– Куда? – Матильда умоляюще застонала.

Сенк уже успел вернуть себе душевное равновесие и окончательно успокоиться.

– Давай лучше я верну их в реку. Там им будет сподручней.

Иногда предложение альтернативы звучит как предложение сдаться.

– Ну давай… – эта фраза должна была выразить всю безысходность ситуации, которой, скорее всего, не случилось бы, если бы Сенку не суждено было захотеть в туалет. Матильда прикинула, что река – еще не самый плохой вариант. Уж во всяком случае, если сравнивать со сковородой и пюре.

Сенк, чуть размахивая ведром, вышел из квартиры и спустился в подъезд. Какой сегодня день? Суббота. Слово «суббота» отдавалась в его голове базарным днем. Суббота когда‑то была самым интересным раундом недели. Потому что по субботам в городе Ж открывается Черный Рынок.

На улице было пасмурно. Сенк пожалел, что не переобулся в ботинки: асфальт был сырым и холодным, и потертые тапочки годились только для того, чтобы визуально не казаться босым. В серой полосатой кофте сейчас сложно замерзнуть и ночью, но только при наличии адекватной обуви.

До реки отсюда метров пятьсот. Она текла, собирая пластиковые бутылки со всего города, вдоль Западной Окраины. Чтобы попасть туда, достаточно было пересечь двор и обогнуть окаймляющие его дома. Рыбаков наверняка уже не счесть, и у каждого – плохой улов. Река беднеет с каждым годом.

Сенк обошел подъезд и постучался в узенькую дверь дворницкой. Вместо дворника, как ожидалось, открыл беспризорный паренек Евгений. Серая шапочка, серое пальто, потрепанное и без одной пуговицы, лицо небритое и немного грязное. Взгляд потерянный.

– Доброе утро, – бодро поздоровался Сенк, – на рыбалку ходили?

Евгений закашлялся.

– И вам не хворать. Ходил.

– Ну и как?

Евгений развел руками.

– Никак.

– Я тут подумал, – Сенк еще раз оглядел ведро, в котором затаились несостоявшиеся Матильдины друзья, – я тут вам к обеду как раз рыбы хотел предложить. Кто знает, может, вы такую любите. – Он протянул ведро бомжу. Евгений при виде еды сразу растаял.

– Красавцы… прям как я сегодня наудил. Представь себе, какая‑то сволочь все с***дила! Поймал такого же, – он вытащил окуня за хвост – окунька, и еще мелочи всякой, только отлучился по нужде – и все! Пусто!

– А я и думаю, с чего вдруг рыбный мужик так дешево продает, – Сенк с улыбкой изобразил удивление. Он глядел на собеседника так, словно этот бомж был самым дорогим для него человеком.

– На базаре?

– Ага. Хотел купить нам с сестрой на обед, а тут тетка из деревни приехала, не переносит запаха рыбы. Возьмете?

– Премного благодарен, – бомж с радостью взял ведро.

– Всего вам доброго и прекрасного, – Сенк с той же непринужденной, гипнотизирующей улыбкой направился обратно. На лестнице он вспомнил, что дворника, который раньше жил под лестницей, до сих пор не нашли.

В учебном лагере «Ёжики», куда следовало бы ходить всем детям округа, Матильда не появлялась уже больше года. После реформы государственная система образования в городе Ж стала напоминать юнкерские училища. Все школы, лицеи, гимназии, колледжи были переформированы в учебные лагеря с акцентом на том, что дети должны привыкать взаимодействовать с окружающим миром. А окружающий мир – это система государственных органов города Ж. Дети должны привыкать быть частицами этого мира. Частицами механизмов, с помощью которых государство решает свои проблемы. Эту роль почему‑то считали почетной. Университеты были более либеральными к своим подопечным. Предполагалось, что в них будут учиться дети политиков. А дети политиков – это такие дети, которые вершат судьбы своих учителей. Поэтому раздражать и ограничивать их в самовыражении нельзя.

Учебные лагеря для детей от пяти до пятнадцати лет, напротив, отличались консерватизмом. Потому что сюда не попадают отпрыски влиятельных особ. Потому что это не так комфортно, как учиться дома с педагогами или вовсе за рубежом. Потому что это воспитывает склонность подчиняться, а не склонность влиять. Ведь именно отсюда выйдут будущие странные женщины в клетчатых юбках. Здесь они пройдут свою первую закалку. Как поется в старой песне, – «уютные лесные тюрьмы для детей». Только располагались они не в лесу, а в городе.

Целью учебных лагерей было усмирить дикий нрав своих узников, так как философия педагогики гласила, что дети по природе своей – ленивые, слабые, склонные к разрушению создания. И лишь строгий контроль и дисциплина могут сделать из них что‑то похожее на человека. На тех людей, которые наводняют город Ж и платят налоги в казну. Покидая учебный лагерь, заготовка должна знать, куда она пойдет работать, что она за это получит и как ей взаимодействовать с другими заготовками. На входе имеем необработанное сырье, на выходе получаем полуфабрикат. Это называется «вывести в люди».

Процесс обучения устроен так, чтобы впихнуть в головы юных чингачгуков максимальное количество информации в максимально сжатые сроки. Это рационально. Это полезно. Это нравится их родителям. Оказываясь в обществе малознакомых людей или куря у подъезда с соседями, они как бы между делом говорят: «А мой Роджер такой молодец. Он выиграл олимпиаду по французскому языку и чемпионат по плаванию, а на следующей неделе начинает подготовку к конкурсу поделок из папье‑маше…» Публика завистливо улыбается. Родитель купается в лучах славы своего чада.

По мнению философии педагогики, идеальный ребенок – это такой ребенок, который делает то, что от него хотят. Хотят от Васи прочитывания ста слов в минуту – он их читает. Вася – гордость мамы и папы и надежда отечества. И если что-то идет не по плану – нужно возвращаться в начало и исправлять ошибку. Нужно популярно объяснить Васе, что сто слов в минуту – это обязательно, это жизненно важно. А лучше – сто пятьдесят. Раз за разом переписывать, перекраивать, переделывать, пока сознание заготовки не придет в соответствие со стандартами. Потому что если ребенок не соответствует стандартам – значит он дефективный.

Праздник первого сентября для Матильды каждый год оборачивался катастрофой. Как только ей исполнилось пять лет, Сенку пришло уведомление по почте – повестка на газетной бумаге – о том, что его сестра призывается пополнить ряды воспитанников ближайшего учебного лагеря в сентябре этого года. Посещение лагерей в городе Ж принудительное – делать нечего, пришлось идти. Кроме того, перед этим важным мероприятием все дети – также принудительно – проходят государственный IQ‑тест. Вопросы на логику, на память, тест на стандартное мышление. И если вы с ним не справитесь – черта с два вас оставят в покое.

Вспоминая свое детство, Сенк предвидел, какое разочарование ждет Матильду. Наивное, любознательное существо, которое только‑только научилось читать, писать, считать и решать квадратные уравнения (угадайте, чьих рук дело), – она думала, что нырнет в океан открытий и с радостью в нем утонет, как обещали агитационные плакаты лагеря. «В бой за новыми знаниями!» – кричали они. Это внушало энтузиазм. Все красиво, по‑взрослому, одеты. Обвешаны цветами. У всех нарядные новые туфли. К тому же, самые смышленые девочки, по традиции, первого сентября катаются на плече у взрослого дяди и звонят в колокольчик. И вечеринка начинается. Естественно, Матильда вознамерилась стать этой самой звонящей девочкой – в том, что она самая смышленая, сомнений не возникало. Осталось только убедить в этом остальных – они ведь тоже неглупые, и поймут, что именно она должна звонить в этот день.

Матильда никак не могла понять, почему ее брат – такой большой и умный – с презрением относится к этому заведению. Ведь учебный лагерь – это же здорово. По дороге они купили букет пионов для учительницы, Сенк пробормотал напутственную речь. «Постарайся вести себя спокойно. Взрослые не любят, когда с ними спорят. Даже если знают, что не правы. Когда ты вырастешь, вокруг будет уже другой мир. Меня рядом не будет. Поэтому привыкай жить с пониманием, что все вокруг могут ошибаться. Постарайся не делать глупостей. Знания – они как река. Представь, что я жду тебя на том берегу…» Сентябрь блестел солнцем в лужах. Все, что нужно для счастья, есть. Белая блузка. Юбочка в полоску. Портфель, тетради и целая куча фломастеров. Новых. Не таких, которыми пару дней рисуешь, и на третий они высыхают. А таких, которыми хоть год, хоть два года рисуй дни напролет – они все как новые. «Лизнешь – мне потом придется забирать тебя из городского морга», – предупредил Сенк, когда покупал ей эти фломастеры. Химический состав канцелярских товаров ему не нравился. «Я не маленькая, чтобы учить меня лизать фломастеры», – огрызнулась Матильда. Она ненавидела, когда кто‑то делал ей замечания, предназначенные двухлетним. Да и в морге она уже не раз бывала – одна из родственниц там работает – и ничего страшного не увидела. Вам когда‑нибудь вредили покойники? Было бы чего бояться.