырные экземпляры протискивались сквозь все завязки и застёжки, добирались до кожи. Но кусали не сразу, сначала долго ползали, и их без проблем давили через одежду. С этим ещё можно было жить.
Карелино стояло у края «горы», которая тянулась с изгибами на много километров. Под горой были низкие места, заросшие березняком, озёра, болота… В другую сторону от посёлка тянулись вырубки, постепенно зарастающие. Там и сям высились одинокие сосны-великаны. Внизу, среди пней, густо росли крохотные сосенки; во всех направлениях валялись не вывезенные в свое время, гниющие стволы. Они подавались под ногой с глухим, покорным треском… Сюда ходили особенно в августе-сентябре: попастись на бруснике. Иногда, в понижениях, набредали на голубику. Но там от запаха багульника скоро начинала болеть голова. Черники вблизи посёлка не было, её собирали во время дальних «экспедиций», со взрослыми.
Зимой приходили сибирские морозы. Минус двадцать, двадцать пять – это была ежедневная норма, не морозы, а просто зима. Минус тридцать уже считалось морозом. А при минус сорока отец или математик Николай Андреевич с утра поднимали на школьной крыше флаг. Он был виден во всех концах посёлка и означал: занятия отменяются.
* * *
Прошло лето пятьдесят седьмого. Все посмотрели фильм «Дорога к звёздам». Циолковский, Кондратюк, Цандер, опасные ракетные опыты… Последняя часть была игровая, о будущих полётах вокруг Земли и на Луну.
Настала осень – и вот свершилось. Полетел искусственный спутник Земли. Через месяц – ещё один. Ярослав и раньше ни в чём не сомневался, а теперь ему окончательно стало ясно: так будет Будут полёты и вокруг Земли, и на Луну, и на Марс. И к другим звёздам… И жить ему стало радостно.
Он с особенным удовольствием слушал по радио «Школьный вальс» Дунаевского:
Плывут морями грозными,
Летят путями звёздными
Любимые твои ученики…
Зимой, уже в третьей учебной четверти, жестоко простудившись и пропуская уроки (вдобавок мать не разрешила вставать с постели), он принялся перечитывать в прошлогодних газетах «Туманность Андромеды». Отец сказал:
– А у Николая эта книга вся целиком. В «Технике – молодёжи».
Николай – это был сосед, преподаватель математики Николай Андреевич. Он дал комплект журнала. И Ярослав замер от восхищения, увидев на обложке первого номера девушку-астролётчицу. В лучах не нашего светила её прекрасное лицо приобрело зеленоватый оттенок, полные губы казались фиолетовыми, волосы были чёрные. В глубине тёмных глаз под густыми изломанными бровями пряталась тайна. О чём мечтала она? Не о будущем ли, таком далёком, что до него нипочём не дожить? Все эти звёздные миры, миллионы больших и малых сверкающих пылинок, рассыпанные в беспорядке перепутавшихся созвездий, когда-то в будущем станут не дальше, чем пальцы протянутой руки – только выбирай…
Он любовался девушкой. Прошептал:
– Сейчас таких нет…
Открыл журнал, полистал – и увидел в заголовке Эрга Ноора и Кэй Бэра, мощным резаком вскрывающих корпус чужого звездолёта. В скафандрах высшей защиты они походили на закованных в доспехи средневековых рыцарей. Рядом звездолёт шёл по околопланетной орбите. А справа изящная и стремительная танцовщица летела в прыжке… Он перевёл взгляд ниже, к тексту, и начал читать:
«Глава 1. Железная звезда.
В тусклом свете, отражавшемся от потолка, шкалы приборов казалась галереей портретов…»
Днём, на журнальной обложке, девушка из будущего молчала. А ночью пришла, взглянула колдовски, проговорила:
– Живи долго, Ярослав Нестеров! Мы встретимся.
* * *
В марте, перед весенними каникулами, из районного центра Белого Яра напрямую, по зимнику через Карбино, приехала «скорая помощь». На ней прибыла врачебная комиссия. Врачи принялись обследовать школьников.
И тут выяснилось, что Ярослав может рассмотреть без стёкол только верхнюю половину глазной таблицы. Ему выписали очки. Это напугало и расстроило его. Очки он до сих пор видел только у взрослых. Отец отдал рецепт почтовикам и попросил получить «окуляры» в районной аптеке.