Для операции «Золотой Коку» Тацумасе понадобились всего два помощника: Ямабито и мастер Рокусэн, глава фехтовальной школы Лунного Света. Рокусэн владел мечом не хуже, чем старый Иида копьем. К сожалению, последний уже отошел от дел и доживал свой век на покое, в горной обители.

Торжественных проводов Тацумаса затевать не стал — дело было деликатное, но позаботился о том, чтобы войти в подобающее настроение.

На прогулочной лодке, с комфортом, благородный вор спустился по реке Сумидагава в залив, потом закачался на плавных морских волнах. Была первая ночь припозднившихся «сливовых» дождей — прекрасная пора! По навесу суденышка уютно колотили капли, огромный город светился теплыми огоньками, по воде скользили многоцветные блики.

В прибрежной харчевне у мыса Фуцу мастер встретился со своими помощниками. Попили чаю, выкурили по трубке. Надели соломенные плащи, широкие шляпы, грязевую обувь. Предстояло пройти пешком пол-ри.

Впереди шли два сенсея, вели неторопливую беседу. Сзади шлепал по лужам великан.

Разговор у почтенных людей был увлекательный — о неоднозначности такого вроде бы очевидного качества, как глупость.

Повод дал Ямабито. Простаку стало скучно идти молча, и он принялся что-то рассказывать, не сообразив, что из-за дождя впереди идущим ничего не слышно. Рокусэн из вежливости полуобернулся, и Тацумаса обронил: «Незачем. Умный человек иногда может сказать глупость, но дурак никогда в жизни ничего умного не скажет». Мастер Кэндо оказался любителем поспорить. Он заступился за глупцов, заметив, что они по-своему хороши и имеют ряд преимуществ перед умниками.

— Каких это? — спросил Тацумаса, предчувствуя интересную полемику.

— Во-первых, поскольку у глупых людей не развито воображение и они плохо предвидят последствия поступков, среди них гораздо чаще встречаются храбрецы. А во-вторых, глупцы лучше умеют любить, да и самих их любить приятней, чем умных.

Оба тезиса Рокусэн развернул и обосновал, приведя примеры из своей жизни и из литературы. Он был настоящий философ, одно удовольствие послушать.

Через каждые сто шагов помигивали огоньки — это ученики Китодо обозначали дорогу, прикрывая бумажные фонари зонтами. Последним, уже у самого обрыва, ждал Данкити с тележкой для перевозки слитка.

Поклонившись, он попросил взять его с собой на это историческое дело, но Тацумаса с укоризной спросил:

— Разве ты забыл, чему я тебя учил? Всё, что сверх необходимого — лишнее. Жди здесь. Мы недолго.

Ах, как поэтично выглядел вход в Гнездо Морского Ястреба ночью, под звонким летним дождем! Длинный, блестящий мокрым деревом путь в черное Никуда, а внизу белые клочья прибоя, рокотание волн. Пожалуй, ни одна операция Тацумасы не имела столь утонченного антуража. Благородный вор с грустью подумал: такого совершенства, такого идеального сочетания красоты и размаха, мне, пожалуй, уже не превзойти. Да и какой смысл красть, если будешь иметь столько золота? Его за всю жизнь не истратишь. Быть может, уйти из большого Кито, посвятить остаток дней семье, воспитанию сына?

«А как же я? — спросило чувство долга. — Как же ученики?»

Мастер вздохнул, оставив решение на потом. Наступил момент, когда все посторонние мысли следовало удалить. Рокусэн уже скинул плащ и шагнул на доски. Он двигался танцующим шагом, не касаясь перил. В руке небрежно покачивался бокуто, деревянный тренировочный меч. У великого фехтовальщика было превосходное зрение, он видел в темноте, как кошка. А Тацумаса шел очень осторожно, не отпуская бамбуковый поручень. Было жутковато. Ямабито, чей черед наступит еще нескоро, топал сзади своими слоновьими ножищами. Настил скрипел и подрагивал, но, кажется, был прочен. Выдерживает же он Сарухэя со всей его «гвардией», значит, не подломится и под человеком-горой, когда тот потащит на себе тяжелый груз, успокоил себя Тацумаса.

Вот надвинулась темная громада скалы. Еще через несколько шагов пообвыкшееся с кромешной тьмой зрение углядело квадрат чернотой погуще. Это была караульня, а перед нею площадка, на которую выводил мостик.

Хлопнула дверь, замелькали тени. Часовые бодрствовали. Впрочем, Человек-Гора производил столько шума, что разбудил бы и спящего. Пространство осветилось пламенем факелов, и Тацумаса увидел перед низеньким домиком, который одновременно являлся и воротами, плотную кучку людей — два, четыре, шесть, восемь силуэтов.

— Кто тут? — закричали они, видя пока лишь Рокусэна. — Скажи анго!

Будда знает, какое у них было заветное слово, да и на что оно? Рокусэн своей деревяшкой откроет любые ворота лучше, чем ключом.

Тацумаса подошел поближе, но так, чтобы не мешать художнику исполнить его работу, и приготовился насладиться зрелищем.

— Их двое! Нет, трое! — зашумели охранники. — Это чужие! Руби!

Заскрежетали выхваченные из ножен клинки.

Площадка перед караульней была шире мостика, но все же недостаточно, чтобы на ней плечом к плечу поместились восемь человек. «Гвардейцам» пришлось поделиться: четверо ринулись на Рокусэна, остальные пока держались сзади.

Сенсей уже сошел с досок. Двигаясь быстро, скупо, точно, не поднимая свой бокуто, он легко уклонился от рубящих ударов, проскользнул между охранниками первого ряда и остановился перед вторым. Теперь его окружали все восемь противников — и восемь занесенных стальных мечей.

— Кто ты такой?! Что тебе надо?!

Молчание. Только деревянная палка, на вид совсем не страшная, поднялась в позицию хассо.

— Ах, ты так?! Тебе конец!!!

С бешеным ревом они кинулись на Рокусэна все разом. К сожалению, подробностей схватки было не видно — только какую-то сумбурную возню. Слышался звон, крики, шуршание ног. А еще доносились сочные, небесприятные щелчки: чпок, чпок, чпок... Тацумаса считал их. Это деревянный бокуто бил по чугунным башкам. Будто черный пион роняет один за другим свои лепестки — так схватка выглядела со стороны. Вот упал последний, восьмой лепесток, и осталась одна тычинка — худенький, невысокий мастер, изящно застывший с поднятым мечом. «Гвардейцы» валялись на земле оглушенные, но не убитые. Шипя и плюясь искрами, чадили упавшие факела. Подсветка снизу придавала сцене особенно эффектный вид.

— Извините, что так долго, — поклонился мастеру Китодо мастер Кэндо. — Прошу вас. Дорога свободна.

Тацумаса неодобрительно вздохнул. Рокусэн мог бы сначала расправиться с четырьмя первыми противниками, а затем с остальными, однако решил покрасоваться своим искусством. Все-таки правильно про него говорят, что фехтовальщик он первоклассный, но не великий. Истинное величие не нуждается в рисовке.

— Нет, — сказал Тацумаса. — Должен быть еще один, девятый.

И крикнул:

— Осторожно!

Он разглядел в дверях караульни массивную фигуру — невысокую, но неправдоподобно широкую. Это несомненно был начальник охраны, разбойничий «хатамото» Бисямон. Судя по неподвижности и спокойствию, человек серьезный.

Рокусэн быстро обернулся, выставив вперед свой бокуто — и опустил его. Последний из врагов держал руку на боку, но меча за поясом не было. Тем не менее Бисямон сошел по ступенькам и сделал несколько медленных шагов вперед.

Рука поднялась. В ней что-то тускло блеснуло.

Это кэндзю! Точь-в-точь такой же, какой был некогда выкраден с варварского корабля — способный выпустить шесть пуль подряд!

Неужто меня погубит то самое оружие, которое я же в Японию и внедрил, мелькнуло в голове у Тацумасы. Сколь злая, но остроумная шутка кармы!

Широкий рукав «хатамото» исторг яркую вспышку, за ней вторую, третью. Грохот выстрелов, подхваченный эхом, слился в единый оглушительный рокот.

Но Тацумаса напрасно тревожился. С почти неразличимой для глаза скоростью Рокусэн метнулся вправо, влево, снова вправо — и каждый скачок этого стремительного зигзага приближал его к врагу. Четвертой вспышки не было. Деревянный меч вышиб оружие из руки стрелка. Продолжая то же движение, выписал в воздухе щегольскую петлю и легонько коснулся бритой макушки толстяка. Бисямон повалился наземь, будто обрушенная землетрясением пагода.