Бриндан поставил на стол бутылку вина и два бокала.

— Кстати, из погребов вашего имения. Лауренте мне подарил. Я никогда не был против тебя, Димостэнис. Я всегда ждал, когда ты познаешь себя.

Дим едва сдержался, чтобы не рассмеяться советнику в лицо. Где-то он уже это слышал.

— Я знаю, — тем не менее продолжил целитель, — что ты ждешь от меня правду о своем даре. К сожалению, я мало что знаю. Только то, что он уникален и что, если пришел одаренный наделенный энергией Таллы, значит, миру это было надо. Мы целители, истинные, — не без некоторого снобизма уточнил Пантерри, — чувствуем суть стихий чуть сильнее, мы ближе к источнику мироздания, чем другие одаренные. Что же касается твоего дара, спроси у своего отца. Ведь именно он — Иланди.

— Что-то он не торопится длиться со мной секретами, — заметил Дим.

— Я не понимаю Лауренте. Он зачем-то держит свое слово, данное более двадцати аров назад.

Димостэнис несколько раз хлопнул в ладоши.

— Действительно, — едко проронил он, — что такое слово в нашей жизни? Честь. Верность. Долг. Когда есть деньги, могущество, всевластие.

Пантерри не отреагировал на его выпад. Он вообще сделал вид, что не заметил этого ехидного замечания.

— В тот день двадцать два ара назад четыре советника приехали в ваше имение, чтобы проверить, как поживает наш подопечный. Обычная поверка, которую мы совершали каждый ар до его полного становления. И каково же было наше состояние, когда вместо цветущего и радостного наследника престола пред наши очи предстал окровавленный, в изодранной в клочья одежде мальчишка с глазами полными ужаса, тащивший на себе другого мальчишку? — Пантерри открыл бутылку и наполнил бокал темно-рубиновой жидкостью. — Мало будет сказать, что мы были поражены. Впрочем, все наши эмоции: удивление, испуг, ошеломление, быстро ушли на второй план. Мы увидели Серебряного. На наших глазах менялась страница истории. Для кого-то это был страх перед неизбежностью, для кого-то крах всех достижений.

Бриндан прервался. Несколько мгновений молчал, отвернувшись в окно.

— Кем бы ты ни был, но ты уже умер. Ни на тебе, ни в тебе не было ни одного живого места. Твоя жизнь теплилась лишь на кончиках этих чертовых серебристых иголок. Трое других отвернулись, вынося тебе приговор. А я думал лишь о том, что этот умирающий мальчик мое спасение и я не могу упустить такой шанс. Лауренте не понял моей заминки и решил, что я раздумываю о том, как мне поступить. Тогда он сказал, что если ты не будешь ничего знать о своем даре, то Серебряным стать не сможешь. И поклялся, что никогда ничего тебе не расскажет.

— От чего же я должен был вас спасти?

— От судьбы. Наследия. Собственного бессилия.

Димостэнис сложил на груди руки, чувствуя растущую в нем злость. Вместо четких ясных ответов его опять кормят сказками, которым он почему-то просто обязан в очередной раз поверить.

— И все же откуда у вас яд?

— Я же тебе сказал, у меня его нет.

— Аурино поведал, что вы лично рассказали ему об этом веществе. И сказали, что противоядие столь же редко, как сама отрава. У вас есть одно, а второго нет?

— Тогда, наверное, он должен был сказать тебе, что всю траву из которого его делали, уничтожили так давно, что никто даже не помнит ее название.

— Вы же истинный целитель, сэй Пантерри. Наверное, вам легко было найти другую основу, заменив ею ту, что была сотни аров назад.

Бриндан восхищенно поцокал языком.

— Не легко, Димостэнис, — развел он руками, — очень нелегко. Тогда я был еще мальчишкой, немногим старше своего сына. Мне было чуть больше двадцати. И единственное, о чем я мечтал — это творить. Я хотел изобретать новые лекарства, мази, пусть даже яды. Я был помешан на этом. У меня ушло несколько аров, но я сделал его.

— Поздравляю, — сухо произнес Дим, — сотворить оружие против самого себя же.

— Я его уничтожил, — целитель вдруг весь сник, обмяк. Пальцы в бессилие проскользили по поверхности стола, — когда… когда случилось одно несчастье.

Димостэнис почувствовал, как у него перехватывает дыхание. Он выпрямился в кресле, в висках стучало.

— Уж не об убийстве ли его величества Стефана Эллетери вы сейчас рассказываете?

Бриндан долго, не отводя глаз, смотрел на своего собеседника.

— Какие страшные вещи ты говоришь, Димостэнис. Какой же верноподданный осмелится причинить вред своему повелителю?

— А что если я докажу? — проникновенно поинтересовался глава тайной службы. — Аурино очень хочет знать, кто убил его семью. Как вы думаете, что он сделает с убийцами?

— Я не знаю, — Пантерри уже совершенно спокойно пожал плечами, — мы не убивали ни его величество Стефана, ни покушались на жизнь его величество Аурино.

Димостэнис открыто ухмыльнулся. Положил локти на стол, подставив пальцы под подбородок.

— Чего вы хотите, целитель? Ведь вы меня ждали не для того, чтобы рассказать очередную красивую историю и надеяться, что я в нее поверю.

— Мой отец умер в кресле советника. Он был самый старший. Тогда уже заняли свои места и твой отец, и Олафури, и Элсмиретте, и даже Талал, самый молодой из всех сменивших своих отцов. Я же мечтал быть всего лишь целителем, ученым, изобретателем. Бывший глава Дома Пантерри хотел власти и до конца жизни быть в Совете. Наши с ним желания полностью сходились, и мы жили, так как нас устраивало.

Пантерри тяжело вздохнул.

— Ты взял из дома Талала очень опасную вещь.

Димостэнис нахмурился. Он-то думал, что эта история уже позади. Однако советники до сих пор не могут успокоиться, холя и лелея мысль предъявить ему хоть что-то.

— В первую очередь для тебя, — добавил Бриндан, — Талал не успокоиться, пока не вернет ее. Ты должен знать, какие секреты хранит в себе эта книга. Это уничтожит Совет и изменит жизнь многих. В этом ведь твое предназначение.

— Вы имеете в виду кодекс? — наугад спросил Дим.

Пантерри горько усмехнулся.

— Конечно, ты не должен, да и не сможешь мне верить.

— Здесь вы правы.

— В Астрэйелле существуют три очень необычных приюта. Один из них здесь совсем недалеко от Эфранора, один на севере рядом с мерзлой границей, один на западе среди скал. Найти их будет не сложно. У них есть неофициальный герб: сердце с трещиной пополам. Многие выходцы этих учреждений делают себе такую же татуировку. Там ты найдешь ответы на многие свои вопросы. И даже больше чем ты мог себе представить.

— Сейчас вы мне, конечно же, не скажете? — с иронией уточнил Дим.

— Это будут всего лишь слова. Ты все равно, не поверишь, а разбрасываться подобными тайнами просто так слишком опасно.

Иланди покачал головой.

— Так напомните, сэй: зачем вы все это делаете?

Лицо собеседника скривилось.

— Я не хотел занимать место советника. Однако уйти мне не дали, сказали, что ни у кого из нас нет обратного пути. Тогда меня спас твой отец. Взял меня на поруки и заставил изменить взгляд на жизнь. Я хочу спасти своего сына. Он такой же как я. Если не будет Совета, то и он будет свободен.

Дим усмехнулся про себя. Что же все раньше-то молчали?! Если бы его величество знал, что у него столько сторонников, чтобы ликвидировать Совет Пяти, то уже давно бы создал коалицию и избавился от надоевшей проблемы.

— Свободен? — зло спросил он. — Для чего? Чтобы стать убийцей?

Советник дернулся. Дружелюбие стало сползать с него словно тающая восковая маска. Димостэнис хмыкнул. Слава Богам! А то он уже начал бояться, что еще чуть и у него совсем не останется врагов.

— Если можно смешать несколько травок и создать совершенный яд, то почему не соединить несколько элементов и не получить большой БАХ?

— Димостэнис, — несколько раздраженно вздохнул Бриндан, — я уже тебе говорил: мы не покушались на жизнь императора.

— И я уже говорил: я вам не верю. У вас есть для этого все возможности. И место, и время, и, — он постучал пальцем себе по лбу, — светлые головы.

Дим резко поднялся со своего кресла.