Пора собирать вещи.

Платья.

Много платьев.

Фрау Кёльнер должна хорошо выглядеть.

Было четыре часа утра, когда «Мерседес-Бенц» подъехал к дому Элисон на Клот-Фэйр-стрит и плавно остановился. Эдвард знал, что ему нужно идти. Просто выйти из машины, пройти по узкой дорожке, усыпанной гравием, и постучать в дверь с рисунком, составленным из цветного стекла. А за дверью его должна ждать Эл, которой через несколько часов предстоит стать фрау Кёльнер. Он всё это знал, но не мог заставить себя выйти из машины.

«Еще 10 секунд», – так он решил, и сделал пару глубоких выдохов. Окруженный сумерками, он медленно и глубоко дышал. Но, досчитав до пяти, и в последний раз ударив по тонкому рулевому колесу «Мерседеса», Милн одним рывком вытолкнул себя из автомобиля. Конечно, он мог бы посигналить. Или Эл могла выйти из дома чуть раньше и подождать его на улице, но Эдвард упрямо хотел зайти за ней, постучать в ее дверь. Поэтому, когда они прощались у этой же двери всего несколько часов назад, после встречи с Баве, он сказал, что сам зайдет за Элисон. Почему это было для него так важно, он и сам не знал, – перед тем, как приступить к выполнению той или иной операции, он «отключал» свои мысли, предпочитая разбираться с ними позже, когда очередной этап задания будет выполнен, и он сможет обдумать все произошедшее наедине с самим собой.

Эдвард приготовился постучать, но что-то отвлекло его. Ветра не было, и не было ни одного звука, который бы мог насторожить его, но он все равно оглянулся. И там, в зимнем предрассветном небе, увидел ее.

Звезду.

Она мерцала и снова пряталась за проплывающим облаком, а в черном небе, в которое близкий восход старательно подмешивал темно-алые краски, ее далекий свет казался чем-то невероятным, нездешним. Милн посмотрел на небо, пригладил волосы и постучал в дверь. Сначала из дверного проема показалась рука с чемоданом, а вслед за ней – вся Эл. Не говоря ни слова, и только коротко кивнув ей, Эдвард забрал чемодан, легко подхватил второй, оставленный у порога, и отнес багаж в машину.

– «Мерседес-Бенц»? – тихо произнесла Элисон, и даже в темноте Эдвард заметил, как от удивления ее глаза стали еще больше.

– Да. Личное распоряжение Баве, – Милн поправил зеркало заднего вида и выехал на дорогу от дома Эшби.

– Но это же модель 770, на таком автомобиле мы не сможем приехать в Берлин незамеченными!

– Как фрау Кёльнер вы должны знать, что незаметность не входит в наши планы.

Элисон расслышала в голосе Милна веселье, но не улыбнулась. Он прав, – ведущий специалист фармацевтической компании «Байер» и его супруга не могут ездить на обычном автомобиле. Но модель, которой пользовался сам Гитлер – это слишком!

Эшби уже хотела поделиться с Милном своими сомнениями, но Эдвард, вернее, Харри, с таким увлечением перечислял характеристики автомобиля, что она не стала его перебивать. Ручная сборка, специальные отсеки для оружия, кожаные сидения, набитые исключительно гусиным пухом, скорость до ста восьмидесяти километров в час…Элисон могла бы удивляться этому чуду техники так же, как ее напарник, если бы все ее мысли не сводились к одному – они едут в Берлин.

В какой-то момент ей стало так страшно, что опустив руку на сидение, она начала беспорядочно водить ладонью по нему, но сообразив, что Эдвард может понять это превратно, смутилась и быстро спрятала руку в рукав пальто. А Эдвард, если и заметил что-то, то это точно не относилось к Эл.

Уже прошло больше трех часов с начала их пути, они выехали за границу Фолкстона и приближались к французскому городу Кале, когда Эдвард решился спросить о том, что не давало ему покоя с того дня, как он узнал в новом агенте МИ-6 Элисон Эшби.

– Элис, мы можем поговорить? – только услышав, как звучит этот вопрос, когда он уже произнесен вслух, Эдвард понял, насколько это глупо.

– О чем? – Элисон ответила слишком быстро, и Милн подумал, что, возможно, она так же, как и он, давно хотела обсудить то, что было между ними.

– О нас.

Фраза пролетела легко, на выходе, и повисла между водителем и пассажиром долгой паузой. Настолько долгой, что Эдвард уже решил, будто не дождется ответа. Но вот Эл, прямо посмотрев на его профиль, прошептала:

– Не надо.

Скажи она что-нибудь другое, любую другую фразу и не таким тоном, он бы просто кивнул и молча продолжил вести машину, но именно этот шепот остановил его.

– «Не надо» чего, Элис?

– Всего. И не называй меня так, пожалуйста. Теперь я – Агна Кёльнер.

– И как Харри Кёльнер я должен знать, что происходит, – Эдвард быстро посмотрел на Элисон, желая приободрить ее, но она только сильнее вжалась в сидение и отвернулась от него, чтобы он не увидел ее лица.

Машина остановилась. Прямо на дорожной полосе, по которой они ехали. Эдвард долго слушал, как всхлипывает Эл, и, положив руки на рулевое колесо, закрыл глаза.

…В Танжере, во время своей первой операции, он едва не подорвался на мине. Его спасло мгновение. Почти такое же, что произошло у дома Эл: звезда в небе. Только в Танжере было много звезд, и он до сих пор чувствовал, как за ним, остановившемся поглазеть на них только на долю секунды, вспыхивает пламя взрыва. Парень из его группы погиб на месте, а его и еще двоих оглушило. Первая контузия. С тех пор он иногда слышит звон в ушах и чувствует как накатывает беспричинный ужас. А еще, с того дня, он всегда оглядывается на звезды, если они светят за его спиной.

Милн очнулся от того, что его трясли за плечо.

Элисон Эшби.

Зовет его по имени и с тревогой смотрит в глаза. Если бы он мог, он рассказал бы ей про звёзды в Танжере. Или в Фесе. В конце концов, они гораздо красивее тех, что светят над Великобританией, так ему всегда казалось. И о них стоит знать. Но время для сказок прошло, из-за Эшби он и так стал слишком сентиментальным. Как будто такая сентиментальность была ему позволительна. Резко отстранив от себя Элисон, Милн повернул ключ в замке зажигания, и они продолжили путь в Кале, где их ждал отдых в гостинице и горячий завтрак.

Кале встретил их поздно вечером. И, словно извиняясь перед ними за долгий утомительный путь, который им пришлось проехать до встречи с ним, усыпал их фигуры пушистым февральским снегом, когда они шли от машины до дверей маленькой гостиницы на улице Рояль, которую позже назовут именем Роже Салангро. Высокий худой метрдотель, увидев поздних постояльцев, без лишних слов вручил им ключ от номера на втором этаже, и когда, наконец, за ними закрылась дверь, Элисон первым делом сняла туфли и медленно начала ходить по ковру гостиной, разминая уставшие ноги. Она была так увлечена этим занятием, что не обратила внимания, как Эдвард, поставив чемоданы на пол, наблюдает за ней. Но когда Элисон взглянула на него, он отвел взгляд и прошел во вторую комнату, в которой была спальня.

– Ты хотел поговорить? – Элисон остановилась в дверном проеме.

– Нет, Агна. Уже нет, – Милн ослабил узел галстука и взглянул на девушку.

Лампа, горевшая в гостиной, освещала ее фигуру со спины, отчего Элисон могла сойти за ангела, неизвестно как слетевшего с неба прямо в этот гостиничный номер. Шелест ее длинной юбки затих где-то совсем близко, и Эдвард почувствовал, что она стоит за его спиной.

– Что ты видел, когда мы остановились на дороге?

Милн вздрогнул и отошел к камину. Он не мог с ней здесь говорить. Поэтому, круто развернувшись, вышел из комнаты, вернулся в гостиную и снова надел пальто. Элисон его поняла. Она тоже подошла к входной двери, оделась и первой вышла из номера. Дверной замок звонко щелкнул им вслед, когда Милн и Эшби выходили из гостиницы. Эдвард долго рассматривал скульптуру Родена в центре пустынной площади, прежде чем заговорил с Элисон.

– Мы должны быть осторожны, Агна, – предупреждая ответ девушки, добавил, – очень осторожны.

– Я знаю…Харри, – Элисон коснулась длинных одежд медных скульптур, и убрала руку, – что я еще должна о тебе знать?