Вскоре Кусок смог пробраться внутрь. И хоть чистка прохода неплохо разогрела замёрзшие члены, всё же темнота пещеры показалась троллю до дрожи тёплой и приветливой. «Что, если где-то в глубине бьёт горячий ключ?» – вспыхнула в замёрзшей башке пьянящая мысль.

Не пройдя и десятка шагов, Кусок распрямился в полный рост, протянул вверх руку и отметил, что с трудом достаёт до потолка.

«Вот это свезло», – пронеслось в косматой башке, перед тем как во тьме что-то зашуршало.

Тролль настороженно замер. Шорох повторился, но уже ближе. Звериные инстинкты пробудились в груди Куска, волосы на спине встопорщились, а из-под верхней губы показались клыки. Тролль забыл о холоде и надвигающейся ночи. Крадучись отступил к выходу. Похоже, кто-то успел облюбовать пещеру задолго до него.

И этот кто-то был крайне недоволен вероломным вторжением.

В темноте загорелись красные глаза, Кусок смотрел в них снизу вверх. Навстречу незваному гостю вышел хозяин пещеры – громадный чёрный медведь. Стоя на задних лапах, зверь на полголовы возвышался над троллем. Левый висок медведя пересекала полоска седой шерсти.

Клыкастая пасть распахнулась. Свод пещеры сотряс громоподобный рёв. Отступив ещё на шаг, Кусок собрался было выпрыгнуть наружу, но ноги уже по щиколотку увязли в снегу, а взбешённый зверь напирал. Развернись сейчас, и хищник повиснет на плечах, да ещё вгрызётся в загривок. Оставалось только драться.

Два года спустя

– Что за стук? – Валяй приподнялся на локте. Только что он мирно похрапывал на любимом пятачке у кострища, но кто-то дерзнул в это время шуметь в лесу. – Эу! Куся, что за стук-то?

– А я-то что? У меня глаз по лесу нету, – Кусок сидел на шкурах и неспешно пожирал что-то кровавое.

– Ты ж у нас самый ухастый. Определи, кто там молотит? – не сдавался Валяй. – Вот, опять! Слышал? Да хорош чавкать, слушать мешаешь! Давай говори быро, кто так могёть шуметь?

– Тока лесорубы, больше некому.

– Лесорубы? – подскочил Валяй. – Какого рожна они сюда взобрались? У них на опушке деревья кончились, что ли?

– Уймись ты, братец. Это всего лишь лесорубы. Возьмут пару брёвен и отвалят.

– Сегодня, может, так и будет. Но коли припёрлись раз, то припрутся и ещё. Нельзя им давать здеся рубить, иначе ничего от нашего леса не оставят!

Кусок устало вздохнул.

– Ну, так пойдем сгоним.

– Нет, надо хитрей сделать. А то ведь, если кто из них нас увидит и дома расскажет, тута от охотников отбою не будет.

– Тогда всех заграбастаем – никто и не прознает, – пожал плечами Кусок.

– А ежели их там много? Всех тараканов не переловишь, хоть один да снычется.

– Ну, не знаю… – почесал в голове Кусок. – Ты старший, ты и предлагай.

– Осторожней будем. С этого места я уходить не хочу, так что придётся уберечься наперёд. Ты у нас, Кусь – тихий шаг, сходи-ка в разведку, да разузнай что почём. А потом уж кумекать будем. Понял?

Кусок отёр лапой кровавый рот.

– Добро, братка.

Лесорубов Кусок нашёл в версте от потаённой поляны. Четверо мужиков сидели меж деревьев вокруг костерка. Своё дело они уже сделали – нарубленные поленья лежали неподалёку – и теперь работяги предавались безмятежной беседе на лоне природы. Две телеги отгораживали людей от леса с одной стороны, а с другой – наваленные поленья.

Трое патлатых, бородатых мужей, высоких и крепких, держали при себе топоры, а один, совсем непохожий на простого лесоруба – облачённый в кожаную броню, бритый наголо и постоянно озиравшийся по сторонам, не убирал ладони с рукояти меча. А ещё рядом с ним лежал арбалет.

Хоть у огня сидели на первый взгляд всего лишь лесорубы с охранником, Кусок решил пока не возвращаться в Нору, прежде он хотел узнать, что же заставило осмелевших селян забрести в такую глушь за дровами. Мужики общались не таясь, тролль даже не напрягал слух.

– Нарубить-то – не проблема. Волочить маетно. До завтрашнего вечера провозимся.

– Не бурчи. Попотеем, за то хорошие деньги будут плочены. Бульон проверь, небось готов.

– Что по мне, так я не врубаюсь, на хрена ему именно эта сосна понадобилась? Переть за ней аж в Верхний лес, это ж сколько времени тратить! Да и нам за такую работу деньги немалые платить надобно. Неужто нельзя из обычной нашей сосны себе поделки мастерить.

– Какая тебе разница? Барину видней, за что платить и сколько ждать. Лишь бы доволен остался да нас барышом не обидел.

– Кому горячего?

– Мне давай.

– Я погожу. Пусть подстынет, а то зубы ломит от кипятка.

– Эт, мужички, а что охотники местные гутарят о Верхнем лесе? – спросил молчавший доселе лысый мужик с арбалетом. – Водится ли зверь диковинный? Про нечисть знаете что?

Кусок весь превратился в слух.

– Слава недобрая об этих местах по деревням. И охотники сюды редко ходют, травники и подавно. Вроде и богато здесь, да боязно соваться лишний раз.

– А чего ж так?

– Да поговаривают, что какой нечисти тута только ни водится. И леших полно, и людоедов, и прочей гадости. Но пуще других люд честной боится разбойников, которые гнездятся недалеко от перевала. Говорят, мзду берут непомерную за проезд. Людей считают за скот.

– Ага, один купец то ли дочкой, то ли женой откупился. А у другого весь обоз отобрали вместе с грузчиками.

– И кого только не присылали им на управу, да только никто не осилил. Даже царские бойцы отступились, не нашли бандитского логова. Так и живём в страхе.

Слушая речи, наполненные благоговейным ужасом, Кусок задыхался от негодования. У него в голове не укладывалось, что в лесных верховьях есть кто-то более пугающий, чем они – братья тролли. Это как же надо стараться, чтобы тех бандюгов переплюнуть? Кусок продолжал слушать.

– Есчо зверей здесь полно диких, но мы их не боимся, потому что они страх чуют. В верховья хаживаем изредка, если только на охоту. Сорока, вон, однажды здесь даже медведя огроменного завалил. У него и по сей день шкура на полу в хате, а башка косолапого злых духов отпугивает над дверью.

– Ага, Сорок, давай расскажи, как ты медведа заломал.

– Уж сколько раз рассказывал, надоело. А! Хрен с вами, слушайте. Иду я, значит, как-то зимой по лесу, недалече отсюда. За куропаткой ходил. Так вот, иду-иду, глядь – пещера. А мороз жгучий стоял, вот и думаю: дай-кась зайду, отогреюсь, может и костерок разведу. Ну и по дурости влез туда. Начал веточки шарить. Да шарил, видать, громковато – косолапого хозяина разбудил. Он на задние лапы, и в рык. Попёр на меня без оглядки. А у меня с собой лук да нож. Стрелять поздно, да и разве возьмёшь тушу стрелой-то? Она медведю, что заноза. Бежать было поздно, потому как лапа медведева уже летела ко мне. Сделал я то, что оставалось. Выхватываю, значит, нож, да зажмурившись, в пузо ему – ширь. Раз, другой. Даже не заметил, когда он на меня мёртвый упал. Юшкой залил с ног до головы. Я тогда из той пещеры еле выбрался. Зато согрелся. Пришлось потом за санями идти в деревню. Шкуру-то бросать жалко, дорогая, да и трофей на всю жизнь, как-никак.

– Повезло тебе, Сорок! Шкура и вправду знатная.

– Медведь тот был старый и опытный, – уже не в силах остановиться продолжал Сорока – проседь у него на виске тому свидетель и бока в шрамах. Такого одолеть, дорогого стоит. Так что, братцы, в тот день, считай, я заново родился.

Кусок из последних сил сдерживался, чтобы не выскочить и не забить вруна до смерти. Тролль прекрасно помнил тот день, когда с боем завоевал себе место для зимовки. Поверженного медведа он тогда выволок из пещеры и оставил до утра, намереваясь позже скроить себе из шкуры накидку. Утром тела не нашёл, только следы саней и ног тянулись в сторону опушки. Вот кто, оказывается, медведа похитил! А Кусок-то с перепугу подумал, что мишка сам… Вот дурак!

Историю Сороки лысый воин выслушал с серьёзным видом. Когда же рассказ окончился, спросил:

– А по жизни ты чем живёшь, Сорока?