Вот уж этим-то безразлично, что человечество умирает. На их век хватит. А после – хоть потоп… Только непонятно, кто им будет всё это возводить. Квалифицированных строителей не осталось. Снести-то снесут, большого ума не надо. А дальше? Инвесторов кинут, средства разворуют, насмерть перегрызутся, а оставшиеся в живых залягут на дно.

Собственно, накопизм объединённой планете давно стал не нужен. Небесные пришельцы правы. Он требовался, когда мир был разобщён: прогрессировать быстро, чтобы обойти страны-конкуренты. Что и произошло. А когда мир един – зачем, куда гнать? Души только портить. И так уж богачи обезумели от жадности. Остановиться – выше их сил. Это уже что-то ненормальное. Выродились в общемирового паразита, в болезнь.

Но не всё ли равно бродячей собаке, как подыхать: с блохами или без. Над инновационным проектом столичных застройщиков он думал недолго: махнул рукой и подписал. Как говорят на улице: один чёрт… Потом он позвонил шефу полиции.

– Если вдруг – что маловероятно – начнут собираться протестующие, не мне тебя учить… А правозащитников, культурозащитников игнорируй.

И ещё ему подумалось: когда вымрем, пусть придут земляне. Чтобы планета зря не пропадала. Хорошая ведь планета, если вычистить все эти радиоактивные зоны, нефтяные лишаи, горные хребты свалок, пустоши на месте сведённых лесов…

Врач «Стрежевого» Манфред Бэр пребывал в глубоком недоумении. Он не мог поставить диагноз. Инна не приходила в себя. Содержимое флакончика, отобранного у Афлюна, исследовали в лаборатории. И пришли в ещё большее замешательство. Оказался самый обыкновенный формалин, которым пользуются биологи. Его осторожно понюхали, и никому ничего не сделалось.

– Значит, было что-то ещё, – уверенно сказал Манфред.

– Но что же, что? – воскликнула Алёна.

– Может, хлеб? – предположил Ярослав. – Инна очень любит здешний хлеб. Прямо объедается им.

– Да ну, хлеб… – не поверил Рустам. – Мы все его ели. Вкусный, конечно. Умеют…

– Может, действие у него недолгое? – предположил Манфред.

Артур и Ярослав продолжали летать на планету в составе разных команд. Сегодня они посадили катер у черты далёкого города, столицы огромного северного региона. На окраине располагался авиационный завод.

– Смотрите, как здорово! – сказал Стас.

Пологий склон изумрудного холма зарос кустами. Налетал порывами сырой ветер. Кусты клонились и выпрямлялись, словно бежали куда-то нестройной толпой. В ярко-бирюзовом небе гнались друг за другом рваные синие тучки. По земле проносились тени.

– Угу… – согласился Артур.

Они пошли к заводским воротам. Через канцелярию правителя была согласована встреча с конструкторами и инженерами.

Хозяева дали обед. Земляне выложили на стол ответное угощение – полётные рационы, взятые в месячном количестве. И попросили разрешения унести с собой буханку хлеба.

– Хоть весь забирайте… – ответил директор завода.

– Какой возьмём? – спросил Артур.

– Вот этот, – Ярослав указал на тёмную, примерно килограммовую буханочку в форме усечённого конуса. – Такой Инна всегда предпочитала.

Их внимание привлекла группа мужчин, отличавшаяся резкими, уверенными манерами, точными движениями, быстрыми взглядами. Спортсмены? Их острые иолантийские лица светились умом и отвагой. Не было обычной здешней меланхолии. Держались они дружной кучкой. Перед тем, как сесть за стол, сняли свои одинаковые жёсткие чёрные куртки и составили их в ряд у стены.

– Кто это? – шепнул Ярослав соседу-инженеру.

– Это наши лётчики. Испытатели.

Артуру помогал беседовать Стас Максименко. Астронавты расспрашивали авиаторов о работе, о жизни в городе, об условиях существования, о семьях. И с удивлением замечали, что здесь народ не такой подавленный, как всюду. Работники КБ, начальники цехов охотно делились планами, новыми конструктивными задумками.

Лётчики сидели спокойно, молча. Слушали разговоры. Переглядывались. Подошли только, когда все начали вставать, с шумом отодвигая стулья. Окружили землян.

– Мы вас не отпустим, пока не покажете изнутри, на чём летаете, – сказал один, черноволосый и черноглазый, с энергичным лицом. Остальные согласно кивнули.

– Так пошли, – улыбнулся Артур. – Мы тоже не уйдём, пока не покажете ваши самолёты.

Он вынул радиоблок.

– Рустам, мы задержимся. Тут интересно…

– Куда сначала? – спросили иолантийцы.

– К нам. Вон наш корабль.

– На нём и перелетим на аэродром, – предложил черноволосый Фиданг, начальник лётной группы.

– Винтов не видно… – заметил другой лётчик, Сетлах.

– Неужели ракета?..

На Атмис был известен ракетный принцип, но до промышленных разработок не дошло. Был он использован лишь единожды, полтораста лет назад, когда запускали космонавта.

– И в военной авиации реактивных не было? – поинтересовался Ярослав.

– Её самой военной не было. Войны у нас кончились задолго до рождения авиации.

Не все лётчики втиснулись в тамбур. Подняли первых, и Ярослав спустился за остальными… Показали гостям пульт управления, телескоп штурмана, капсулы. Класть в них лётчиков не стали. До аэродрома было около трёх километров («пять перебежек» – сказал Фиданг). Артур аккуратно поднял катер и на высоте ста метров повёл его по указаниям иолантийцев. Гости толпились позади пилотских кресел, держались за спинки и друг за друга, вполголоса обменивались впечатлениями. После приземления они по очереди посидели в креслах.

«Иван Ефремов» встал у края аэродромной линейки, в ряд с самолётами. На взгляд Ярослава, здешние аэропланы не слишком-то отличались от земных середины двадцатого века. Крашеные в серебристый цвет, четырёхмоторные, с прямым крылом и семилопастными винтами. Трёхопорное шасси. Вдоль борта отсутствовали пунктиры иллюминаторов – видимо, самолёты были грузовые. Но, к удивлению землян, внутри стояли плотные ряды кресел.

Лётная группа разместилась в ярко освещённом салоне. Фиданг провёл землян в кабину. Несмотря на её просторность, пилотское кресло было только одно, по центру, как в здешних автомобилях. Перед креслом стоял простой Т-образный штурвал с «ушами» для рук. Слева и справа были места штурмана и радиста. Второй пилот и бортинженер сидели в салоне.

Педалей не было. Вместо них – неподвижные упоры для ног. Всё делалось штурвалом. Его колонка отклонялась, кроме известных Ярославу движений, ещё вправо и влево.

Самолёт нёсся в льдистом зеленоватом воздухе между синими айсбергами, иногда задевая их крылом. После широкой «восьмёрки» над аэродромом Фиданг стал вылезать из кресла.

– Я позову второго пилота! – забеспокоился Стас. Испытатель между тем сделал приглашающий жест Артуру. Тот не выказал удивления. Перенял у Фиданга рога штурвала, уселся и чуть потянул на себя. Рычажки управления моторами были смонтированы на приборном щитке. Артур прибавил газ, потом отпустил. Медленно качнул машину с крыла на крыло… Фиданг не уходил, наблюдал. В глазах его было одобрение. Сзади в дверь заглядывали лётчики… Артур направил машину в проход между двумя тучками, чуть сманеврировал; машину болтнуло.

– Добавь моторам! – сказал Фиданг. Артур понял без перевода. Движки взревели…

Но вот начальник положил ладонь на руку пилота. Артур понял, начал вставать. Фиданг кивнул Ярославу. Видимо, здесь это было в порядке вещей – передавать штурвал из рук в руки. Самолёт, как заметил Ярослав, был очень устойчив в воздухе и прекрасно летел недолгое время с брошенным управлением. И штурман тоже с любопытством попробовал инопланетную машину… Конечно, он был навигатор, но со времён возвращения «Гаутамы» чего только не пришлось попилотировать, под дружеское ворчание Артура: «Ты, Славка, прирождённый летун…». Иолантийские конструкторы добились невозможного: при такой непоколебимой устойчивости машина была очень легко управляема.

Приглашали за штурвал и Стаса, но он отказался: не пилот.