Была лишь одна мысль – бежать. Бежать и не останавливаться, пока не кончатся силы. А они не имеют права заканчиваться никогда.

Возможно, за мной уже никто не гнался, но я бежал, как сумасшедший, не видя ничего перед собственным носом. А когда силы наконец иссякли, просто рухнул, как подкошенный, в мокрую листву – и выключился.

Воровать мне раньше не приходилось. Голодать – да, но не воровать. Вообще, мама меня нормально воспитывала, как всех порядочных людей воспитывают: старших уважать, младших не обижать, курить и пить вредно для здоровья. Про воровство разговора не было, но я и сам про всё такое в курсе.

Очнулся я довольно быстро, по крайней мере, мне так показалось. Первое, что услышал – это рокот машин. Приподнял голову с сырой земли и пригляделся – в этом микрорайоне я бывал от силы пару раз, и то, давно, и с родителями. Здесь по одну сторону дороги военный городок, а по другую – частный сектор, а до парка, откуда я стартанул, где-то километра четыре.

Я встал, отряхнулся и огляделся по сторонам. Хорошо, сейчас смеркается рано, и никто меня не засёк. Выбрался из кювета на тротуар и ещё раз окинул себя придирчивым взглядом… Вроде бы на бомжа не похож. Одежда хоть и влажная, но не успела перепачкаться сильно, только на куртке, возле кармана, большое жирное пятно. Но если не присматриваться – не заметно.

Почему-то сейчас мне стало просто жутко стыдно. Я достал из этого испачканного кармана свою добычу – большой тёплый беляш, что урвал с одного из раскинутых по случаю дня города шатров со всякой «быстрой» едой. Посмотрел на него презрительно, будто бы этот беляш сам по себе виноват в чём-то, и хотел уже выбросить в урну, но голод дал о себе знать протяжным стоном желудка.

Рот наполнился слюной, и я вгрызся в пресное масляное тесто так, точно это самое вкусное блюдо во всей вселенной. Начинки оказалось совсем мало, а ещё там было столько лука, что меня едва не вывернуло наизнанку, но я всё равно всё съел до последнего кусочка.

Голод не тётка… Интересно, какое там продолжение у этой поговорки?..

Я двинулся вперёд. Справа замелькали кусты, слева – проезжающие мимо машины. Порывы ветра то и дело срывали листву с деревьев и забирались за шиворот, разбегаясь мурашками по спине. Я не знаю, сколько я шёл, но наверное очень долго, потому что успел сгуститься туман, и в конце концов стало так темно, что мне начинало казаться, что я ослеп. От отчаяния спасали лишь редкие фонарные столбы и вспышки фар случайных автомобилей.

Но как только лесополоса, отделяющая город от ближайших садовых товариществ, наконец закончилась, и впереди показались хоть и тусклые, но всё же огни, я вздохнул с облегчением. Теперь-то точно не пропаду. По крайней мере, не сегодня…

Первый раз я сбежал из дома четыре года назад. Пару ночей переконтовался в подвале и вернулся. Если б не вернулся – меня бы, наверное, вообще уже не было, потому что я тогда умудрился воспаление лёгких подхватить. Ещё подумал, помню, что убегать из дома нужно обязательно в тёплое время года, когда на улице, если припрёт, ещё можно переночевать. А тогда конец октября был, прямо как сейчас, самая грязь и слякоть. Ночи уже холодные, и трубы в подвале не греют…

Самое неприятное – это мне потом уколы кололи. Вообще тоска смертная. Сто раз обо всём пожалел. Да и повода, если разобраться, такого уж прям не было. Подумаешь – батя поколотил… Столько мне от него доставалось, причём, и до, и после.

Сейчас мне уже кажется, что это вообще была глупость полнейшая. Вот второй раз – да, такого бы я и теперь не потерпел.

Мне тринадцать исполнилось… Мама что-то в больнице опять лежала. И недели две мы с батей один на один… Он бухал, как обычно, но поначалу меня не трогал. Нажрётся – и в люлю, проснётся – бухает дальше. Только командовал: то пожрать ему принеси, то в магаз сгоняй за пивасом, то на мусорку… то обратно в магаз… А потом я что-то сделал не то, как ему показалось, хотя, на самом деле, это он не то сделал…

Я, короче, курицу в раковину выложил размораживать, ушёл в школу, а когда вернулся, оказалось, что батя воду зачем-то включил. Так она из крана и хлестала, пока соседи снизу не прибежали ругаться. Только батя всех собак спустил на меня. Типа, это мы с курицей виноваты, хотя я уверен, что кран не я отвинчивал. Но ему же не докажешь! Ему же с бодуна пришлось воду с пола чуть ли не ковшиком черпать! В общем, отфигачил он меня сначала ремнём своим армейским, с бляхой… По лицу попал – у меня шрам теперь над губой… А потом ещё эту несчастную курицу стал в меня пихать насильно, чтоб я жрал, прям руками. Ломал её, рвал и в рот мне засовывал.

Тут я и не вытерпел, кое-как вырвался, наспех кроссовки натянул – и пулей из квартиры. Думал, точно никогда не вернусь.

Но потом маму пожалел. И в тот день, когда она из больницы должна была выписываться, встретил её, с сумками помог – отцу же некогда. Вместе домой пришли, батя как раз в рейс собирался. Так об этом моём трёхдневном побеге она и не узнала.

Это, кстати, тоже был октябрь.

Для кого-то, может, и дико, но я-то знаю, что многие мои знакомые примерно так живут. Нет, не у всех, конечно, отцы по-чёрному бухают и на близких рукопашку отрабатывают. Я имею в виду, что какая-нибудь задница почти у каждого.

Например, одноклассник мой, Витя Сидоров – у него вообще мать сумасшедшая. Все об этом в курсе, но никто особо не парится.

Она периодически в дурке отдыхает, потом возвращается – вроде как нормальная. Даже на работу выходит, она у нас в жэке уборщицей… Витя говорит, и еду готовит, и по дому всё делает… И такой, главное, взгляд осмысленный… А потом её по новому кругу крыть начинает: то ей черти какие-то мерещатся, то по тем же, собственноручно вымытым, подъездам она ночами носится. Частенько, говорят, голышом… Соседям, будто бы пожар, названивает. Только кричит она уже не про пожар, конечно, а какую-то ахинею несёт про то, что скоро придут по наши грешные души великие судьи, и что дни наши будут сочтены… Если бы, говорит Витёк, она соседей не тревожила – её бы в психушку, может, и не забирали даже, потому что отец у них, несмотря на всю эту песню, за Валечку свою всегда горой.

Или другой пример – девушка моя, Алёнка. У неё семейство тоже не подарок. Это сейчас она отдельно живёт, в Москве. А когда у предков обитала, частенько такое рассказывала, что даже у меня волосы дыбом вставали. У них мать с отцом вообще собачились по-жесткачу, так, что соседи чуть ли ни каждую неделю ментов вызванивали.

Ещё у одного другана моего, Сани Крапова, бабуля, с которой он живёт, тоже умом, похоже, тронулась. Стала домой с помоек всякий хлам таскать. Саня-то, естественно, всё это дело обратно выгребает, только она пенсионерка, дома сидит, а он то в школе, то на робототехнике, короче, не успевает за ней – и квартира у них потихоньку в полигон ТБО превращается. Плюс, по всему этому поводу у них война с ней ни на жизнь, а на смерть. Доходит до того, что бабуля внука на улицу гонит, типа – фигли ты тут хозяйничаешь? Хата моя, не трогай мои вещи…

В общем, куда ни плюнь – везде хаос и разруха, как говорила наша училка по религиоведению. И в умах, и в сердцах, и на тридцати восьми квадратных метрах.

Я когда об этом думаю, даже радуюсь, что из дома ушёл. Если и загнусь где-нибудь, то хотя бы что-то новое увижу.

Возможно, есть места, где люди живут по-другому… Где воздух не пропитан обречённостью. Где школьники спешат домой даже с двойкой в школьном портале… И смело открывают входную дверь…

Мне бы очень хотелось узнать, что есть некая вторая реальность. Не параллельный мир, а наш, просто живущий чуть-чуть по-другому…

А ещё у меня имеется вполне конкретная цель.