Ёзеф слегка приподнялся и резко возник перед Джимом – мальчик чуть не уколол себя острием, втыкая иголку в ткань.

– Тык…, – испуганно сглотнул Джим, отстраняясь от дела.

– Тык, тык, – подразнил наскочивший Ёзеф, – Он дед всех дедов, и на этом порешили.

Джим как мог серьезно нахмурил лоб.

– Лучший дед из всех! – громко произнес он.

– Да, тф-ф-ф…, – закатил глаза Ёзеф, – С этим-то никто и не спорит. Но лет ему поди что уже за шесть дюжин нащитается. Вся такая гроза района, гроза района! Прикинь, если тырит и прячет в том месте свои ништяки? Вот умора будет, а? Лучший дед-то, а? Ну скажи че-нить, Джимарь.

– Не трынди, Ёзеф, мешаешь, – сдал позицию Джим, принявшись и дальше вести хвост нитки через ткань.

– Ты чо это, парниша, – округлил глаза Ёзеф, – давай посудачим, потом свой мешок дошьешь. Рано или поздно в дорогу, а там не посудачить, Джимарь, подзатыльники схлопочем или ремнем.

Патлатый пытался одернуть шьющую руку Джима, но мальчик противился. После мощного ухвата ребенок голодными опухшими глазами оценил Ёзефа, с трудом отцепился, а потом схватил одежды и прибежал под бок к Доброхожему. Такой наглости мускулистый пасынок точно не ожидал, его ненадолго заворожило. А потом он оттаял, и произнес в никуда.

– Да и фиг с тобой.

Джим продолжил заниматься латанием одежды бандитов, а Ёзеф продолжил бездельничать и втыкать в безрадостное небо. Чуть позже он кинулся смотреть, за чем наблюдал хитрый Мурза, заглядывающий за ствол тополя.

Больше дюжины недовольных разбойников столпились в полукруге лицом к дереву, к которому приник сторож в запачканной кровью зеленой мантии. Заросшее лицо его запечатлело непомерный ужас. Люди сняли головные уборы и прижали их к груди, поминая еще одного усопшего родоначальника Алых Клинков. Из толпы выглянул кожаный комбинезон, бандиты расступились и пропустили Гуваша вперед. Авторитет преступного мира склонился над телом павшего, одернул лацкан, расстегнул пуговицы и вынул из-за пазухи его “камень полюсов”. Затем вернулся обратно в ряд и тоже поклонил голову к земле.

За всем этим действом исподтишка присматривал мальчик с каштановыми кудрями. К нему втихомолку подобрался Ёзеф. Мартин обернулся, приветственно улыбнулся и прошептал.

– Там Карман с братвой, провожают кого-то.

– Да ты гонишь! – вырвался посмотреть Ёзеф.

Он собрал в руке ниспадающие волосы и аккуратно выставил округлое лицо из-за дерева. На лужайке около каменного стола бандиты во главе с Гувашем стояли полукругом, молча вперив взор в землю. Патлатый высунул голову еще чуть вперед, чтобы одним глазком взглянуть на причину, по которой скорбят бандиты. Перед тем, как вернуться на исходную, ему удалось на миг запечатлеть окровавленного сторожа в мантии, застывшего в вертикальном положении. Парень выпучил глаза и снова обратился к Мартину, прильнувшему к дереву вслед за Ёзефом.

– Это кто его завалил? – взволновался Патлатый.

– Да хер его знает! – шепотом ответил Мартин, – О, погодь, что-то начинается, гляди!

Мартин присел на корточки, чтобы здоровый Ёзеф мог подглядывать сверху. Гуваш быстренько зашагал к трупу, остановился в паре шагов и обернулся изуродованным лицом к скорбящим, загораживая убитого члена банды.

– Роберт Прямой был младше нас с Доброхожим, но он также примкнул к Клинкам на заре воровского промысла, – спокойным голосом начал выступать Гуваш Прэй, – Он подох в двух шагах от несметных богатств, которые достались нам за наши старания. Точно также подохли и все другие первенцы Алых Клинков – ни один не дожил до счастливого дня золочения… Все они подохли по вине Батько!

Толпа помедлила, а затем выдавила из себя порывистые вздохи, все еще ощущая головной всплеск после Озарения Доброхожего. Ёзеф опустил голову, чтобы посмотреть на Мартина, а тот поднял пораженные до глубины души глаза на собрата сверху. Выступление продолжалось.

– Да, он сделал это с непокорным его воле – это разрешает обычай, но сама его воля уже давно перестала вести нас по заветной дороге золочения. Настал тот день, когда Клинки и Батько разошлись в своих взглядах. Настал тот день, когда все мы вынуждены ослушаться Батько, ибо призывает он нас отказаться от собственной природы. В руках у нас сокровище, сулящее горы золотых дукатов, а Батько не желает его отдавать!

– Так, а чего же хочет Батько? – печально вопросил бандит в кожухе на голое тело.

Гуваш прицельно оценил лицо каждого слушателя. Больше половины из здешних выражали полную поддержку его консервативным идеям – все другие лишь имели некоторые сомнения, которые стоило развеять.

– Он хочет прилизать пятки государям, – мерзко произнес Гуваш. – Батько решил, что, коли у него в руках оказалась ценнейшая грамота, можно чего-то просить у чинуш и их солдатиков.

– Чаво?! – взревел какой-то громила из заднего ряда, а затем его поддержали и все остальные.

Не вызывало сомнений – теперь собравшиеся на стороне Гуваша и воспримут любые слова из его уст за истину.

– Именно то! Доброхожий своим отказом покидать лагерь перешел черту, разделяющую нас и его. Он знает, что конник был не один и желает потянуть время, дабы сюда прибыла кавалерия.

– Тьфу. Да это же самообман чистой воды! – крикнул сморщенный мужичок в черном жилете.

Сообразно одетые головорезы его поддержали. Волна негодования перенеслась и на остальных.

– Это же он выгребную яму нам готовит! – взмыли вверх кулаки.

– Он уже ни на что не годен, пора выбрать нового Батьку! – радикально провозгласил громила с задних мест.

– Тише! – поднялся вверх скрюченный указательный палец Гуваша, – Это ошибка, которую он еще не признал… Но может это сделать, дадим ему шанс.

– Хрен ему, не прощенье, – не унимался мужичок в жилетке.

– Дослушайте до конца! – Гуваш обратился к выступившиму головорезу, и тот шагнул обратно в строй, – Я огласил, как мы собираемся действовать – забираем грамоту и скачем в Грандрегат… Я вижу ваше презрение к Доброхожему, – перешел на шепот Карман, – поэтому предлагаю спустить его следующим образом: завтра ночью я скомандую браткам – мы оставим Батько в лагере связанным, а сами поступим так, как должно – заберем пожитки, грамоту и унесемся в Грандрегат. Найдем моего знакомого кореша и получим от него за эту привилегию выкуп.

– А сейчас че, баклуши бить? – бандит в кожухе негодовал.

– Нет, сейчас вы пойдете и предупредите о моих намерениях всех, кто поддержал нас на лужайке во время батьковского Озарения. К браткам с юга даже не суйтесь, это верные головы Доброхожего.

Гуваш окончил выступление демонстрацией условного знака, который подаст своей когорте ночью, во время спешки. Бандиты разошлись по разным углам, а Карман остался стоять на месте.

Ёзеф и Мартин желали наблюдать за оратором до конца его представления – до тех пор, пока тот не покинет лужайку. Но оратор не собирался уходить. Вместо этого он снова подошел к распластанному по тополю телу сторожа, погладил его по плечу, по груди, немного постоял, поднял голову и внезапно произнес.

– Выходите, я знаю, что вы подслушивали.

Ёзеф и Мартин молниеносно заскочили за укрытие. Оба собирались дать деру, но Патлатый резко притормозил, захватив здоровенной рукой за шкирку убегающего Мурзу. Из-за дерева Гуваш продолжал говорить.

– Не будьте балбесами. Выходите, вас никто не осудит.

– Пошли, – незаметно сказал Ёзеф, подтянув сутулого паренька к себе.

– Но он…, – искал оправдания Мартин, – Он же на Батько взъелся!

– Ты же слышал все, – тихо сердился Ёзеф, – Батько уже не тот, что прежде. Давай, или Карман разозлится.

Мартин согласился. Вдвоем они виновато вывалили из-за тополя, оказавшись перед сидящим на корне старым бандитом. В жилистой руке сверкал кортик, которым Гуваш вырезал на дереве какие-то черточки. Мартин вздрогнул, хотел попятиться, но под плечо подставился Ёзеф. Гуваш посмотрел на ребят и хило улыбнулся.

– Вай вай, хороши, – начал бандит, – вот что значит правильная поросль. И грамоту украли, и от солдата сбежали, и подслушали, молодцы, чертята.