Установку пушки на лафет закончили, теперь её заряжали. Грасис смотрел, как засыпают порох, пыжуют, поднимают и закатывают в ствол каменное ядро.

Вот к запальному отверстию поднесли огонь, все закрыли уши… Громыхнул выстрел! Ядро ударило в крепостную стену. Еще несколько таких попаданий и можно надеяться на брешь в стене.

Пушкари суетились, банили ствол, тащили порох. Первый выстрел прозвучал поутру, второй должен был прогреметь к обеду, так долго заряжалось исполинское орудие.

Что же, время прогуляться. Видит Священный Огонь, это не ярмарка в Дестмане! Там есть, на что посмотреть и кому себя показать. Но и стоять истуканом до обеда глупо.

Грасис был в доспехах на случай внезапной вылазки осажденных. Шлем и щит лежали в палатке. Нахлобучить шлем и взять в руку щит – дело недолгое. Облачиться же в кольчугу, кирасу, наручи второпях было делом затруднительным. Потому такой вид имели многие воины в лагере – в железе, но с непокрытой головой. Для привычного к весу кирасы воина невелик труд – походить в доспехе, и пренебрегать такой предосторожностью Грасис считал глупостью и ленью. Фокр, упор для копья, был снят с кирасы. Все равно, если схватка окажется внезапной, то это будет пеший бой. Лишнее железо все ж ни к чему. Проявляя благоразумие, не следует впадать в мнительность, ибо так можно выставить себя посмешищем.

Лагерь только обустраивался. Повсюду сновали плотники, возчики и прочие подлецы. Земля перемешана тысячами ног, сотнями копыт и десятками колес и уже превратилась бы в непролазную грязь, если бы не была настолько полна песком.

Неспешная прогулка вывела Грасиса к шатру барона Зогена. Тот был гостем Ордена. В поисках славы и для приумножения чести рода он прибыл, узнав о близящейся войне. Гости делились на знатных и попроще. Первым честь нужна была сама по себе. Простых же интересовали возможности, которые откроются, буде случится им покрыть себя славой. Поступить в дружину сильного лорда или, чем демоны не шутят, на королевскую службу куда проще, обладая именем или знакомством, каковое также можно свести в походе или бою.

В орденском войске барон Зоген стал самым именитым из гостей. Остальные гости, вышедшие в поход, были мелочью, простыми всадниками, лишь некоторые из них оказались посвященными рыцарями. Однако гости служили Ордену неплохим подспорьем, ибо хоть наемников вокруг довольно, но они требуют за свои мечи деньги. А сундуки братьев-келарей не бездонны.

Возле баронского шатра были накрыты столы и лавки. Зоген жил и путешествовал на широкую ногу. Вина на столы выставили изрядно. Сидящего за ними народу, да и просто стоящих рядом, тоже хватало. Сам хозяин пирушки сидел во главе стола и как раз поднимал кубок, сопровождая его цветистой речью. Барон хоть и невеликий владетель, но известен широко. Правда, в основном не ратными подвигами, а застольными. Видать, этот-то недостаток в славе он и прибыл исправлять.

Грасиса приняли одобрительно, но места на лавке уже не нашлось, и он остался стоять. Ему протянули несколько кубков, один из которых он принял. Пили за успех похода, за здоровье барона и братьев Ордена, за пушку и за свет истинной веры. Было видно, что гулянка началась задолго до первого выстрела, как бы ни сразу по выгрузке из судов. Иные из гуляк уже набрались до такого состояния, что вряд ли отличили бы щит от меча, однако, требовали боя и штурма.

Грасис по обыкновению своему пил с умеренностью. От ученых людей он слышал суждение о необходимости пития вина, дабы не допустить болезни живота, особенно в походе и при плохой воде. Весь опыт молодого друга Ордена говорил тоже самое. Тот же опыт утверждал, что вино полезно, если не терять способности к схватке в любой момент.

К тому времени как пушка была изготовлена к новому выстрелу, участники посиделок уже получили приглашение и к обеду за баронским столом. Тот распорядился все приготовить, пока честная публика будут смотреть стрельбу. Вся толпа повалила в сторону циклопического сооружения – пушки на лафете.

Грасис провозгласил своим собеседникам, что намерен наблюдать, как понравятся ядра стенам крепости, и позвал их с собой на вал. Некоторые согласились с ним, говоря, что удар молнии интереснее грома и что выстрел надо смотреть с вала. Иные возразили, что пушка во время первого выстрела произвела на них столь сильное впечатление, что они желают видеть её вблизи и при втором. На этом публика разделилась, и, когда всё было готово, Грасис снова стоял на валу.

Грянул взрыв, и он был страшен. Казалось, что сама земля раскололась пополам и сейчас рухнет в благодатный огонь своих недр. Пушка разлетелась на куски сама, разметала сооруженный из бревен и земли лафет. Над ухом Грасиса просвистело нечто. Он так и не понял, железо это было, дерево или камень. Друг Ордена устоял на ногах, все ж расстояние достаточно велико. Лишь в ушах его звенело так, будто соревновались все колокола кафедрального собора.

Он бросил взгляд на место, где стоял лафет. Вокруг разорванной пушки ползали люди, которым посчастливилось остаться в живых. Или не посчастливилось, это как посмотреть. Сам Грасис предпочел бы погибнуть, чем жить калекой. Будь он братом Ордена, мог бы рассчитывать на место наставника или келаря в дальнем гарнизоне. Гостей Ордена, ждут по домам. Даже если гость не из именитых, там ему, пострадавшему за истинную веру, обеспечено должное уважение. Друзей же Ордена в случае увечья ждало лишь небольшое денежное возмещение и полная свобода в выборе средства к существованию: хочешь – побирайся, а хочешь – иди в монастырь. Оба пути были бы для Грасиса горше смерти. О возвращении в отчий дом он и не думал. Кому там нужен увечный родственник, пользы с которого чуть, зато возможны претензии на часть невеликих доходов?

За спиной его, меж тем, послышались торопливые шаги.

– Господин Грасис! – закричал один из его слуг, ибо приближался именно он. – Господин Грасис! Пушка разорвалась! Какое несчастье!

А то я не понимаю, что произошло, подумал друг Ордена. О боги, кто смог бы не заметить разрыва пушки? Кто бы не понял, что это несчастье? Какой же он балбес. Зато балбес старательный, усмехнулся Грасис про себя. Прибежал доложить. Уже неплохо, на фоне остальных. Небось, рыщут по округе в поисках разлетевшихся кусков пушки, чтобы сдать в надежде на награду.

– Да, я видел, – просто ответил он.

– Вы целы, мой господин?

– Я цел. Ступай, приготовь обед, я сейчас приду.

Барон Зоген был у самой пушки. Если он и остался жив, ему точно не до пиров, вновь усмехнулся про себя Грасис.

– Да, мой господин, – почтительно ответил слуга, впечатленный хладнокровием воина, думающего про обед, пока в сотне-другой шагов от них ползают искалеченные люди.

Грасис же посмотрел в его сторону лишь, когда слуга направился к лагерю. Он понимал, какое впечатление произвел. То, что и старался произвести.

Ничего, подумал он. За время осады будет много бед, сегодняшний день еще покажется легким перекусом на пиру смерти, когда мы устанем хоронить унесенных лихорадкой и холерой. Осада началась.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда в стойбище Пармуты заметили гостей. Полтора десятка конников ехали по степи в их сторону. Были они не похожи на налётчиков, однако воины собрались и вооружились. Когда отряд приблизился, навстречу отправился Мамута.

– Мир вам! – произнес старший из гостей.

Он ехал во главе. Одет был по степному воинскому обычаю: панцирь, наручи, мисюрка. Мамута решил, что он лет на пять моложе отца. Лицо гостя пересекал шрам от удара саблей. Говорил он дружелюбно, но юноша оставался настороже.

– Мир и вам! – ответил он. – Куда вы держите путь?

– Мы ищем стоянку славного Пармуты! – произнес гость с той вежливостью, на которую способны лишь истинные воины степи. – У нас к нему важный разговор.

– Я провожу вас, – молвил Мамута, потратив на раздумья не больше пяти мгновений.

Пока они ехали к юртам, не было сказано ни слова. Лишь сблизившись с патриархом, старшина гостей произнёс: