Мальчик ткнул изляпанными пальцами в глазницы и снова стал дрожать от стыда и страха. Доброхожий легонько похлопал его по плечу, прошептал “не боись, все позади”. Ёзеф одернул занавес своих длинных волос и посмотрел в сторону Гуваша.

“Сейчас закончим, сейчас”, – явственно читалось на его сосредоточенном лице.

Кровь уже ручьями сочилась по рукоятке кинжала и капала на его сапоги. Хватка сторожа в зеленой мантии ослабела, он терял сознание. Из горла выходила еле слышимая за басом Доброхожего хрипотца, по его баклажановой щеке катилась последняя горячая слеза.

– Нас раскрыли? – незадолго до этого воскликнул Хабир, обращаясь к Батько.

– Не паникуй, Жур, конник был один, – выбросил Доброхожий, обдумывая при этом следующие шаги.

– Пока что, один! – не унимался амбал в безрукавке, – Может он ратии доложит!

– Да! Точно! – отметили сторонники идей Гуваша, а после их стали упрекать бандиты, верные Доброхожему. Снова поднялась шумиха.

Гуваш убил сторожа. Его онемевшее тело прислонил к огромному тополю, оставил его стоять, обтер кровавое острие об одежду убитого и сунул кортик в карман.

– Хватит галдеть! – мощно проревел Доброхожий, и все тут же затихли.

– А я толкую – верное замечание, – скачками произнес Гуваш, потирая покрасневшее горло, – не ровен час, сюда явятся ратники, и что тогда? А я скажу – развесят как гирлянду нас с вами вот на этом тополе!

– Да! Точно! – произнесли бандиты.

– Гуваш! – поднялся Доброхожий, – А что ты предлагаешь?

Старик в измятом кожаном комбинезоне с окровавленным подолом, вывалил на лужайку. Одна его рука держалась за горло, другая, в которой недавно лежал кортик, была спрятана в карман.

– Скачем в Грандрегат, находим моего знакомого, толкаем его компании эту бумагу, становимся несметно богатыми. Вполне очевидное решение, да, братва?! – обратился к толпе Гуваш.

– Да! Точно! – поддержали его голос подавляющее большинство бандитов.

– Я ничего такого не решал! – впервые злобой прогремел вожак Клинков.

– Клинки решили за тебя, Дор. А их, как видишь, большинство, – храбро заявлял Гуваш, – Твой голос предсказан. Другого от тебя не ждут.

Бандиты бурно поддакивали Гувашу. Батько становилось не по себе.

– Оборзели?! Думаете, я – пустое место?! – слова Доброхожего пробили всепоглощающую солидарность бандитов, – Вам напомнить, кто я такой?!

Тень из-за его спины выросла, как и он сам. Она затмила небо, каменный стол и собравшихся. Свечи и костры потухли. Глаза Доброхожего вспыхнули зловещими красными огнями, его лицо стало похожим на бафомета. Тело будто покрылось черными листьями, которые отклеились от его торса и поползли по земле. Деревья в округе угрожающе согнулись в сторону Алых Клинков, их сучья тянулись к собравшимся, желая удавкой обвиться вокруг шеи. Бандиты закатили глаза на лоб, у кого-то пошла кровь из носа. Все они повалились на землю: кто-то на четвереньки, кто-то свалился плашмя. Черные шизофренические листья обхватили кожу людей, прожгли ее до крови. Мигом бесстрашные воры и убийцы превратились в кучку стенающих и плачущих детей переростков.

Облезлая голова бафомета раскрыла пасть, оттуда хлынула страшная звуковая вибрация. Вскоре, некоторые сильные доли слились воедино, полилась мелодия, напоминающая струнный звон арфы. Она качалась, как маркитанская лодка, плавно добиралась до ушей оцепеневших Клинков и, не торопясь, терзала их разум. Все, до кого не добрались коварные ветки и сети листьев Доброхожего, схватились за распухшую голову. Рты раскрывались и смыкались в намерении громко возопить. Криков слышно не было – все звуки погрязли в нестройной мелодии. Струнный звон струился по всей округе, заставляя людей стонать, а лесную нечисть визжать и хохотать, раскачиваясь на тоненьких елях. Кошмар оказался явью…

Медленно звуки сходили на нет, листья и ветки ослабляли хватку, наваждения отступали. Доброхожий стал принимать собственную форму, его голова побелела, зрачки сузились и потухли. Тень отпускала захваченный мир. Процедура, по меркам нетронутых мальчишек, длилась недолго, мир вернулся на круги своя. Ошалевшие Клинки валялись на земле в бреду и поту. Доброхожий впитал назад всю черноту, клыкастую тень и взирал на бандитов свысока, нацелив на непослушных пристальный взгляд, нисколько не соотносящийся с тем демоническим взглядом безумного зверя, который Клинки проверили на собственной шкуре.

– Итак… – повелительно начал Доброхожий, – Теперь, когда вы настроены меня слушать, я могу огласить свое решение. Мы – Алые Клинки, нам глупо бояться случайного конника в лесном захолустье. Будь за нами преследование, мы бы это узнали. Воинам Союза сейчас не до нас, так что можете быть спокойны. Если еще осталось что успокаивать… Таким образом – остаемся здесь. В случае чего, я командую об отступлении. У Алых Клинков всегда есть обходной путь. Усекли?!

– Да! Точно! – вяло, раздраженно и вразнобой ответили поднимающиеся с пола бандиты.

Гуваш был в числе сраженных Озарением Доброхожего, по ощущениям ему досталось гуще всего. Вместе со всеми ему пришлось проликовать, пропотеть и униженно подняться в коматозном состоянии. Он оглядел братию вокруг себя, взаимность отдавалась невооруженным взглядом. У всех начинали чесаться руки и задираться носы. Гуваш вновь убедился – Доброхожий перестал воспринимать действительность, его туманная цель оправдала все разрушительные средства.

“Ты изменил, Дор”, – промелькнуло в его голове. – “Изменил всем и самому себе!”

В общей массе Алые Клинки ведут активный ночной образ жизни, но после подавления инсинуаций Доброхожим привычный ритм дышал на ладан. Наступал пасмурный день, спроваженный прошедшими ветерками с востока. Немногие незаконные добытчики богатств пристраивались в шалашах на отдых, лесные сторожи взбирались на буки, Доброхожий вместе с юго-восточными братьями занимался снаряжением и пересчетом подошв для вентепосов. Крупная группа бандитов фыркающим строем удалилась за тополь. Кажется, они собирались коллективно кого-то избить или хотя бы полить грубыми обзывательствами.

Джим с Ёзефом недалече от Доброхожего перешивали рваные одежды. Патлатый был грубоват для такой деликатной работы, хотя все еще входил в ту возрастную группу, которой полагалось заниматься подобными вещами. Старейшины Клинков, главным из которых был и остается Доброхожий, укоренили традицию по набору детей-беспризорников. Женщины в свирепой людоедской среде тех времен не прижились, а все дети без исключения имели задатки. Некоторым недоставало нужного воспитания, чтобы из них вышли первоклассные разбойники, как уже известное трио Джима, Ёзефа и Мартина. К тому же, мелкая моторика, незаметность и проворность у детей была сравнительно лучше, чем у взрослых негодяев.

Патлатый лениво продевал льняную нить в ушко иглы, поглядывая на ретивого Джима. Вскоре парень окончательно сдался и принялся расспрашивать закадычного друга.

– Слыш, а что это за место?

Джим прекратил зашивать, раздвинул русые космы и вопросительно бросил взгляд на Ёзефа. Немного подумав, он огляделся по сторонам и вновь вернул взгляд на ожидающего Ёзефа.

– Чего?

Фырканье Патлатого смешалось с усмешкой и получился насыщенный звук.

– Да не тупи, Русый, – отвечал Ёзеф, – я про ТО место. Я ж видел как вы шушукались с Доброхожим.

– А, – вспомнил Джим, – тык мне он растолкал столько же, сколько тебе.

Занятому пошивом мальчику показалось, что его собеседник как-то смягчился в позе. До этого он упирался руками, выпятив корпус к Джиму, а теперь расслабленно облокотился.

– Хм, интересно, че это, – пытался рассуждать Ёзеф, устремив взгляд вдаль, – Доброхожий не сплетничал нам о всяких ништяках неподалеку… Ха, прикинь, если старикан там заныкал блестяхи или какую-нибудь магическую дурь?

– Не заныкал, – напряженно ответил Джим, – а еще он не такой уж и старый.

– Слышь, тебе-то это откудаво знать, а, парниша? – Ёзеф продолжал приставать к занятому пошивом другу, – Тыж там не бывал, так что можно и посудачить, че там на самом деле лежит… И как это понимать – не старый?