– У меня нет, – оборвал Жигалин.

Лицо у него при этом было такое умиротворённое, словно его совершенно не волнуют подобные «глупости».

– Но… – сбился я. – А вы-то как-то поедете? Куда, кстати? Как мне вас найти, ты в соцсети есть?

– Не-а, – так же невозмутимо мотнул он головой.

И тут я вспомнил, что рассказывала Юля про то, как они общались, и слегка расстроился даже – получается, Жигалин меня просто брил, а я, как ни странно, даже как-то прикипеть уже успел к этой странной парочке.

Некоторое время шли в тишине, если не считать скрипящего под ногами гравия и шума периодически проезжающих мимо автомобилей.

Вокруг был лес, но Ромка уверил нас, что знает дорогу. Пахло соснами, утренней свежестью и прелой листвой. Потом послышался гул рельс и, кажется, даже повеяло креозотом и промёрзшим металлом.

– Я вижу платформу! – воскликнула Юлька.

– Я тебе больше скажу… – тоже расцвёл Жигалин. – Я слышу поезд! Погнали!

Он схватил девчонку за руку, и они рванули вперёд. Несмотря на то, что ещё минуту назад я размышлял, а не отстать ли мне ненароком – всё равно не заметят – я поддался стадному инстинкту и сломя голову деранул за ними.

Мы едва успели заскочить в последние двери, когда те захлопнулись, и состав, дрогнув, тронулся в путь.

– Слушайте, а она точно до Москвы идёт? – пытаясь отдышаться, спросил я ещё в тамбуре.

Жига почему-то стянул с себя шапку, заткнул ею лицо и закатился от хохота, упёршись копчиком в стену и согнувшись едва ли не в три погибели.

– Что с ним? – спросил я Юлю.

Она подёрнула плечами, с улыбкой наблюдая за припадком друга.

– Думаешь, я знаю? Я сама его иногда не понимаю.

– В Москву она идёт, в Москву, – сквозь смех подтвердил он, и через мгновение увлёк нас за собой в ярко освещённый, однако полный хмурых лиц вагон.

Пассажиров оказалось довольно много, что логично: если я не ошибался, сегодня была только среда, и, вероятно, большинство из них ехали на нелюбимые работы. Неприветливые и сонные, они смотрели кто в окно, кто в телефоны, а многие вовсе не проснулись, безвольно болтаясь из стороны в сторону.

Я присматривал для нас места и никак не ожидал, что за спинами вдруг заиграет гитара. Даже вздрогнул от неожиданно пронзившего меня звука. Обернулся – Жигалин стоял в проходе, с инструментом в руках, и, как блаженный, улыбался, глядя куда-то внутрь себя.

Кажется, он вообще один улыбался в этом набитом вселенской усталостью и ненавистью к жизни вагоне. А после недолгого вступления начал петь.

Песня оказалась довольно бодрой и зажигательной и, хотя ни слов, ни мотива я не знал, но уже к первому припеву поймал себя на том, что бессознательно отбиваю ритм по колену ладонью – причём, как приземлился я не помнил – и даже пытаюсь что-то подпевать.

Юля сидела рядом и тоже пританцовывала. А к третьему куплету я заметил, что мы это делаем не одни. Чуть ли не все пассажиры, за исключением пары-тройки самых невыспавшихся, с интересом, кто-то даже с улыбками, смотрели и слушали нашу утреннюю импровизацию.

Закончив одну мелодию, Жига снова без пауз переключился на другую – ту я тоже не знал – и двинулся вперёд по вагону. К моему нереальному удивлению, люди начали совать ему деньги! Кто в чехол от гитары, болтающийся на плече, кто в карманы парки, кто в джинсы. Я даже подумал, что делает он это далеко не в первый раз – так раскованно при этом он выглядел, и настолько тепло приняла его публика.

Однако, как только мы оказались в следующем тамбуре, Рома в который раз меня удивил.

– Офигеть! – воскликнул я, выскочив следом. – Жига, ты красава! И часто ты так по электричкам ходишь?

– Впервые, – он отовсюду выуживал помятые бумажки и мелочь.

Юля принялась помогать.

– Да ладно! Первый раз, серьёзно? Ну, тогда ты мега-крут. Ещё пара вагонов – и нам не только на метро хватит! – выпалил я – и тут же осёкся.

Он бросил на меня такой серьёзный взгляд, что я мгновенно вспомнил – никаких «нас» нет: есть я, а есть они с Юлькой – и меня обдало волной не то досады, не то стыда.

Но Жигалин ответил, продолжая выворачивать карманы:

– А ещё… на жирный… сочный… сытный биг-тейсти! – внезапно заорал он, на глазах переменившись в лице.

От холодности и надменности не осталось и духа. Он словно зажёгся изнутри и зажёг всё вокруг своей безумной энергетикой.

– Да-да-да! – голосил, вцепившись мне в плечо и подпрыгивая на месте. – Обожаю всю эту дрянь! Мак – да?! Ты любишь Мак?!

– Я обожаю Мак! – орал я, заразившись чумовым настроением.

– Ааа!!! Мы будем обжираться гамбургерами и запивать огромной ледяной колой!!!

– А я картошку-фри хочу, – послышалось сквозь наши дикие вопли, резко выбив из обоих накатившую дурь – и мы обернулись на Юлю.

Она почему-то стояла в сторонке, видимо, испугавшись, что мы её затопчем, и как-то жалобно смотрела на весь этот дурдом.

Под ногами грохотнуло, всех нас повело, но Ромео успел подскочить к своей Джульетте. Он буквально впечатал её в себя, и они снова стали целоваться, а я откинулся на стенку и, улыбаясь изнутри, безразлично уставился в глубь вагона.

– Что за песни ты пел? Я таких раньше не слышал, – спросил я, когда мы сошли на платформу.

Начинал накрапывать мелкий дождь, небо набухло, и я очень жалел, что на моей куртке по-прежнему нет капюшона.

– Свои, – коротко ответил Жигалин.

– Да не гони!.. Что, правда?.. – покосился я на него на ходу.

Он был сосредоточен, но успел одарить меня взглядом, в его случае говорящим лучше всяких слов.

– Прикольно, а я думал, Нойз… А я, вообще, рок люблю… Из нашего – «ЛУну», там… «Анимацию»… Слышал песню «Штуки»?..

Он не ответил.

Мы двигались в общем потоке, как я считал, к метро. Рома что-то высматривал сквозь толпу, а мы с Юлей бездумно поспевали следом.

– Значит, ты пишешь музыку? – не унимался я.

– И тексты.

– И ты до сих пор не знаменит?

– Обязательно буду.

Я подумал, что уж чего-чего, а самоуверенности ему не занимать, и покосился на Юлю – слишком уж тихой она казалась сегодня.

– Юль, с тобой всё хорошо?

На сером, измождённом лице показалась вымученная улыбка.

– У неё температура, – просветил меня Жигалин, и тогда я наконец просёк, почему он такой.

У него девушка заболела, а я лезу тут со своими глупостями.

– Нам надо в аптеку зайти, – продолжал он рассеянно. – Она ещё вчера больная приехала… На даче никаких лекарств я не нашёл. К вечеру вроде полегчало, а сейчас снова…

– Да ничего страшного, Ром, – заговорила она слабым голосом и снова начала кашлять.

Я понял, что уже много раз слышал, как она это делает, но как-то не зацикливался, не придавал значения.

– Тогда, может, к врачу? – предложил я.

 Как раз в этот момент мы остановились, Жигалин повернулся к нам, и под его непривычно внимательным и тревожным взглядом я почувствовал себя так, словно ляпнул чушь, и продолжил уже куда менее решительно:

– Ну, можно же к платному пойти. Вдруг у неё пневмония?

После того, как сам переболел, я очень настороженно к этому относился. В больнице тогда узнал, что от пневмонии даже умирают.

Пристально посмотрев сначала на меня, потом на Юльку, Рома вытянул из кармана и пересчитал деньги. Я не приглядывался, но, кажется, там было чуть больше косаря.

– Стойте здесь, я сейчас, – и он мгновенно скрылся в подземном переходе, возле которого мы зависли.

Я, наконец, окинул взором окрестности. Нашёл красный значок метрополитена, до него оставалось метров триста, с противоположной стороны многополосного шоссе узрел зелёный крест аптеки – похоже, Жига метнулся туда. И Юля спросила:

– А ты куда едешь, Максим?

 Я вспомнил, что так и не выведал толком, где учится Алёнка. Всё, что я знал – это то, что поступила она на журфак. Но разве в Москве всего один ВУЗ, где обучаются журналисты? Кажется, в её профиле в соцсети эта инфа имелась, но мой пропавший смартфон сейчас ничем не мог мне помочь.