– Хорош, Мордун! Оставь рогатого! Ему надолго хватит! – кричал Рыгун, вклиниваясь между братцем и сатиром.

Мордун попытался ещё раз избавиться от назойливого внимания Рыгуна, но бешеная смесь вишен и хмеля уже отдала весь задор и теперь при каждом ударе просто булькала в брюхе. Кое-как младший брат оттолкал старшего в сторонку и даже заставил сесть на бревно.

– Рыгуш, – чуть громче обычного проскрипел леший, – у тебя ж вроде ребро сломано, а ты, глянь, с Мордуном управился.

Теперь все воззрились на притихшего Рыгуна.

– Сломано оно! Сломано! Зуб даю! – оправдывался Рыгун, отступая за костёр. – Взволновался да позабыл. Зато щас, знаете, как прихватило! Еле на ногах держусь. Охо-хо-хой, больно-то как!

– Ща зуб даст, – осклабился Кусок.

Рыгун, наконец, сообразил, что возмездие неизбежно и попытался скрыться в лесу. Мордун прыгнул и повалил брата на землю. Молчаливый тролль успел вымахаться, пока избивал сатира, потому Рыгуну удалось даже вырваться из цепкого захвата и принять бой стоя.

– Здесь, дед, ты перегнул, – довольно кивнул Валяй в сторону рычащих братьев.

– Пусть молодые кровь погоняют.

Измочаленный Дурной не торопился помогать своему спасителю. На разбитой физиономии читалось полное непонимание происходящего. Побитым псом он отполз в темноту, откуда изредка, то кашлял, то бздел.

– Кабы не издох рогатый, – заволновался Кусок, провожая взглядом сатира.

– Сатирское племя живучее, – успокоил Пнище, – недельку отлежится, и как новенький будет берегинь оприходовать.

Неожиданно Кусок вскочил на ноги. Настороженно поводил носом.

– А ну, тихо! – рыкнул он, прислушиваясь к лесу.

– Ты чего, Кусок? – поднялся с пня Валяй, хорошо знавший, что брат просто так не переполошится.

– Кажется, собаки? – прошептал Кусок.

– Эй вы, двое! А ну прижухли! Быро! – рявкнул Валяй на драчунов, но те продолжали лихо друг друга метелить.

Тогда Валяй, как старший брат семейства и просто самый сильный из четырёх братьев, подскочил к дерущимся и оттащил обоих за шкирки.

– Оглохли, бараны? Кому сказано, притухнуть!

До поляны долетел приглушённый чащей псиный лай.

– Выследили! – прошипел Кусок, пиная храпящего кабана в бок. – Мы с хрюней пойдём, отвлечём охочих, а вы в Нору уходите!

– Добро, брат! – хмуро бросил Валяй, отпуская Мордуна и Рыгуна. – Давайте-ка, молодчики, собирайте кружки-плошки-котелки и валим в Нору. Там сопли утрёте. А я займусь костром. Эй, дед, ты с нами?

Валяй в недоумении воззрился на пустующее бревно. Лешего и след простыл. Тролль подошёл ближе к месту посиделок и вгляделся во тьму: сатир тоже исчез.

– Вот что-что, а ныкаться нечисть горазда, – Валяй приспустил набедренную повязку. – Ух, засиделся я…

Мощная струя выбила из догорающих углей густое облако пара.

Ещё не улеглись едкие клубы над кострищем, а на поляну ворвалась сначала свора охотничьих псов, а затем и взмыленные люди с луками и полными колчанами стрел. Пока собаки обнюхивали место недавней попойки, люди искали следы.

– Ссаниной воняет, – сморщился один из охотников.

– Они недавно здесь были. Нужно идти по следам, – командир отряда – опытный столичный следопыт, на чьей безупречной лысине играл бликами лунный свет, бегло осматривался цепким взглядом. Даже в отблесках факелов он видел и капли свежей крови в траве, и отпечатки здоровенных лап вокруг костра, и даже следы копыт: здесь вот пробегал кабан, а тут у бревна топтался таинственный представитель нечисти – сатир.

Кто-то из местных провожатых нашёл в кустах обглоданную кость и выкрикнул:

– Бандиты недавно поросёнком баловались! Брюхи небось набили, так что теперь далеко не уйдут.

Быстрого взгляда командиру хватило, чтобы понять – кость принадлежит не животному, а ребёнку. Только говорить об этом никому до срока не стоило. Пока люди верят, что похищенный мальчик жив, их не придётся подгонять.

Одно столичный следопыт знал точно: бандиты не стали бы есть свою жертву, они бы нашли ей иное применение. Это означало, что в Верхнем лесу хозяйничали не просто душегубы с большой дороги, а некто куда опаснее.

Командир сел на одно колено и присмотрелся к здоровенным отпечаткам лап. Так и есть, подтвердилось его самое страшное опасение. Рука крепче сжала арбалет. Ловчий выпрямился и закричал:

– Отходим, быстро!

– Постой, а как же мальчик? – сразу несколько местных добровольцев замерли в ожидании ответа.

– Мальчику мы уже не поможем, – холодно ответил командир, благоразумно опустив подробности о смерти малыша, дабы не сеять смуты в плоских, как столешница, умах крестьян. – Но мы ещё можем спастись сами. Отходим в деревню.

Охотники послушались, хотя и без энтузиазма, и столичный ловчий их понимал, ведь едва ли они могли признать в следах на поляне лапы взрослых степных троллей, невесть как забравшихся в этакую глушь. Но даже если не знать оттисков лап этих тварей, то слухи об их кровожадности с детства знакомы каждому королевскому подданному. Пожалуй, лучше деревенским охотникам пока что пребывать в смутном неведении, чтобы не плодить страхов и домыслов среди местных жителей.

Мальчика действительно уже не вернёшь, а вот письмо Демонмераю отправить надобно скорейшим образом. А после продолжать слежку до прибытия подкрепления.

С макушки дерева, глазами старой пустельги, за охотниками наблюдал тот, чьих следов не нашёл бы в Верхнем лесу никто и никогда. Леший Пнище – душа чащи, хранитель древесного царства и всех, кто живёт под тенистой сенью, – видел страх в сердцах людей, и ему это нравилось. Тролли на совесть исполняли свою роль, о которой даже не подозревали.

Лесорубы, охотники и звероловы слишком уж разгулялись на сокровенных землях лешего. Не пугали их разбойничьи банды, коим Пнище раскрывал тайные проходы, чтобы те стерегли дороги и тропы; не боялись и нечисти, издревле жившей в непролазных дебрях. И только четыре заблудших брата сумели, наконец, вытеснить мерзких людишек к опушке за рекой.

Как-то раз…

Угасающим зимним днём по лесу, в поисках жилища для зимовки, бродил Кусок. Лютый мороз объединился с пронизывающим ветром и на пару они вцепились в закалённого тролля, как в собственную добычу, заставляя того непрерывно растирать ладонями голые плечи и одубевшие ляжки. Не спасали даже сапоги из густого овечьего меха. Да и жилет не спасал. Возможно, если бы Кусок знал, что в Верхнем лесу зимой принято облачать в мех всё тело, то не удивлялся бы и не горевал по «ослабшему» здоровью.

Это была первая зима братьев-троллей на новом месте. Свободолюбивый Кусок, предпочитавший проводить время в угрюмом уединении, не захотел жить в яме, выбранной старшим братом в качестве их нового дома. Кусок направился в лес на поиски подходящей берлоги для себя любимого, чтобы всякие рыгуны-пердуны не мешали проводить холодную часть года в блаженном сне, аки медведу.

Уже несколько часов блуждал Кусок по лесу в поисках хоть какой-то норы. Волосня на голове, ногах и руках покрылась инеем. Сапоги задубели, жилет похрустывал при резких движениях. А солнышко неминуемо клонилось к закату, подстрекая отчаянного путешественника сдаться и отступить к уже прогретой братьями Норе. За лето там и крышу постелили и ямку вырыли под костёр. Не поленились даже жёлоб по земле проложить, чтоб дым не скапливался.

Разочарованно вздохнув, Кусок повернул назад. Завтрашний день, если не приключится бури, вновь будет посвящён поискам. «И почему летом не подумал о том?» – размышлял Кусок, как вдруг заметил чёрный провал пещеры, до середины занесённый снегом.

На радостях тролль кинулся разгребать рыхлый завал. Утопая по колено в сугробах, он окоченевшими руками пробивал себе путь в желанный закуток.