Он вытащил руки и застегнул карман с деньгами на пуговицу.

Матильда послушно несла вахту.

– Вышел, – спустя минуту или две сказала она.

– Замечательно.

Сенк постучал в дверь гаража, за которым они прятались. Ему открыл какой‑то не совсем трезвый абориген в длинном пальто.

– Друг, есть сигареты?

Абориген ощупал себя. С ног до головы. Сенк догадался, что карманов в этом пальто гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. И в любом из них могли быть сигареты.

Матильда пританцовывала, обхватив ручками кирпичи гаража. Там творилось что‑то любопытное. Сенк уже знал, что. Он думал о сигаретах. Сейчас Матильда окончательно потеряет терпение, потянет его за локоть обратно к мастерской и будет весело, вприпрыжку нестись к Тихону, чтобы посмотреть на результат квеста.

Наконец «друг» вытащил откуда‑то из недр волшебного пальто коробку «Парламента» и протянул Сенку.

– Спасибо, – тот вытащил одну, достал из заднего кармана джинсов зажигалку и закурил.

Карманы Сенка тоже таили немало секретов. В том числе и зажигалку.

Сделав несколько неспешных гедонистических затяжек, он вышел за поворот так, словно ни от кого никогда не прятался.

– Пойдем, – бросил он Матильде.

В дверях своего ларька уже стоял задумчивый Тихон. Аки славянская девушка, отпустившая жениха в дальний поход.

Сенк подошел и, щурясь, смерил его взглядом. «Опыт идет тебе на пользу, старина».

Еще одна долгая затяжка.

– Ну, как тебе этот мальчик?

– Сдал квак на ремонт. – Инженер с жаждой косился на сигарету. – Там, походу, только экран чуть треснул, новый надо ставить. Но, если поковыряться, может, еще что‑то придется ремонтировать, – он совсем слегка улыбнулся.

– Ну, этого в гости можно еще звать и звать, – с такой же непринужденной, расслабленной, почти наглой улыбкой вторил Сенк. Кому бы и как он ни улыбался – это всегда завораживало. – Хороший мальчик, но слабый. Его здесь могли просто съесть.

– М-да, – лицо Тихона на секунду стало задумчивым, но потом он будто что‑то вспомнил. – Спасибо тебе, – он скрылся в гараже и тут же вернулся, протягивая Сенку какую‑то деньгу.

– Как в старые добрые времена, – Сенк бросил окурок в сторону и уложил свою – уже вторую – выручку в другой карман джинсов. Который тоже застегивался на пуговицу.

– Да, славное было время, – согласился Тихон, – приходи почаще. И девочку приводи. Пусть уму‑разуму учится.

– Ага… – Сенк оглянулся. Прищурился. Матильды в поле зрения не было. – Девочка! – позвал он. – Девочка, где ты там пропала?

На зов из‑за угла вышла смущенная Матильда.

– Ращу себе замену, – Сенк театрально погладил сестру по голове, от чего та сразу отпрянула и вернула волосы в исходное положение. – Ну, мы пошли.

– Давайте.

Сентиментальный Тихон удалился в свою мастерскую. Сенк развернулся и быстрым шагом направился к выходу. Он еще ощущал на себе эти неприятные взгляды с разных сторон. Тихонов здесь мало, здесь в большинстве своем – пираньи.

Практическое занятие можно считать успешно завершенным.

– Слушай, – Матильда догнала его и быстро начала что‑то говорить вполголоса, – там какой‑то чувак пришел, с виду богатый. И тоже что‑то ремонтировать хочет.

Услышав о «каком‑то чуваке», Сенк остановился. Хотя его спортивный азарт был удовлетворен, а в карманах лежала неплохая сумма, он все‑таки решил поддаться и поощрить пытливый ум.

– Покажи‑ка.

Матильда с готовностью повела его вглубь рынка. Несколько минут ушло на поиски чувака. Наконец они остановились.

– Во! – даже в шепоте слышался восторг.

Сенк уже понял, что его сестра всем своим существом вопиет «и я тоже так хочу!». Он снова прищурился и впился взглядом в человека, на которого она указала.

Это был высокий, средних лет мужчина, одетый в незамысловатое коричневое пальто, безупречно чистые белые брюки и такие же белые штиблеты. Через все лицо – узкие очки без оправы. Сенк даже разглядел бледно‑розовую бабочку на шее. Чувак действительно выглядел небедно.

Он стоял и разговаривал с владельцем ближайшего гаража. Владелец что‑то ему горячо предлагал – так руку и сердце даме не предлагают! – но чувак был спокоен. Он никуда не спешил и улыбался.

Сенк прищурился еще сильнее. Здесь «Альбертом Ланге» не обойтись.

– Нет, Матильда, это пока не твой уровень. С этим надо долго работать. И то не факт, что получится.

Матильда явно расстроилась. Она все равно отказывалась верить, что такой виртуоз, как ее брат, не сможет кого‑то облапошить. Хотя ей хватило бы уже и того, что она видела сегодня. Четверочка. Где‑то так. Может, даже с плюсом.

Сенк шел, погрузившись в ностальгические раздумья. Прищепки сентиментальности (эту метафору Сенк придумал еще в студенческие времена, пытаясь казаться креативным) болтались на тонких складках тканей сердца – хотели откусить по кусочку. Сенк никогда их не скрывал и при случае мог выдать что‑нибудь про «а вот в моей молодости…», потому что хуже сентиментальности может быть только сентиментальность, которую пытаются скрыть.

Перед коваными воротами он вдруг сделал такое кислое лицо, что Матильда забеспокоилась.

– Все в порядке?

Он оглянулся по сторонам.

– Да, в порядке. Просто ты себе не представляешь, как мне сейчас захотелось курить.

К тому времени, как они вернулись домой, погода заметно ухудшилась. Температура упала. Штиль сменился каким‑то зимним ветром. Так и не скажешь, что еще сентябрь.

Сенк, поленившийся одевать что‑то поверх любимого полосатого реглана, начал подмерзать. Он шел, объятый тоской по никотину и погруженный в душещипательные раздумья. Матильда погрузилась в раздумья философские. Ее интересовало, на чем до сих пор держится ее любимая песочница? Чем живут эти люди, которых Сенк презирает и уважает одновременно? На одних только дураках, заблудших овечках с пляжными шортами? Неужели дураков еще так много?

Эта мысль глубоко задела Матильдино представление о мире.

Бульвар Диджеев, пустой и тихий, делился на тротуар, проезжую часть и полосу для деревьев. Так как автомобилей у жителей Окраины – ввиду их материального положения – не было, по бульвару катились только автобусы, троллейбусы и маршрутки, возившие бедняков в Центр и обратно.

Сенк смотрел себе под ноги. Отдавшись на растерзание ностальгии, он вспоминал те самые славные времена, когда он тоже играл. Когда ему тоже было весело. Когда от его игр зависело, будет его семья голодать или нет. Когда он, горячий, молодой, неопытный, ломал такие дрова, в которых теперь ни под какими пытками не признается. Дров было много. Но и побед было много. Чем‑то ведь он заработал себе репутацию легенды.

Матильда прокручивала в голове все услышанные сегодня слова и анализировала. Ошибок вроде нет. Напутствие «никогда не ври» выполнено безукоризненно. Сенк очень лелеял эту честность. Только из собственного желания не падать. Ни в коем случае не падать. А потому – никого не бояться. Матильда подозревала, что в теневом бизнесе честность играет роль подушки безопасности. Если тебя хоть раз поймают на лжи, то все, что было сказано тобой в контексте этой лжи – даже если оно истинно, – будет использоваться против тебя. Все, что ты когда‑либо говорил, объявят ложью. Благородству конец. Поэтому Матильда давно усвоила, что лгать нельзя. Достаточно лишь осознать многогранность правды. Провокационные вопросы – это не ложь. Гипотезы – это не ложь. Опасения – это не ложь.

За свои нечастые визиты на Черный Рынок она уяснила ту негласную разницу, которая отделяет ее брата от остальных продавцов техники. Для них, как говорил сам Сенк, нет ничего святого. Есть, конечно, и акробаты, но они не следуют никаким нравственным принципам – они боятся наказания за ложь. Только и всего. Они готовы идти по головам и до кровавых рек драться за свою долю везения, за деньги, которые им никто никогда не отдаст просто так. Они выживают по‑своему. Сенк искренне им сочувствовал. Но сам он, подобно самураю, скорее уйдет со сцены навсегда, чем позволит себе поступить низко. Моральная сторона бизнеса была для него чуть ли не так же важна, как меркантильная. Это и отличало его от здешнего племени.