Старший брат одобрительно хмыкнул. Не напрасно целый год учил младшого метанию ножей и камней, на случай, если тот заплутает, а под рукой не будет ничего путного для охоты.
Поскуливая и щурясь от боли, Рыгун всё же крепко держал мальца за плечо.
– Давай, Мордуша, хватай добычу, и уходим. Он мне, кажется, ребро сломал.
С недовольным рыком Мордун схватил окаменевшего от страха ребёнка и закинул на плечо – крики с полей приближались, хочешь не хочешь, а надо брать то, что само попало в лапы. Даже если ноша вышла тяжелее желаемой.
Тролли вихрем ворвались в лес и понеслись вглубь. Туда, где их не догонят ни охотники, ни псы. Братья знали накрепко: люди боятся ходить в Верхний лес.
* * *
На потаённой поляне огонь весело трещал сушняком. Пока подлесок тонул во мгле, свет звёзд мягко серебрил макушки густых крон. Старая пустельга, пролетавшая в этот час над чёрным массивом Верхнего леса, с интересом опустилась на одну из веток, прямо над освещённым местом, единственным на много вёрст во все стороны.
Там внизу на бревне сидели младшие братья-тролли – Рыгун и Мордун. На своём излюбленном месте среди засаленных шкур полулежал лохматый Кусок в компании дремлющего кабана Смрада. А на пне, похожем на причудливый трон, восседал виновник торжества – рыжий громила Валяй. В одной лапище он сжимал обглоданную кость, в другой – деревянную кружку с чем-то пахучим. С морды Валяя не сходила довольная улыбка.
Поздравить тролля с юбилеем также пришли давние знакомые братьев: сатир Дурной и леший Пнище. Оба сидели рядом с младшими троллями на бревне и вкушали свежее праздничное блюдо, ещё утром резвившееся на зелёном лугу у дуба.
– Нежное, сочное. Добрая добыча, – сатир Дурной жадно вгрызся острыми зубами в жареный мясной ломоть. По козлиной бороде стекал сок и капал на волосатую грудь. Сатир зажмурился от удовольствия. – Вы когда снова так соберётесь, обязательно меня позовите!
– Это я выбирал, чтоб братца порадовать, – скромно потупился Рыгун.
Сидевший рядом Мордун ткнул братца локтем в бок, и тот вмиг скривился от боли.
– Ну, я ж не виноват, что так получилось, – простонал Рыгун. – Если бы не ребро, я бы сам доволок.
– Вы молодцы, братушки, порадовали, – примирительно сказал Валяй. – Дичь и вправду хороша. В долгу не останусь!
– Не сомневайся, Рыгуш, сколько помню Валяйку, он всегда обещанное исполняет. Так что ребро твоё окупится во сто крат. Я тебе не вру, – проблеял Дурной.
– Кому ты рассказываешь? Мы ж братья, – засмеялся Рыгун.
– Брат брату рознь, – проскрипел с другого конца бревна старый Пнище. – Бывает брат хуже ворога.
Разговоры стихли. Все собравшиеся пытались понять глубинный смысл сказанного. Первым высказался Валяй.
– Ну, дед, ты как сморозишь, я аж теряюсь в догадках, кто из нас принял лишка на грудь!
– Вот это точно сказано! – мотнул рогами сатир. – Ты, отец, хоть и пожил поболе всех нас вместе взятых, но, клянусь копытами, орехи мечешь не глядя. Ну какие наши тролли вороги друг дружке? Я даже диву даюсь, как у них всё ладно в отряде.
– Тут ты прав, Дурной, – кивнул Валяй, – братство блюдём превыше прочего. Я за своих кому хотишь голову со всеми корешками вырву.
Дурной охотно согласился:
– Говорю ж. Не удивлюсь, если вы из братских чувств лопухи друг другу подаёте, когда нужда приходит.
Тролли и сатир разразились громовым гоготом. Где-то у лесной дороги в этот миг разбойники в страхе оставляли свои посты и спешили поскорее убраться подальше от жуткого шума.
Только Пнище сидел спокойно, и хитро стрелял маленькими глазками, что светились в отблесках костра гнилостно-зелёным светом. Дождавшись, пока бурное веселье поутихнет, леший подлил мудрости в огонь потех:
– Мудрому – мудрость. Глупому – глупость. Кому что по уму ближе.
Дурной и на этот раз не остался в стороне:
– За твоим умом даже ветру не поспеть, куда уж нам-то!
Поляну разорвал новый приступ пьяного смеха. Принесённый лешим нектар из дикой вишни быстро разносил по крови хмельное веселье. А в волчьем логове неподалёку взрослые волки прятали поглубже волчат.
– Ох, дед, уймись, – задыхался от смеха Валяй, – а то пузо надорву!
– Спору нет, городить ты мастак! – лёжа на шкурах, скалился Кусок.
– Городить – не ломать, животы надрывать – не дома воздвигать, – вновь проскрипел леший, и нос его, похожий больше на раздвоенную веточку, задрожал.
– Болтать горазд, – вытер шальную слезу Рыгун и рыгнул.
– Языком болтать – не кувалдой махать, – с каждой фразой ширилась странная ухмылка на тёмном, похожем на кусок древесной коры лице лешего. Зелёные глазёнки смотрели всё пристальней, будто в ожидании чего-то вожделенного, что вот-вот должно произойти.
– Вот тут ты прав! – заблеял Дурной, расплёскивая содержимое деревянной кружки на колени Рыгуна. – Напомнил о языках! Всё сколько раз порываюсь выспросить, да шибко память коротка! Слышь, Мордун, ты-то у нас почему такой молчун? Поведай, раз уж собрались. Или язык проглотил? – сатир вновь захлебнулся в смехе, молотя копытами по земле. Вот только на этот раз никто его не поддержал.
Лишь треск костра нарушал внезапно рождённое безмолвие.
Рыгун громко сглотнул застрявший в горле кусок мяса и отодвинулся от Дурного. Леший скрыл ехидный смешок за скрипучим кашлем. А Кусок отбросил с глаз прядь сальных волос и устроился на груде шкур так, чтобы лучше обозревать поляну. На лице его играл детский восторг.
С козлиной морды сатира медленно сходила улыбка.
– Что такое-то? Столько лет знакомы, а ту историю с охотниками никто толком и не рассказывал… Не, серьёзно!
– Ох, зря ты, малый, об этом решил поговорить, – откинулся на пне Валяй. – Не любит наш Мордуша этот разговор.
А Мордун уже поднимался с места. Каменная маска на его и без того мрачном лице не предвещала обидчику ничего хорошего.
Валяй тем временем продолжал:
– Нет бы ты как-то помягче об этом спросил… Но ты ж с напором, с насмешкою. Мордуша не простит.
Дед леший довольно потирал крючковатые ладоши. А Дурной виновато заблеял:
– Да вы чё, мужики! Я ж не знал, слышите! Мордун, ну извини, попутала дурна вода, посмеялся над грустным! Ну не рассказывай, ежели не хочешь. Продолжай помалкивать, как ты любишь.
Мордун схватил сатира за бороду и рывком поднял с бревна.
– Ну, полегче ты! Ну… – начал было отпираться Дурной.
Молодецким ударом Мордун сшиб сатира с ног и принялся молотить кулачищами куда ни попадя. Вишнёвый нектар бурлил в котле тролльего гнева.
– Вот мой подарок, – посмеиваясь, обратился Пнище к Валяю. – Наслаждайся.
– Хитрец, знаешь, что мне по духу, – довольно лыбился тролль.
– Ты, Валяйка, послушай, что сказать хочу, – чуть тише скрипучим голосом молвил леший. – Припоминаешь, когда я вас только-только приютил у себя в Верхнем лесу, просьба у меня была.
Складки на лбу тролля собрались вместе для пущего припоминания, но леший пьяного тролля мучить не стал, особенно в такой день. Напомнил вкрадчиво:
– Просил я вас без острой надобности к дорогам не ходить и к деревням тоже. Ладно, если кто в лесу заплутал, с тем поступайте по вашему разумению, а просто так людей таскать не стоит. Особенно малых.
– Пнище, ты не подумай, мы обещания всегда исполняем. Но сегодня, сам видишь, какой день. Грех не гульнуть. А так мы ни-ни, сидим тихо, жрём птиц и зайцев.
– Сегодня день, да! Ты главное помни, нам здесь лишних людей не надо. А посему ни к чему их ярить.
– Во всём ты как всегда, Пнище, правый, – хмельной Валяй лешего слушал в пол уха, сейчас его больше занимал потешный бой.
Лёжа на спине, Дурной пытался отбиваться копытами, но получив пару увесистых зуботычин, перешёл в глухую оборону.
Пожалев сатира, в драку вмешался Рыгун. Подскочил к разгорячившемуся братцу и попытался оттащить. Да не вышло. Мордун играючи стряхнул младшего с плеч. Рыгун споткнулся и упал. Поднявшись, он с новыми силами кинулся оттаскивать брата от Дурного.