— К целителю их доставить не успели.

— Ты помнишь тот день? — тихо спросил Димостэнис.

— Я помню тяжесть тела, когда отец пытался прикрыть меня собой, Лауренте, оттаскивающего меня от него и расцепляющего мне пальцы. Помню, как сэй Дайонте говорил, что меня надо отправить в обитель для умственно отсталых, так как я, по его мнению, очень странно себя вел, — лицо императора перекосила злая усмешка, — как будто ребенок пяти аров от роду должен вести себя иначе, когда убивают его родителей, к тому же на его глазах. Этот яд опасен для нас, шактов. Попадая в кровь любым способом, он моментально парализует хьярт. Организм не успевает перестроиться на работу без него. Смерть наступает тоже почти мгновенно, от остановки сердца или удушья, вызванного спазмом легких. Пантерри назвал твое сопротивление действию этого яда божественным проявлением. Что по всем правилам целительства и мироздания ты не должен был продержаться такое количество времени.

Димостэнис растянул губы в подобии улыбки.

— Думаю, кое-кого я сильно разочаровал.

— Знаешь кого? — быстро спросил Аурино.

Иланди неопределенно пожал плечами.

— Бриндан поведал мне, что этот яд делается из корней растений, которые растут на пустошах в мертвых землях, либо в горах там, где извергались вулканы. В те далекие времена, когда шло уничтожение шактов, а потом и Большие Войны, смертные широко использовали вытяжку этого растения, расправляясь с одаренными. Настолько хорошо, что почти все наконечники стрел, клинки мечей и ножей были смазаны этим ядом. Тогда это растение и было уничтожено. Его выкашивали, вырывали с корнями, сжигали, землю заливали расплавленным металлом и засыпали камнями, чтобы ничего не росло. Изымали уже готовые настойки, убивали целителей, знающих рецепт, превращали в пепел книги, в которых упоминалось это зелье. Прошедшие ары показали, что все было не напрасно. Постепенно память о яде стерлась, и о нем знают лишь единицы, высшие целители, как Пантерри и ему подобные.

— Как насчет противоядия?

Его величество развел руками.

— Бриндан сказал, что о нем упоминается в летописях, как и о самой отраве, но рецептура потеряна как того, так и другого.

— Если все потеряно, то, как это оказалось во мне? — иронично поинтересовался Дим. — И какие доказательства, что это именно этот яд.

— Внешние признаки. Как сказал Пантерри такое ни с чем не спутать.

Император оторвался от окна и прошелся по комнате.

— Мой отец был реформатором. Изменения, которые он внес в жизнь страны, были смелыми и довольно дерзкими, шедшими в противовес давно утвердившимся устоям. Снял ворота с разделительной стены, разрешая смертным жить в верхних районах городов. Создал смешанные обители и классы, даже военные формирования были подвержены этим реформам. В его убийстве обвинили именно смертных. Совет Пяти устроил чистку, убив сотни человек и обвинив их в заговоре и все успокоились. Только вот скажи мне, Димостэнис, зачем было смертным убивать императора, которые для них делал столько хорошего? Они от этого только проигрывали.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился главный советник.

— Больше недовольных было среди знати и высокородных Домов. Сейчас многие недовольны тобой, мой дорогой советник. Особенно те, кого ты лишил насиженных мест, должностей, доходов и самое главное власти. Многие считают, что если бы не ты, я и вполовину не сделал бы того, что я сделал. Что именно с твоей подачи решаются все государственные вопросы. Что ты отстраняешь всю старую гвардию, чтобы легче было управлять мной, а самое главное империей.

Аурино говорил ровно, четко выделяя каждое слово, не отрываясь, смотря на собеседника. Дим легко выдержал этот взгляд. Его совесть была чиста. Он честно и верно нес свою службу императору и другу.

— Ты сам меня об этом просил, — спокойно сказал он.

— Этот яд как именной кинжал. Если ты найдешь, кто покушался на тебя, найдешь виновных в смерти моих родителей. Поэтому я спрашиваю еще раз: что ты знаешь?

Димостэнис тяжело вздохнул.

— В этой истории очень много отрубленных концов, — не лукавя, ответил он. Безумные, вырезающие хьярты, непонятные приюты, похищение Элени, яд этот, а теперь еще и убийство императорской семьи. Слишком серьезно. Он уже не сомневался, чья рука держала клинок, занесенный над ним, но с уверенностью сказать, что та же рука нанесла удар по бывшему императору он не решился бы никогда. — Я пока ничего не знаю.

— Узнай, — резко бросил правитель Астрэйелля, — я очень хочу знать, кто это сделал.

Иланди склонил голову. Что еще можно было сказать?

— Пантерри сообщил, что ты не желаешь его видеть.

— Нажаловался?

Элени несколько раз говорила ему о том, что приходил целитель, но каждый раз он отвечал отказом.

— Обеспокоен твоим здоровьем, — хмыкнул Аурино, не скрывая сарказма.

— Надеюсь, сэй Дайонте не выявил желания меня навестить?

— Думаю только если посмотреть, как ты переходишь за Врата Зелоса, — мрачно пошутил император. — Но, если серьезно: других целителей ты тоже не пускаешь.

— Справлюсь сам, — отрезал Димостэнис.

— Пока не очень получается. Скажу прямо — выглядишь ты отвратно. Проблемы с хьяртом?

Дим вяло махнул рукой.

— Скоро собрание Большого Круга, — произнес император, — ты мне нужен и не в качестве бледной немочи, отпугивающий особо впечатлительных. В полном боевом духе, желательно еще и в теле.

— Ваша забота умиляет, ваше величество.

— Ты мне нужен, — повторил Аурино, — поэтому будь добр разреши свои проблемы с целителями и возвращайся в строй.

Когда за правителем закрылась дверь, Дим еще некоторое время прокручивал в голове его фразу: «ты мне нужен». Почему-то все время казалось, что император опустил одно слово: «пока».

На самом деле его «немочь» была преувеличена им самим. Мазь, которую передала Олайя, хорошо заживляла раны, настойка успокаивала и дарила крепкий сон, уже несколько дней, как хьярт вновь стал ощущаться, и регенерация тканей заметно улучшилась.

Он уже готов был вернуться в строй, как посоветовал его величество, но пока никак не мог понять, как ему реагировать на произошедшее. Димостэнис не сомневался в том, кто стоит за покушением на него, но не знал, как доказать это. К тому же он не понимал причину, по которой советники вызверились на него и начали предпринимать столь активные действия.

Дим откинулся на спинку кресла, в который раз вспоминая свое посещение замка Дайонте. Может все дело в кодексе? В той книжонке, из-за которой он чуть не отправился к Вратам Зелоса. Не зря же там было натыкано такое количество ловушек. Скорее всего защитное плетение, активировавшись, снялось, и кто-то под шумок взял ту тетрадь. Дайонте и весь Совет решил, что это он.

Возможно такое?

Возможно.

Только как ему теперь доказать, что это не он?

Дим встал, прошелся по комнате. Должен ли он кому-то что-либо доказывать? По губам главного советника пробежала хищная улыбка. Лучше подумать, как он на это ответит.

Вечер, шаркнув ножкой, поприветствовал ночь, и та вступила в свои права. Димостэнис бросил еще один взгляд на свод и поднялся из-за стола. Странно, что Элени сегодня не зашла перед сном навестить его, намазать ожоги и напоить отваром. Он уже хотел сам дойти до комнаты сестры, но решил, что нельзя быть таким эгоистом. Девочке тоже нужен отдых.

Дим взял мазь и подошел к зеркалу. Оттуда вынырнуло бледное привидение с впавшими глазами, ввалившимися скулами и розовеющими пятнами ожогов. Аурино был прав. У особо впечатлительных отклик в сердцах можно было найти. Особенно если у кого есть проблемы с этим органом.

Он выпил остатки настойки и улегся в постель. Мягкая дремота смежила веки и, взяв за руку, потащила в мир голубых цветов и зеркальных озер. Долгожданное вознаграждение за дневные мучения. В дверь тихо постучали, спугнув сладкое наваждение. Элени вошла в комнату. Дим не отреагировал, сестра убедится, что ее подопечный спит и уйдет, а он, возможно, еще сумеет вернуться.